Буддо встал и прошелся по камере, дверь все время моргала очком, но
Буддо на это внимания не обращал. Было видно, что он любит говорить. В
своем кругу на профсоюзном собрании он, наверно, был заводилой. Сейчас он
заливался, как скрипка.
- А вторая сторона вопроса, мой дражайший, милейший и умнейший Георгий
Николаевич, такая: ведь никто лучше вас ваших дел не знает. Вот и
открывайте их все до единого. Зачем вашему Хрипушину сужать следствие? Он
просто должен вынуть из вас, все, что есть. Вот он и вынимает. Кто вас
поддерживал? Кто вам поддакивал? Кто сам что-то говорил? Давайте, давайте
их сюда!
- И дают? - спросил Зыбин. Он сидел на кровати четкий и внимательный.
Вся вата ушла, появилась резкая достоверность. И нащупывалось что-то еще,
склизкое, хитрое, уходящее из пальцев, но что это - он уловить пока не
мог, только чувствовал.
- А вы думаете, нет? Снявши голову, по волосам ведь не плачут? Кто себя
закатил на десятку, тот и другого не пожалеет, вот и сдают - причем сразу
же, с пылу с жару. Муж жену сдает, сын - мать (обратно бывает, реже), а
брат брата, друг друга - это уж как общее правило. Вот они и топят на
очных ставках друг друга. А когда после им в присутствии следователя дают
свидания, так знаете, как они тогда обнимаются, как плачут?! Ой, Боже мой!
Ведь оба погибли, только что вот погибли! Ведь и тот уже воли не увидит!
Все! Иногда вся семья сидит в одном коридоре - что ж? Статья пятьдесят
восемь, пункт одиннадцать - антисоветская организация. Двое говорили, один
слушал и молчал - двое в лагерь, один к Нейману наверх.