Как приятно найти отражение...
Человека со схожими смыслами...
Где в поступках не ждешь искажения...
С кем живешь и целуешься мыслями...

© Серж Гудман

Из вереска напиток
Забыт давным-давно.
А был он слаще меда,
Пьянее, чем вино.
В котлах его варили
И пили всей семьей
Малютки-медовары
В пещерах под землей.

Пришел король шотландский,
Безжалостный к врагам,
Погнал он бедных пиктов
К скалистым берегам.
На вересковом поле
На поле боевом
Лежал живой на мертвом
И мертвый - на живом.

Лето в стране настало,
Вереск опять цветет,
Но некому готовить
Вересковый мед.
В своих могилках тесных,
В горах родной земли
Малютки-медовары
Приют себе нашли.

Король по склону едет
Над морем на коне,
А рядом реют чайки
С дорогой наравне.
Король глядит угрюмо:
"Опять в краю моем
Цветет медвяный вереск,
А меда мы не пьем!"

Но вот его вассалы
Приметили двоих
Последних медоваров,
Оставшихся в живых.
Вышли они из-под камня,
Щурясь на белый свет, -
Старый горбатый карлик
И мальчик пятнадцати лет.

К берегу моря крутому
Их привели на допрос,
Но ни один из пленных
Слова не произнес.
Сидел король шотландский,
Не шевелясь, в седле.
А маленькие люди
Стояли на земле.

Гневно король промолвил:
- Пытка обоих ждет,
Если не скажете, черти,
Как вы готовили мед!
Сын и отец молчали,
Стоя у края скалы.
Вереск звенел над ними,
В море - катились валы.

И вдруг голосок раздался:
- Слушай, шотландский король,
Поговорить с тобою
С глазу на глаз позволь!
Старость боится смерти.
Жизнь я изменой куплю,
Выдам заветную тайну! -
Карлик сказал королю.

Голос его воробьиный
Резко и четко звучал:
- Тайну давно бы я выдал,
Если бы сын не мешал!
Мальчику жизни не жалко,
Гибель ему нипочем.
Мне продавать свою совесть
Совестно будет при нем.
Пускай его крепко свяжут
И бросят в пучину вод,
А я научу шотландцев
Готовить старинный мед!

Сильный шотландский воин
Мальчика крепко связал
И бросил в открытое море
С прибрежных отвесных скал.
Волны над ним сомкнулись.
Замер последний крик...
И эхом ему ответил
С обрыва отец-старик.

-Правду сказал я, шотландцы,
От сына я ждал беды.
Не верил я в стойкость юных,
Не бреющих бороды.
А мне костер не страшен.
Пускай со мной умрет
Моя святая тайна -
Мой вересковый мед!

Остались шотландцы без сладкого...

[bbvideo=560,315]https://www.youtube.com/watch?v=VqzLZaCWNPA[/bbvideo]

Апрель

В старый город пришёл Апрель. Из плаща сыпал снег и град. Вечерами пил морс и эль, ел чернику и виноград. Просыпался часам к пяти. Иногда – к четырём и трём. Был огромный как синий кит. И любил рисовать углём.

У Апреля был верный друг. Его имя, конечно, – Март. У него было тридцать штук (или сорок) игральных карт. Март любил бергамот и «Сплин», ездил в Лондон и Петербург. Он был рыжий как апельсин, разноцветный как летний луг. Вместе с ним приходил Февраль. Приносил арманьяк и сыр…

…до рассвета горел фонарь.

И Апрель выходил босым, завернувшись в короткий плащ. Допивал из бутылки эль. И чеканил футбольный мяч о большую сухую ель. Напевал ДДТ под нос и смотрел, как горит рассвет. Вспоминал, что конечен пост уже тысячи длинных лет. Небо цвета как карамель отражалось в потоках рек.

В старый город пришёл Апрель.
В старом городе выпал снег.

Джек Абатуров

Чаепитие
«Сегодня ночью снился мне Петров.
Он, как живой, стоял у изголовья.
Я думала спросить насчет здоровья,
но поняла бестактность этих слов».

Она вздохнула и перевела
взгляд на гравюру в деревянной рамке,
где человек в соломенной панамке
сопровождал угрюмого вола.

Петров женат был на ее сестре,
но он любил свояченицу; в этом
сознавшись ей, он позапрошлым летом,
поехав в отпуск, утонул в Днестре.

Вол. Рисовое поле. Небосвод.
Погонщик. Плуг. Под бороздою новой
как зернышки: «на память Ивановой»
и вовсе неразборчивое: «от...»

Чай выпит. Я встаю из-за стола.
В ее зрачке поблескивает точка
звезды — и понимание того, что,
воскресни он, она б ему дала.

Она спускается за мной во двор
и обращает скрытый поволокой,
верней, вооруженный ею взор
к звезде, математически далекой.

Иосиф Бродский, 1970 г.

Помню я тебя ребенком,
Скоро будет сорок лет,
Твой передничек измятый,
Твой затянутый корсет.
Помню,бегая по саду,
Ты сказала мней тайком:
"Развязи корсет мне сзади,
Не могу я бегать в нем.
Весь исполненный волненья,
Я корсет твой развязал,
Ты смеясь убежала,
Я ж задумчивый стоял.

А.К. Толстой (цитирую по памяти, может и не точно - лет 40 назад читал).

То была ночь у Сантьяго, и, словно сговору рады,
вокруг фонари погасли и замерцали цикады.
Я сонных грудей коснулся, последний проулок минув,
и жарко они раскрылись кистями ночных жасминов.

А юбка, шурша крахмалом, в ушах звенела, дрожала,
как полог тугого шелка под сталью пяти кинжалов.
Врастая в безлунный сумрак, ворчали деревья глухо,
и дальним собачьим лаем за нами гналась округа.

За голубой ежевикой, у тростникового плёса
я в белый песок впечатал её смоляные косы.
Я сдернул шёлковый галстук, она наряд разбросала.
Я снял ремень с кобурою, она — свой корсет развязала.

Была нежна её кожа, белей лилейного цвета —
и стёклам в ночь полнолунья такого блеска не ведать.
Испуганно бедра бились, как пойманные форели,
то лунным холодом стыли, то белым огнём горели.

И лучшей в мире дорогой до первой утренней птицы
меня этой ночью мчала атласная кобылица...
Тому, кто зовется мужчиной, не скромничать не пристало.
И я повторять не стану слова, что она шептала

В песчинках и поцелуях ушла она на рассвете,
а гневные стебли лилий клинками рубили ветер.
Я вёл себя так, как должно, цыган до смертного часа -
я дал ей ларец на память и больше не стал встречаться,
запомнив обман той ночи в туманах речной долины —
она ведь была замужней,
а мне клялась, что невинна.

zen писал(а): цитирую по памяти, может и не точно

Песня была популярная в перестройку. С тюркским переводом. Текст Козьмы Пруткова (А. Толстой).
[bbvideo=560,315]https://www.youtube.com/watch?v=cBQO9WOI2vU[/bbvideo]

kaylas писал(а): Песня была популярная в перестройку. С тюркским переводом

первый раз слышу, но прикольно :)