zen писал(а):

IrakliGe писал(а):Совершенно другой",это неправильное определение

Я имел ввиду влияние турецкого языка.

много тюркизмов

Симон писал(а):много тюркизмов

Это естественно и это в общем-то мелочи. А вот влияние на грамматику, синтаксис - это интересно. Вот, например, тюркские и финоугорские языки интересно повлияли на русский- в нем выпал глагол связка в настоящем времени - я учитель (вместо I am teacher, (ja) jestem nauczyczylem, (yo) soy profesor), исчез глагол "иметь" в конструкции (I have got a car, mam samochod, tengo un automovil) - как во всех индоевропейских языках, в место этого говорят "у меня есть" - как тюркских и финоугорских, ну т.п.

zen писал(а):Вот, например, тюркские и финоугорские языки интересно повлияли на русский- в нем выпал глагол связка в настоящем времени - я учитель (вместо I am teacher, (ja) jestem nauczyczylem, (yo) soy profesor), исчез глагол "иметь" в конструкции (I have got a car, mam samochod, tengo un automovil) - как во всех индоевропейских языках, в место этого говорят "у меня есть" - как тюркских и финоугорских, ну т.п.

Ого! это у вас достоверная информация? Впервые слышу об этом и очень интересно.

Mariletiko писал(а): Ого! это у вас достоверная информация? Впервые слышу об этом и очень интересно.

Это не информация, это - личные наблюдения. Впрочем это даже очевидность. Просто она бросается в глаза тем, кто владеет русским, каким-либо индоевропейским и языком урало-алтайской семьи. Я раньше увлекался компаративной лингвистикой и все время считал. что это будет мой профессией, но другие интересы оказались сильнее. Но это - другая тема.

О лазском сепаратизме.
Карты Флаги

"Тот народ, который, по его словам отличается наибольшей воинственностью и непримиримой враждой к трапезунтцам, он называет дрилами, а по моему мнению, это – санны: они и до сих пор очень воинственны, непримиримые враги трапезунтцев и живут в укрепленных местечках; народ этот не имеет царей..."

Арриан
"ОБЪЕЗД ЭВКСИНСКОГО ПОНТА"

(ΠΕΡΙΠΛΟΥΣ ΕΥΞΕΙΝΟΥ ΠΟΝΤΟΥ)

"В большинстве своем лазский народ непокорен и упрям. В настоящее время все они янычары — по рождению дети воинов и сами воины."

ЭВЛИЯ ЧЕЛЕБИ
КНИГА ПУТЕШЕСТВИЙ

"Жители [Трабзона] добрые и удивительно дружелюбные люди, но крестьяне Лазики очень упрямы. У них другой говор, слова и выражения, непонятные даже трабзонским жителям, и нужно переводить [на турецкий]. Здесь были записаны забытые [ныне] стихи Чичуа и Чхетиа:

Тун заригон табинчаро,
Томор фонда паликаро.
Апхаинга гуза топа,
Кепха пайес тохмаму.

Но язык лазов не поддается перу, невозможно его записывать — очень странный язык.

Большинство этого народа моряки. По реке Чорохи они доходят до Мегрелистана и оттуда приводят пленников."

ЭВЛИЯ ЧЕЛЕБИ

[youtube][/youtube]

[youtube][/youtube]

"Селение Харт, раскинутое на крутых высотах, охранялось несколькими башнями, которые, ютясь по крутизнам, обстреливали перекрестным огнем все подступы;...
Мертвая тишина царила в деревне и давала мысль, что неприятель застигнут врасплох. Но едва роты бросились на приступ, как лазы, давно уже бодрствовавшие, встретили их почти в упор таким метким ружейным огнем, что потеря на первых же порах оказалась весьма значительной. Тем не менее, войска ворвались, и удар их был так стремителен, что роты, выбив неприятеля из крайних домов, проникли почти до половины деревни. Но тут успехи их остановились: бой пошел одиночный, и войскам посреди узких, глухих переулков, на каждом шагу преграждаемых саклями, пришлось вести десятки отдельных штурмов. Напрасно гренадеры, прикладами выбивая двери, врывались в эти подземные жилища, лазы перебегали в другие, и солдаты опять встречали перед собой те же преграды, ту же отчаянную защиту. Бурцев скоро убедился в невозможности овладеть селением с теми слабыми силами, которые находились в его распоряжении, но отступать не хотелось – все еще мелькала надежда вот-вот появится колонна Засса. Но проходили часы, Засс не являлся, а жестокий огонь, направляемый из бойниц в упор, не давал между тем солдатам ни шагу подаваться вперед. Роты стали расстраиваться. Офицеры напрягали все силы, чтобы привести их в порядок и поддержать в них мужество. Сам Бурцев, находившийся в передних рядах, время от времени брал в руки ружье, и, выстрелив без промаха, говорил солдату: “Вот, братец, как надо стрелять!” – и солдат с любовью глядел на начальника, наравне со всеми подвергавшего себя опасности. Всем памятна фигура старого священника Херсонского полка Николая Шиянова, явившегося в эти минуты с крестом в руках, чтобы подкрепить слабевшие силы людей высоким словом молитвы. Но если человеческому духу нет на земле пределов, то физические силы имеют свои границы, и три слабые роты, самоотверженно смотревшие в глаза неминуемой смерти, все-таки не могли сломить отчаянной защиты тысячной массы врагов, гнездившихся небольшими кучками в каменных подвалах. Напрасно артиллерия громила селение: легкие снаряды ее не пробивали стен, а сама она, между тем, несла большие потери. Орудия стали стрелять все реже и реже и скоро замолчали совсем, когда прислуга их почти вся была перебита. Бой, хотя уже безнадежный, все еще продолжался, как вдруг около десяти часов утра показались большие неприятельские толпы, которые, огибая деревню, стали заходить в тыл русским. Теперь, в случае дальнейшего упорства, отряду грозила неминуемая гибель, и Бурцев приказал отступать. С трудом, штыками прокладывая путь, выбирались солдаты из переулков и строений, но неприятель наседал так горячо, что большую часть раненых пришлось оставить в руках разъяренных лазов.

Выходя из деревни, Бурцев приказал армянской сотне конно-мусульманского полка, случившейся у него под рукой, броситься в сабли, чтобы задержать преследование. Сотня тронулась, но тотчас же остановилась. Заметив колебание, Бурцев сам подскакал к армянам, ободрял, упрашивал, грозил им – все было напрасно; а тем временем лазы стеной валили вперед и уже овладели русской пушкой. Подоспевшая рота херсонцев выручила ее штыками, и отряд, после пятичасового боя, отошел на старое татарское кладбище, лежавшее в двухстах саженях от деревни. Здесь, под охраной каменной ограды и частых могильных памятников, представлявших собой лабиринт не хуже хартовских улиц, отряд по крайней мере мог отдохнуть и оправиться.

Был уже полдень. Положение Бурцева становилось критическим, так как вновь подходившие лазы все гуще и гуще занимали высоты, лежавшие влево от Харта и, казалось, готовились штурмовать кладбище. К счастью, в эту-то роковую минуту показалась, наконец, вдали давно ожидаемая запоздавшая колонна Засса. Приближение свежих сил воодушевило всех новым мужеством. К Зассу тотчас поскакал офицер с приказанием заходить в тыл неприятелю, занявшему высоты; пехота Бурцева двинулась туда же с фронта, от стороны кладбища, а весь конно-мусульманский полк на рысях стал огибать правый фланг неприятеля. Взятые с трех сторон, лазы засели в оврагах, в расщелинах скал и защищались отчаянно. Ожесточенные невиданным после Ахалцихе сопротивлением, гренадеры никому не давали пощады, и неприятель, не выдержав наконец этой страшной резни, стал отступать. Защитники Харта, выславшие на подкрепление прибывших лазов большую часть своих сил, теперь уже не могли рассчитывать удержать за собою деревню и, покинув ее, торопливо уходили в неприступные горы.

Бой уже затихал. Страшно надорванные несколькими часами рукопашной свалки, силы борцов истощились; отступающие толпы редели, слабо меняясь выстрелами с русской цепью. “В это время,– рассказывает очевидец,– гренадеры заметили, что один старик с белой по пояс бородою и с большим значком в руках стал отставать от толпы. Бурцев, как всегда находившийся впереди, видя, что добыча ускользает от усталых солдат, дал шпоры своей лошади и наскочил на лаза; пугливый конь, однако, бросился в сторону и удар пришелся по воздуху. В это время фельдфебель Князьков, бежавший у стремени Бурцева, хотел ударить лаза штыком, но тот увернулся, и Князьков дал промах. Бурцев занес во второй раз саблю, но в это время лаз выстрелил из пистолета почти в упор, и хотя Князьков в то же мгновение поднял его на штык, но уже поздно для Бурцева: пуля пробила ему грудь, и дрянной пистолет убитого лаза достался печальным трофеем Князькову”.

Василий Потто. "Кавказская война. Том 4. Турецкая война 1828-1829гг."

Глава XXIX. В стране лазов

"МЫ БЫЛИ ВЫСОКИ, СВЕТЛОВОЛОСЫ ...
(из турецкой поэзии XV века)

Однажды мы приехали в город с крепостью на горе. Но, с другой стороны, у какого турецкого города нет крепости на горе? Было совсем темно, а потому ничего не видно. Наощупь мы набрели на большой открытый ресторан на берегу моря.

В ресторане гуляла свадьба, по здешним понятиям очень скромная: всего-то на 400 человек. Народ весе лился, оркестр оглушительно играл музыку. На столах стояло угощение: бутылки с фантой и водой. "Что это вы так скудно угощаете гостей?" - спросили мы у молодых. "Они же не есть сюда пришли!" - был ответ. Неожиданно все кинулись дарить подарки. Жениха и невесту поставили рядом, обмотали длинной лентой, и гости по очереди прикалывали к ней бумажные деньги. Через полчаса молодые стояли, как дерево - в листьях с головы до пят. "На дом хватит", - радовались родители.

Странные люди собрались на эту свадьбу, нетипичные какие-то. Были они высокие, светловолосые и голубоглазые, говорили как-то по-грузински и плясали лезгинку.

"А вы, собственно, кто?" - спросили мы у них. "Лазы", - был ответ. Тут мы поняли, что добрались до страны лазов - древней Колхиды, где в священной роще раньше висело на дереве золотое руно."

http://www.ice-nut.ru/turkey/turkey009.htm