[bbvideo=560,315]https://www.youtube.com/watch?v=CbSjNO6HYIQ[/bbvideo]

Дмитрий Бобышев
ПОЗДНИЕ СВИДАНИЯ

От фужеров, от – дзынь! – с юбилярами
рвался в пропасть, которую он
звал то Хельгой, то Ольгой, то Ларою
облапошенно, вусмерть, в разгон...

Да конечно влюблен, что опошлено.
– Перекличу слова, как Адам,
но тебя – их с ухмылками полчищу –
ребряную мою, не отдам.

– Почему, ради швали и убыли,
даже ряженым обликом лги, –
как по делу куда, не подумали б:
прорезиненный плащ, сапоги...

То, что любящим – веянье вечного;
подглядевшему – низость и грязь...
Что ж грешнее, и что тут увечнее:
нагость их или тот наглый глаз?

Мчался Вертером, ветром и Фаустом,
на заборы косясь: не следят?
Тыкал в тело навыхват ухватистым,
эксгумированным, как солдат.

– Почему: что для любящих высшее,
или как-либо с высшим на – ты,
то позорится, на люди вылезши
через под наготы – красоты?

Обнаженьем омыв унижения,
сняв касанием всю эту ржавь,
удивлялся себе ж: – Неужели я
и любим, и еще моложав?

Ведь она, как, не знаю, – соломинка,
и распахнута без экивок,
вся – охапка сияния ломкого,
теплоты и расплыва глоток.

И ладонями, пальцами зрячими
всю до сердца ее прозирал.
– То – душа этим телом означена.
Это ж твой, идиот, идеал.

– Так рисуй! Но не слезно-щипательно,
а как если б совсем не знаком:
то, что выпукло, – кистью и шпателем;
волосянку – всегда колонком.

Рисовал, и совал, и размазывал,
в ухо – глупости жарко влагал,
обожал ее розовым разумом.
Даже имя лизал по слогам.

Звук ли, абрис ли? – Охра горшечная,
что скрестил я с текстурой холста, –
ты сестра мне по жизни, ты – женщина,
выйди в поле пустого листа.

Пусть отравятся все – и по-разному...
Но, отправясь к иным берегам,
я красу на прощанье отпраздную,
и – такую – пущу по рукам.

Урбана, март 1990