Форум о Грузии

Дмитрий Быков

Порой, когда лед оплывает под солнцем полудня
или вешний поток устремляется вдоль бордюрца,
меня накрывает простое, мирное, подлое,
очень русское, кстати, чувство — все обойдется.

Точнее, чувств этих два, и оба довольно русские.
Душа без них сиротлива, как лес без птиц.
Неясно, с чего я взял, что скоро все будет рушиться —
и с чего решил, что все должно обойтись.

Вероятно, российский декабрь в завьюженности, застуженности,
и солнце — оттиснутый на морозном стекле пятак —
наводят на мысль о некоторой заслуженности:
не может быть, чтобы все это просто так.

Но поскольку мы не Германия и не Сербия,
и поскольку важней огородство, чем благородство,
и поскольку, помимо правды, есть милосердие, —
возникает рабская мысль, что все обойдется.

И сидишь, бывало, в какой-то плюшечной, рюмочной,
и течет по окнам такая прелесть, такая слизь,
и такой аморфный вокруг пейзаж, такой межеумочный,
что не может не обойтись. Должно обойтись.

Это чувство стыдней рукоблудия, слаще морфия,
и поскольку пойти до конца мы себе мешали,
потому что мы сущность бесформенная, аморфная, —
может статься, опять остановимся в полушаге.

Облака ползут на восток, кое-как карабкаясь.
Облетевший клен на оконном кресте распят.
Это рабское чувство, что все виноваты. Рабское.
Но гораздо более рабское чувство, что всех простят.

И уж если вгляжусь сегодня в толщу осадка я,
отважусь хлебнуть на вкус, посмотреть на свет, —
начинает во мне подыматься гадкое, сладкое
знанье о том, что не обойдется. Нет.

«Прочитал ваше новое стихотворение «…все обойдётся», — спасибо. — Убедился, что мои предчувствия совпадают с вашими».

Спасибо. Наши предчувствия совпадают, но, видите ли, я… Это вполне такое лирическое стихотворение, я не могу его интерпретировать однозначно. Но у меня есть ощущение на самом деле какое? Что, да, переживаемый Россией период скоро закончится, но вот тот период, который наступит после (здесь я согласен с Ходорковским), он будет во многих отношениях хуже. А когда всё закончится, когда закончится вот эта катастрофа, которая в послепутинское время, скорее всего, придёт, тут уже большой вопрос — будут ли нужны новые люди, чтобы спасать Россию, или будут нужны просто преподаватели истории в зарубежных университетах, а здесь уже спасать будет нечего? Такое возможно, такой поворот возможен.

Понимаете, ужас в том, что при Путине выросло поколение людей — в условиях вот этой серости, о которой говорили Стругацкие, — людей с очень тёмными критериями, со смещёнными критериями, и поэтому возможно, что этот «серый луч свет в тёмном царстве» будет когда-то вызывать даже ностальгию. То, что после «серых» приходят «чёрные» — Стругацкие это первыми сформулировали, но это всегда было понятно, потому что серость и есть среда для формирования «чёрных». Под серостью я разумею не столько отсутствие интеллекта, сколько такую серую зону, которая в стране установилась во всём, отсутствие законов — и юридических, и нравственных, и даже физических.

Поэтому, с моей точки зрения, грядущее будет очень темно и очень скоротечно. После этого вот вопрос — останется ли что-то? Конечно, катастроф, подобной этой, Россия ещё не переживала, потому что всегда хоть что-то оставалась, на что можно опереться. А здесь люди собрали под свои знамёна всех, всю предыдущую историю России они подмяли. И возник вопрос — а было ли в России когда-то иначе? Конечно было. Но надо вам сказать, что и в 1917-м, и в 1991 году Россия не утрачивала до такой степени нравственных ориентиров, как она их утратила за последние 20 лет. Или, как говорил Пелевин, вишнёвый цвет уцелел в морозах Колымы, но задохнулся в последующем пространстве, совершенно безвоздушном, вот в этом космосе.

Я поэтому не вижу светлого выхода из ситуации, здесь всё чревато катастрофой. Сформировано поколение людей, которые без этой катастрофы не успокоятся просто. Они называют себя то «новыми консерваторами», то «патриотами», то… Ну, какая разница, как они себя называют? В любом случае ясно, что это люди, ориентированные не просто на архаику, а на полное отсутствие каких-либо перспектив, кроме как убивать — им это представляется большой доблестью.

Поэтому я не вижу оптимистичного выхода ни через один из реализуемых сценариев. А сценариев собственно всего два: либо это будет доведено до внешней катастрофы, то есть до мировой войны или масштабной войны с соседями, либо это будет стагнация внутри страны без внешних вызовов, но стагнация тоже с необратимыми результатами.

Здоровых сил в сегодняшнем российском политическом поле я практически не вижу, это поле вытоптано, выжжено. А если уж у нас ещё и выборы пройдут на основе полной безальтернативности, то уже вопрос о том, действительно ли это последний срок Владимира Путина, как сообщили залпом все газеты (видимо, с подачи Кириенко), или не последний — этот вопрос уже не важен, как не важен был, по Чехову, вопрос «икал ли больной?». Поэтому — да, я думаю, что не обойдётся. Ну, собственно ужасный конец или ужас без конца — это выбор традиционный, но никогда он не был до такой степени отчётлив.