Имам Хомейни свято верил во «всемирный еврейско-бехаитский заговор». Он считал, что шахский Иран находится под контролем Израиля, что шах Мухаммед Реза – агент сионизма и что бехаиты – это «пятая колонна» Израиля в Иране. Хомейни был убежден, что начатая шахом «белая революция» затеяна исключительно с целью покорения Ирана евреями и уничтожения ими ислама. «Все наши нынешние беды порождены Израилем», – говорил Хомейни перед многотысячной толпой в Куме 26 октября 1964 года, менее чем через два года после начала «белой революции».

Какие беды? «Белая революция» провозгласила следующие цели: уничтожение феодальной системы, земельная реформа, национализация лесов и пастбищ, приватизация государственных предприятий с выкупом рабочими акций, избирательное право для всех, ликвидация неграмотности. Правда, все получилось не так, как было обещано: крестьяне получили землю, но массами разорялись. Всеобщее избирательное право оказалось бессмысленным в условиях запрета на оппозиционную деятельность. Акции у рабочих были скуплены чиновниками, предпринимателями и торговцами. Но в 1964 году ничего этого еще нельзя было предвидеть. Напротив, страна быстро развивалась: строились новые заводы, дороги, больницы, школы, добывалось все больше нефти – и никто еще не знал, что грандиозные доходы от продажи нефти осядут в карманах шаха, знати и высших чиновников.

Хомейни говорил о бедах, потому что видел: Иран быстро меняется, власть исламского духовенства слабеет, всеобщая грамотность грозит подорвать уважение к улемам (исламским богословам), эмансипация женщин противоречит канонам ислама. Главное же – под земельную реформу попали «угодья» духовенства, а это треть пахотной земли Ирана.

Исламское духовенство принялось оказывать сопротивление «белой революции». В ответ шах начал наступление на консервативную часть улемов, а заодно стал всячески поддерживать религиозные меньшинства: зороастрийцев, христиан, бехаитов, индусов, иудеев и др. Бехаит Сабет Пасал, к примеру, быстро стал одним из богатейших людей Ирана. Для Хомейни это было доказательством «заговора». 20 марта 1963 году имам выступил перед огромной толпой в кумской мечети Азам. Хомейни напомнил всем, что раньше советниками иранских шахов были улемы. «А кто советники теперь? – возвысил голос Хомейни. – Израиль! Наши советники – евреи. Исламу угрожают евреи. Господи, уж не жид ли управляет всеми нами на самом деле? Горе нашей стране и правящему режиму! Горе нам и всему остальному миру! Горе молчащим улемам и притихшим городам Неджефу, Куму, Тегерану и Мешхеду! Эта мертвая тишина приведет к тому, что наша страна, наша честь, наше достоинство будут растоптаны сапогами израильтян при помощи бехаитов». (14)

Арест в июне 1963 года окончательно убедил Хомейни в существовании «еврейско-бехаитского заговора». Реальность навсегда была вытеснена из сознания аятоллы мифом о «еврейской скверне». Скажем, шах заключил довольно выгодное соглашение с Международным нефтяным консорциумом, в который входили англо-голландские и американские компании. Хомейни, комментируя эту сделку, обрушился вовсе не на англичан с американцами, а на Израиль: «Вся экономика страны теперь находится в руках Израиля; она, если правильно выразиться, была захвачена израильскими агентами. Большая часть заводов и предприятий управляется ими. Даже яйца импортируются через Израиль... Наша страна стала базой для Израиля. Наш базар также находится в его руках».

Аятоллу спросили, зачем Израилю потребовалось захватывать именно Иран. Аятолла нашел такое объяснение: «В Палестине есть группа вороватых евреев, которые уже десять лет держат миллион мусульман в рассеянии и захватили исламские земли. Мусульманские лидеры только и делают, что скорбят по поводу этого грабежа, а если бы они объединились, а не безнадежно разводили руками, то как могла бы кучка вороватых евреев отнять у нас Палестину, выгнать мусульман из Палестины? Если все мусульмане объединятся, тогда, согласно оценкам, создастся община, насчитывающая 700 миллионов. Но 700 миллионов разобщенных не так сильны, как 1 миллион объединенных. Если бы мусульмане стали единой исламской общиной... если бы они принимали близко к сердцу исламские интересы, тогда евреи больше не захватывали бы Палестину... Вот почему они, евреи и бехаиты, не дают нам объединиться...» Заодно Хомейни нашел объяснение и политике США в Иране. США, по Хомейни, давно захвачены евреями – и существуют на самом деле «два Израиля»: «Израиль, что рядом, и Израиль, что в Америке». (15)

В сознании аятоллы число стран, «захваченных Израилем», постоянно росло. А заодно увеличивался и список правителей, «купленных мировым сионизмом» и сделавшихся его марионетками. 16 апреля 1967 г. Хомейни, уже высланный в Ирак, обратился к премьер-министру Ирана Амиру Аббасу Ховейде с открытым письмом, в котором писал: «Не заключайте братских отношений с Израилем. Не подвергайте опасности экономику страны ради Израиля и его агентов. Не жертвуйте культурой ради греховных желаний». Самое удивительное во всем этом было то, что адресат письма, премьер-министр Ховейда, был бехаитом и, следовательно, по логике Хомейни, – «сионистским заговорщиком». То есть убеждать его в чем-то было бессмысленно. Спустя 10 лет, в своей речи в мечети шейха Ансари в Неджефе, Хомейни утверждал: «Шах Ирана сказал, что с Израилем необходимо заключить мир. На деле этот мерзавец признал Израиль двадцать лет тому назад». В этой же речи аятолла «разоблачил» как «израильских агентов» президентов Ливана и Египта. А позже, в своем завещании, внес в списки «агентов Израиля» также и иорданского короля Хусейна, короля Марокко Хасана, президента Египта Хосни Мубарака и президента Ирака Саддама Хусейна.

Всё это поистине удивительно, поскольку объективная реальность вроде бы говорила о том, что куда логичней было бы обличать не евреев и бехаитов, а американцев. С 13 октября 1964 года все подданные США (а не только дипломаты) пользовались правом экстерриториальности. Что бы они ни совершили, их нельзя было судить по иранским законам. Нельзя сказать, что Хомейни не реагировал на это, но делал он это как-то неадекватно. Вот что он говорил 25 октября 1964 года Куме: «Иранский народ поставили в положение хуже американской собаки. Ведь если кто задавит американскую собаку, его привлекут к ответственности, даже если это сделает шах Ирана. Но если американский поваренок переедет на своей машине шаха – главу государства, ему ничего не будет». (16)

Некоторые арабские авторы утверждают, что Хомейни был вовсе не так иррационален, как кажется, что для свержения шаха аятолле нужно было найти такое пугало, против которого можно было бы сплотить весь народ, всех шиитов. Да, помимо евреев и бехаитов, Хомейни не любил коммунистов и американцев. Но с американцами простой иранец сталкивался редко. Коммунистическая партия ТУДЕ была при шахе в глубочайшем подполье, а руководство партии сидело в Москве и в Праге. Рядовые иранцы коммунистов в глаза не видели. А вот евреев и бехаитов было достаточно много для того, чтобы простые иранцы-шииты встречались с ними постоянно – в первую очередь на базаре. Торговцы-иудеи и торговцы-бехаиты были основными конкурентами торговцев-шиитов. Поэтому они представлялись Хомейни наиболее удобным, наглядным «врагом» для возбуждения агрессии голодных шиитских масс.

Своим иррационализмом (а может, наоборот, рационализмом) Хомейни «воспитал» миллионы последователей, которые нынче несут зеленое знамя джихада по всему миру. Сотни, а может быть и тысячи из них готовы пожертвовать собой, чтобы уничтожить больше евреев, американцев и просто кяфиров (неверных). Бороться с ними, а тем более договариваться довольно сложно и проблематично, ведь ментально эти люди, люди-камикадзе, находятся совсем в ином мире, скорее – в параллельной реальности. Они изначально верят в далеко не безобидные догматы Хомейни, где воспевается этническая рознь и превосходство их религии. (17)