Этнографический очерк.
Популярная публицистика на тему добра и зла.

В детстве, я дружил с соседским мальчишкой, который жил напротив, через дорогу. Однажды зайдя к ним во двор, я ещё издали услышал, как его ругает отец. Меня поразила фраза, вздёрнувшая моё детское воображение: «Неужели ты до сих пор не можешь понять», — старался достучаться он до мозгов моего дружка, — «обрати внимание на этот пистолет, у меня от него мозоли на бёдрах, как кости. Я не могу, куда то свободно поехать или приехать, работать на приличной работе, чтобы обеспечить вам достойную жизнь. Если ты, мой сын не хочет меня понять, кто меня поймёт?!»

Пистолет?! Ничего себе! Когда за гильзу от револьвера советы сажали людей. Было очень строгое время, середина шестидесятых. Придя домой, я спросил свою мать, почему Лаа, так звали отца моего друга, не может, куда то ехать, или работать на хорошем месте и почему он вынужден всегда быть при оружии, рисковать собою. Вот тогда я и услышал это страшное слово «ЧIир» — вендетта, в переводе с нашего языка. По рассказам знавших эту историю людей, было это в далекие двадцатые годы, Лаэ было не многим больше десяти когда он стал кровником; то есть человеком пролившим кровь и, как того требует адат — неписаный кодекс горских законов, должен был быть убитым или прощенным его кровниками. Дальнейшее жить или не жить маленького Лаи зависело от воли Аллаха и этих людей.

Произошла эта трагедия следующим образом: как это часто бывает в мальчишеских компаниях, чтоб бахвалиться перед своими сверстниками, маленький Лаа, отправляясь пасти баранов, прихватил с собой пистолет дяди. В поле с мальчишками поссорились, ссора переросла в драку, и маленький Лаа выхватил пистолет, скорее напугать, нежели его применить, но его соперник схватил пистолет за ствол и потянул на себя, тут и случилось непоправимое — грянул выстрел. Мальчишку спасти не удалось. А растерявшегося от неожиданности Лау, быстро увезли с места трагедии подоспевшие родственники. Не смотря на очевидность того, что происшедшее было не по злобе и не умышлено, а делом случая, послы и делегации, посланные с просьбой о замирении, каждый раз возвращались ни с чем.

Они не хотели прощать. За маленьким Лаой началась охота, несколько раз в него стреляли, устраивали засады, но всякий раз он оставался живым и невредимым. Так, с этой враждой они уехали в ссылку в Казахстан в 1944-ом и с ней же в 1957-ом приехали оттуда на Кавказ. По приезду домой, надеясь, что столь радостное событие, как возвращение на Родину целого народа, смягчит души преследователей, родственники Лаи ещё и ещё раз устраивали многочисленные паломничества к дому своих кровников, но безуспешно. Простили его много лет спустя, но бедняге не пришлось вволю подышать свободной от погонь и засад жизнью, через год, после обрадовавшего его и всех кто знал этого необычайно доброго и бескорыстного человека события, он умер. Предвидя читательские вопросы, могущие возникнуть, я позволю себе маленькое метафорическое отступление для того, что бы просветить его по существу вопроса.

Белый и чёрный цвет, хотя этих цветов и нет в спектре, но в нашем сознании они всегда присутствуют, начиная и завершая как цветовую гамму, так и нашу жизнь. Появляясь на свет человек кричит, наверное от испуга вызванного обилием неожиданного яркого белого света прервавшего его нахождение во мраке. Затем он окунается в море цветов: красный, оранжевый, зелёный и так далее, радуясь, проходит он по жизни купаясь в её волшебных красках, переливающихся тысячами самых разнообразных тонов и полутонов, пока вновь его потухающее сознание не окутывает и убаюкивает спасительный мрак чёрного цвета. Я немногим погрешу против истины, если скажу, что жизнь чеченца отягощённого виной за убийство своего соплеменника, теряет все краски жизни. Он живёт, не видя всей красоты её многоцветия, а лишь ощущениями. Таково по своей сути положение, в которое он ввергается, ещё раз подтверждая знакомые истины: «Ожидание зла, хуже самого зла». И, «Что страх, есть ожидания зла» самое страшное в этом то, что чеченец, гордящийся справедливостью царящей в чеченском обществе, теперь становится как бы вне его законов, общество словно подписало лицензию об его отстреле.

Существуют десятки, а то и сотни, былей и легенд, повествующих о течении этого страшного обычая, о сложнейших психологических перипетиях в отношениях, между людьми попавших в этот жестокий процесс. Наверняка в каждой чеченской семье живы воспоминания о том, как и кем, был совершён и при каких обстоятельствах, включая мельчайшие детали, акт возмездия или акт прощения их предками. О неутомимости и мужестве мстителя, взявшего свою кровь, то есть отомстившего, рассказывают более словоохотно, нежели об актах приведших к примирению сторон. Что тоже не случайно.

Общественное мнение играет огромную роль в чеченском обществе. Рассказывают, что на просьбу о прощении кровника, пострадавший ответил пришедшим людям так: «Я бы его простил, видит Бог, но вы же сами не простите его». Имелось в виду боязнь интерпретации его поступка в невыгодном для него свете, то есть последующий вслед за прощением, попрек молвы. Наверно и поэтому столь многотруден путь поиска решения, которое приводит к миру. Конечно же и здесь как и в любом другом человеческом обществе есть свои хэппи энды. Вот только одна из былей, на мой взгляд, достойная Вашего внимания и этой темы.

В старину, один молодой человек, после свершённого им убийства, отчаявшись добиться примирения, уехал со своей семьёй в далёкую Сирию. Там он поселился в глухом и безлюдном месте. Но, не смотря на такие меры предосторожности, предпринятые им, он продолжал таиться и соблюдать обычай; все правила приличия и уважения к своим мстителям, то есть: не появлялся в людных местах, вёл затворническую жизнь, не брился, не стриг волос и ногтей. Однажды, не выдержав такой жизни, жена упрекнула его этим. «Эх, глупая женщина» ответил ей муж, «человек, которого я убил, был настоящим мужчиной и достойным воином, а его братья исключительно упорные и храбрые люди, не думаю, что им не под силу найти меня даже здесь». А в это время, братья-мстители, оказывается, действительно настигли своего кровника и стояли под окнами, ожидая подходящего момента и, конечно же, слышали весь этот разговор. Они не медля ворвались в хижину своего кровника… и тут же… простили его, и, побратавшись с ним, они все вместе вернулись домой. Они действительно обладали благородством и мужеством, и как мы с вами догадываемся, пришли в такую даль не затем, чтобы простить своего кровника. Но господь вознаградил их, они были благородными людьми сами, и умели ценить эти качества даже в своих врагах.

На Кавказе, издревле за человеческую жизнь была установлена предельно высокая цена — выше которой не может быть — такая же жизнь, а за женщину даже две жизни и никакими борзыми щенками (как это было на Руси) откупится было невозможно, иначе этот бесценный дар Бога — жизнь человека, его достоинство и свобода ценились бы здесь гораздо меньше, а имели бы такую же цену, как у народов нам с вами известных. Как рассказывают старые люди, вовремя не остановленная, не взятая под общественный контроль месть, уносила в считанные часы сотни и сотни жизней, ни в чём неповинных людей. В мгновенье ока становились безжизненными целые поселения, и вражда превращалась на долгие десятки лет, а то и века, в единственную цель жизни целого рода или фамилии. «Страшен кинжал сверкающий обоюдоострыми лезвиями на солнце, но ещё страшнее он в руках вошедшего в ярость чеченца». Этим, наверное, и объясняется сторожкость чеченского общества к любому акту насилия, где убийство всего лишь степень её формы. Процедурой подобной процедуре, которую мы опишем ниже, искореняется и любое другое преступление, совершённое в чеченском обществе.

В известной книге «Архипелаг ГУЛАГ» её автор Александр Солженицын сделал попытку затронуть эту тему. Надо признать, что ему удалось в правдивой и достоверной форме описать влияние этого фактора на характер взаимоотношений и поведенческие моменты с окружающей средой. Чеченская вендетта, наверное, не самое уникальное явление в быту народа. Но достойно того, чтоб мы постарались вникнуть в её суть.

Как заметили наверно многие, которым довелось жить среди чеченцев или по соседству с ними, это народ, мы повторим это ещё раз, в среде которого общественное мнение имеет огромное значение. Мораль, которую они исповедуют, заключёна в адате – в своеобразном своде законов, по которому они до сих пор живут. Рассчитывать на продажную власть чужого народа, под гнетом которого они находятся последние сто сорок восемь лет, считается недостойным.

В обычае кровной мести, который мы с вами рассматриваем, она заключается в строжайшем и неукоснительном соблюдении следующих правил: Если убит ваш родственник (за женщину полагается две жизни), вы обязаны отомстить или простить, как того требует институт кровной мести, иначе общество вас не поймёт и сделает свои выводы, которые навряд ли будут в вашу пользу, иными словами это позор и бесчестье. С вами не будут считаться, при чём, вы будете это ощущать почти физически.

В процесс примирения или свершения мести, оказываются втянутыми тысячи людей, на первый взгляд ни сном, ни духом не причастных к происшедшему, но это на первый взгляд. Они связаны с происшедшим хотя бы тем, что с каждым из них может произойти нечто такое, где участие общества будет также необходимо, как и в случае с их близким человеком.

Итак — трагедия произошла! Беспроволочный телефон ставит в известность об этом весь мир, по крайней мере, ту, одну шестую часть земли, где чаще всего можно встретить представителей этого народа, об этом событии узнают в течение нескольких часов. С этой минуты, родственники и друзья убийцы избегают встречи с родственниками и друзьями убитого. Если же такая встреча произошла, то сторона виновника должна уступить дорогу, всячески обозначая свою вину и почтительность к представителю пострадавшей стороны, иначе, это тут же будет истолковано как высокомерие и преднамеренное поведение. Если отношения между сторонами, всё-таки более близкие, то виновная сторона выражает соболезнование. О случившемся событии, стараются говорить, как о несчастном случае, как бы умышлено оно не произошло. О покойнике только хорошее, об убийце — как о живом покойнике.

А пока, убийца находится в недоступном месте, но, тем не менее, он не имеет права появляться в общественных местах, стричь ногти, волосы, брить бороду.

Тем временем родственники виновника ищут выход из создавшего положения. Возможно обращение к третейскому суду, но если третейский суд, к которому прибегает виновная сторона, отклоняет её доводы о своей непричастности, находя их несостоятельными, то их вина в глазах пострадавшей стороны отягощается ещё больше, и квалифицируется попыткой уйти от наказания. И виновная сторона вынуждена уже официально принять «Дов» (В данном случае объявление войны).

При Советской власти, обратите внимание, когда все законы тоталитарного режима казалось не оставляли места для осуществления того образа жизни, который хоть в чём то отличался бы от советской формы жития, чеченский народ жил своей жизнью. Браки и разводы осуществлялись мимо Дворцов бракосочетания, что было немыслимо для других народов, и лишь потом, когда рождался первый или даже второй ребёнок, женщина шла в бюро загса, чтобы оформить документально то, что де-факто существовало годы. Вряд ли это было неприятием закона, как такового, скорее у народа для этого случая был свой закон, который он считал достаточным в этой области, чтоб не прибегать к принесённому русской властью закону. То же самое в случае с таким тяжким преступлением как убийство. Советская власть могла впаять убийце двадцать пять лет лагерей или оправдать его, но на отношения между людьми представителями виновной и пострадавшей стороны это никак не влияло. Они строго следовали своему закону. Как же это происходило?
Отсидев положенный срок, виновный благополучно приходил домой, а вскоре его находили застреленным, или того хуже, убитым ударом ножа. То есть, срок наказания, данный русской властью, не учитывался.

Если же потерпевшим удавалось, то они подсылали в тюрьму своего человека, то есть, кто-то из родственников садился за незначительное преступление в тюрьму, мстил, и возвращался, выкупленным у властей. Чаще всего родственники убитого не давали показаний против убийцы, чтоб не ждать его из тюрьмы, или не нести расходы на то, чтобы вершить суд где-то в лагерях Сибири. Что было бы неизмеримо сложнее, чем подстеречь своего кровника в родном селе или где-нибудь ещё, но на воле.

Государственный механизм правосудия здесь наглядно терпел фиаско. Понятное дело, если не хотели давать показания потерпевшие, то из других людей, даже бывших очевидцами преступления, выбить показания, бывало подчас невозможно.

Однако вернёмся к процессу. Родственники убийцы прилагают титанические усилия, чтобы примирить людей. Да-да господа: примирить. Даже большевики на заре Советской власти прибегали к тому, что именуется теперь народной дипломатией. Для урегулирования случаев кровной мести была создана целая комиссия по примирению, но, как всегда, любое хорошее дело у коммунистов обюрокрачивалось, что получилось и с этой комиссией тоже. Хотя, справедливости ради надо сказать, что несколько десятков дел они решили, но потом от успеха закружилась голова, и они решили это поставить на поток — где оно тут же потерпело крушение. Человеческие отношения, как мы с Вами знаем, штука деликатная и механических прикосновений они, конечно, не потерпят.

В этом обычае целая философия человеческого общества. Я постараюсь привести некоторые из известных мне примеров по примирению и подготовке к этому процессу.

Через призму этого явления мы с Вами можем лучше понять маленький чеченский народ, который на глазах у изумлённого мира, посадил на задницу целую ядерную державу, державшую полвека в трепетном волнении весь земной шар.

Так вот, человек, совершивший такое тяжёлое преступление как убийство другого человека — отобравший у него жизнь, которую, по разумению этого народа, кроме господа Бога давшего её, никто не имеет права отнимать, становится предметом пристального внимания всего окружающего общества. И не только убийца, но и все его ближайшие родственники по мужской линии. Также, в зону самого пристального внимания попадает сторона потерпевшая и, как само собой разумеется, все факты и обстоятельства сопутствовавшие этому чрезвычайному обстоятельству.

После установления личности убийцы и всех мельчайших подробностей по факту случившегося, старшие, самые близкие убитого, пригласив на совет старейшин своего рода, восстанавливают перед ними истинную картину случившегося целиком. Затем совместно делается ретроспективный анализ взаимоотношений между фамилиями пострадавших и убийцы. Если они безупречны и нет какого-либо факта в истории взаимоотношений, позволяющего судить о происшедшем как об акте возмездия, то выносится решение: Объявить фамилии убийцы – «Дов» (то есть «состояние войны» — чеч.) — выглядит эта процедура примерно так: Для этого немедля отряжается делегация, чаще всего из нейтральных людей, в составе одного или двух пожилых людей. Делегаты извещают Главу фамилии или старшего из рода убийцы о том, что случилось; имя и принадлежность к роду, фамилии, человека которого убили, и о том, что с этого часа они находятся в состоянии войны. Завершают визит просьбой, не считать любые их действия направленные на возмездие, коварством или подлостью. Затем делегаты, извинившись за плохую весть, которую они вынуждены были принести, откланиваются.

Виновная сторона, обычно в таких случаях, задолго до прихода делегации бывает уже осведомлена обо всём происходящем, и, если у неё есть какие-то оправдательные доводы, она заявляет о них тут же, и дело принимает другой оборот. То есть, если у неё есть достаточные основания для неприятия объявления войны, она должна изложить их, и дело переходит в руки привлечённых со стороны судей, состоящих из знатоков права устраивающих обе стороны. До решения, которое будет вынесено этим судом, никаких действия не принято предпринимать, но обе стороны живут в сильнейшем напряжении.

Как бы то ни было — сколь бы ни был виноват убитый, ко всем представителям его рода, при встрече, всеми представляющими сторону рода убийцы, если её невозможно избежать, должно быть оказано максимальное уважение и почтение.

Человек, принимающий делегацию, пришедшую со столь страшной миссией как объявление кровной мести, а им должен быть старший из фамилии убийцы, обязан проявить максимум уважительности к послам, обычно, принимая вызов, они отвечают так: «Мы очень сожалеем, что так случилось. И если бы на то была бы наша воля, мы бы сделали всё от нас зависящее, чтоб предотвратить гибель этого, вне всяких сомнений, достойнейшего человека (каким бы негодяем не был убитый), но поскольку случившегося не воротить, просим разрешить нам хоть как-то помочь семье покойного, присутствовать на «тезет» (обряд приёма соболезнования по убитому) и т.д. Мы будем стараться, чтоб между нами был мир» и т.д.

Помощь и всякое подобное для семьи пострадавших, от виновной стороны, конечно же, автоматически отклоняется, и война вступает в свою действенную фазу. Сразу же, вслед за ушедшей делегацией — объявившей кровную месть, виновная сторона отправляет ответную делегацию к старейшинам пострадавших. Это также люди из нейтральных фамилий, с просьбой о том, чтобы мстители не трогали невиновных, то есть, чтобы они мстили только тому, чья «рука виновата» (кюг бяхки вег — чеч.) в свершившемся. Обычно просьбу удовлетворяют, хотя и здесь бывают свои исключения. В некоторых чеченских тейпах существовал такой обычай: тут же убивали лучшего и самого видного члена из фамилии убийцы, не тратя усилий на поиски виновного, и после этого выражали согласие к миру. Но это не поощрялось народом и повсеместно осуждалось и потому это ответвление вендетты не получило дальнейшего развития. Такие опрометчивые поступки со стороны пострадавших приводили к огромному числу жертв с обеих сторон. И, по сути, не приносили искомого результата.

После обмена делегациями, каждая сторона прилагает усилия для скорейшего решения уже обозначенной проблемы. Врачи лучших клиник Запада позавидовали бы оперативности предпринимаемых усилий родственниками с обеих сторон, одни, чтобы отомстить, другие, чтобы не допустить дальнейшего кровопролития. Оно и понятно, и там и здесь речь идёт о человеческой жизни. Пострадавшие организовывают из самых близких и толковых людей свой маленький следственный комитет по розыску убийцы. Они рассылают своих людей везде и всюду где, по их предположению может скрываться убийца. Нанимают разведчиков (айк), щедро оплачивая их услуги. Виновная же сторона, не менее оперативно начинает работу по выявлению путей подхода к замирению. Во всей Чечне, а если надо и вне её пределов идёт поиск авторитетного человека, к мнению которого, может быть, прислушаются те, которые потеряли близкого человека. Через родных, знакомых, друзей, выявляются люди, которые если и не решат целиком проблему, то хоть как-то смягчат сердца суровых мстителей. Идёт кропотливая работа по созданию механизма, который поможет уравновесить дисбаланс, создавшийся в их обществе, снимет напряжение с тысячи людей, которые вынуждены жить с этой проблемой — навязанной им их незадачливым родственником или однотейповцем. Муки, испытываемые человеком свершившим убийство, помимо раскаяния и страха за свою жизнь, в чеченском варианте, многозначно увеличиваются от ежеминутного видения им, и затем осознания той массы неудобств, страданий и материальных затрат, причиняемых последствиями его поступка, его окружению, имеется в виду, близким и друзьям.

Идёт изнурительная, выматывающая всех борьба. Борьба слов, увещеваний, дружбы, ненависти, злобы, авторитетов, уважения. Борьба за мир, за жизнь, за сохранение человеческого достоинства. Днём и ночью, не зная выходных и праздников, без устали работает институт народной дипломатии. Здесь учитывается всё: высокие связи, родственные и дружеские отношения, житьё в ссылке, и лагерное минутное знакомство на пересылке, снохи и родственники снох, а уж зятья задействованы со всеми потрохами, короче, любая мелочь рассматривается на предмет её годности в этом неимоверно тяжком деле.

И вот наступает время, когда, по мнению авторов, этого грандиозного, даже по современным меркам зрелища, должно свершиться чудо. Сотни машин, автобусов с битком набитыми в них людьми, собираются вместе неподалеку от дома, где живут пострадавшие. Выстраивается пешая колона. Во главе её самые авторитетные люди – старейшины, повидавшие на своём веку много разного и имеющие в республике солидное имя. Среди них и религиозные авторитеты, и простые люди, снискавшие в народе уважение своей добродетелью. Где-то в толпе ведут и кровника. В старину его символически заворачивали в саван и приносили на носилках, предоставляя право убить или помиловать родственникам убитого. В современном варианте, небритого, с бородой, не стриженного многие месяцы убийцу, приводят в толпе с мешковиной на голове. Убийцу заблаговременно готовят к этой церемонии, ибо в современных условия сложно соблюдать обычаи в точности. Имеется ввиду: стрижка волос, ногтей, бритьё бороды. То есть, за несколько месяцев до церемонии идёт подготовка типажа.

И вот эта колона людей медленно с религиозным пением начинает двигаться к дому пострадавших, но близко не подходят. У ворот дома их ждут старейшины, в окружении многочисленных родственников, как с мужской, так и с женской стороны убитого. Обычно, в случаях неумышленного убийства, например: автокатастрофа по вине водителя, или наезд, или непроизвольный выстрел в руках одного из друзей и т. д. выполняются те же процедуры, но зачастую, родственники убитого не допускают до этого. В других случаях, что тоже очень часто бывает, за очевидностью случившегося пострадавшие сразу объявляют виновнику: «Нам никаких оправданий не нужно, мы сами внимательно во всём разобрались. Это воля Всевышнего. Ты не виновен. Отныне ты наш брат, ты нам будешь так же близок, как ушедший от нас. Иди с миром». Но, не смотря на такой исход, этикет требует от виновника до конца своих дней быть признательным за это, и выказывать какими то знаками внимания свою благодарность.
Но, а если всё-таки, не так уж всё ровно, то доводят до вот такого процесса.

Итак, старики останавливают процессию на почтительном расстоянии от дома пострадавшего. Все пришедшие стоят, понурив головы, лишь старики, стоящие впереди ведут себя свободно. Но какая это свобода?!

Нужно видеть этих непоколебимых гордых старцев, с полными достоинства осанками, вынужденных умолять и просить, а иной раз и встать на колени. Конечно же, сразу найдутся скептики, которые мне не поверят – и они будут по своему правы, потому как чеченец на коленях, это, конечно же, вещь немыслимая. И я даже с ними соглашусь, но одним условием; чеченец не станет вымаливать жизнь на коленях, если идёт речь о его собственной жизни, но когда речь идёт о жизни близкого человека или его друга, чеченец пойдёт на многое.

Так вот, остановившись на почётном расстоянии от стоящих у своих ворот представителей пострадавших, они просят у них разрешения приблизиться, чтобы изложить свою просьбу, опять таки повторюсь, если процедура подготовлена, то она исполняется технически очень чисто, но не думайте, что степень накала напряжённости от этого меньше. Ничуть не бывало.

Приблизившись, старики здороваются на расстоянии и приступают к исполнению своей многотрудной задачи. В самых изысканных тонах, на каковые способен оратор, а надо Вам сказать, что здесь действительно можно услышать такие перлы красноречия, такую сногсшибательную логику, которые даже Цицерон не постеснялся бы признать своими. Оратор достаточно громким голосом перечисляет достоинства и добродетели людей из фамилии пострадавших, вспоминает о сто и двухсот летней давности историях и случаях, где они отличились: показав, так высоко ценимые в чеченском народе качества, как благородство, мужество и храбрость. (Заметьте, что все эти данные люди сохраняют в памяти, передавая их от отца к сыну в устной форме. Всё это из-за того, что все чеченские письменные памятники народного творчества: рукописи, книги… русскими периодически, каждые тридцать — тридцать пять лет, тщательно уничтожаются)

Обязательно должны быть подчёркнуты эти черты. Ни у кого из пришедших сюда просить за виновника, не должно быть и тени сомнения в том, что эти люди способны отомстить обидчику, то есть взять свою кровь. В речи оратора должно также совершенно чётко прослеживаться преемственность нынешнего поколения, связь с теми, кто достойно завершил свой путь и оставил после себя достойные подражания примеры. Так же должны быть перечислены, строго соблюдая иерархию, имена всех мужчин со стороны пострадавших; более или менее заметных в обществе, разумеется, с эпитетами, подчёркивающими их достоинства. За тем приводятся исторические примеры решения, подобных настоящему случаев, проводятся аналогии и затем плавно и связано переходят к заключительной части своей речи, к главному — к просьбе с которой они пришли: «Уважаемые и благородные такие-то, Вас знает весь народ, Ваше мужество, благородство, доброту и т.д. Ради Бога, ради Создателя нашего, ради всех его апостолов и пророков. Идёт упоминание имён Мухамеда (да приветствует его Аллах), Иисуса Христа (да приветствует его Аллах), а так же пророков Авраама, Исаака и Моисея ( да приветствует их Аллах), а также, от имени всех немощных стариков, слабых женщин, и детей ещё не знающих языка, от имени собравшихся здесь многотысячного собрания мужчин, а также всего чеченского народа, просим Вас, простите этого человека!»

Оратор замолкает. Взоры всех присутствующих устремляются на стоящих, на почтительном расстоянии от процессии, представителей пострадавшей стороны. Обычно это бывают не брат или отец убитого, а люди, более старшие в их роду, хотя и они присутствуют тут же.

И вот наступает эта минута, когда блестящая и совершенная во всех отношения речь завершена, оратор замолк, тысячи пар глаз вперены в (к примеру) маленького тщедушного старичка, которого в другой раз и не заметил бы. Наступает звонкая тишина, напряжение растёт на глазах, кажется, что стоят не живые люди, а их застывшие, по мановению жезла волшебника, изваяния. Время в эти минуты, кажется, останавливается. Даже птицы на деревьях перестают щебетать, они, беспокойно озираются по сторонам, как будто, ощущают своим маленьким и трепетным существом мощные токи напряжения, струящиеся от этой толпы.

Наконец, рот старца размыкается, шелестят какие то первые слова, обычно их никто не слышит, люди от напряжения зачастую прослушивают их, люди переглядываются, переспрашивая шёпотом, друг друга. Старец, наконец, уже чувствуя, что первый шаг сделан, приводит в порядок голос, и более отчётливо, во всеуслышание произносит, смотря прямо перед собой: «Ради Господа нашего и его пророков, исполняя вашу просьбу, желая между всеми людьми мира, а не вражды, я такой-то, такой-то, из рода такого-то, такого-то, от имени себя, своего рода и перед будущими поколениями своего рода, прощаю такому-то, такому-то, его вину».

«Вити, вити, вити» (простил, простил — чеч). Тысячи разных голосов в одну секунду подхватывают это слово и разносят далеко вокруг. Волна вздоха, облегчения, словно электрический ток пробежав по толпе, возвращается огромным валом благодарственных восклицаний исторгнутых из тысячи сердец. Громадное напряжение, копившееся столько времени спадает. Слышатся крики женского плача облегчения-радости.

Иной раз, речь оратора производит на всех присутствующих без исключения, такое колоссальное впечатление, что даже мужчины не скрывают слёз восторга. Волны изумления и восхищения прокатываются по толпе от услышанной чудесной истории или красивейшего оборота речи.

Бывали случаи, что талант оратора был столь велик, а логика его речи настолько безупречна, примеры так прекрасны, и всё это подано с таким неповторимым искусством оратора, что приводило окружающих в совершенное смятение. Пострадавшие со слезами обнимали пришедших виновных, прося у них прощения за страдания которые они перенесли из-за них.

Дай Бог, чтоб подобные мероприятия всегда кончались таким образом. И вот, виновного с мешком на голове выводят из толпы и подводят к пострадавшим, и те под дружный стон облегчения, одобрительный гул и слёзы толпы, снимают с головы мешок, обнимают и уводят его к себе в дом, сопровождаемые восклицаниями благодарности из тысячи уст одновременно, за благородство и мужество. Люди обнимаются, поздравляют друг друга с успехом, громко выражая восхищение только, что происшедшим перед их глазами. Перед длиной шеренгой людей из числа близких пострадавшего, проходит строй из числа близких виновника, они жмут друг другу руки и обнимаются. Между тем специально выделенные для этого люди исполняют технические моменты примирения: бреют голову прощённому, несут в дом пострадавших различные подарки, деньги. Сгружают с машины быка, которого сегодня же зарежут для угощения многочисленных гостей.
И на этом, радостные, и с таким огромным облегчением, словно невидимая гора свалилась с плеч люди, с чувством исполненного долга расходятся. Пройдёт ещё несколько дней, и род виновника, торжественно зарезав, как минимум быка, пригласит к себе в гости своих недавних смертельных врагов, чтобы окончательно сгладить трагическое недоразумение, возникшее по воле судьбы между ними.

Но бывает и по-другому; не смотря на то, что оратор произносит речи, от которых начинают трескаться камни, несмотря на то, что вся толпа падает ниц, пострадавшие с каменными лицами отказываются выслушать их, и поблагодарив их за труды, просят пришедших во главе этой процессии старейшин, более не беспокоиться и не докучать им бесполезными просьбами. Получивши отказ, просители применяют различную тактику. Иной раз, соглашаясь с отказом, они всё же просят пострадавших, разрешить им придти ещё раз, в этом тоже своего рода хитрость. Пострадавшая сторона, не отказавшая им в очередной попытке, тем самым вселяет надежду в сердца виновников, а сама попадает в зависимость от этого разрешения. Люди приходят спустя некоторое время ещё и ещё раз, бросая свои дела, тратя время, собираясь со всех уголков страны. Фактор времени исполнения возмездия в обычае кровной мести, не играет большой роли. Важен принцип неотвратимости её. Мстят через год, десять лет, сто лет, как получится. Регулируется этот принцип выработанными за тысячелетия нормами и правилами. Чеченская пословица учит в этих случаях: «Не спеши но и не забывай», «Самое сладкое блюдо для души — месть», «Месть — блюдо, которое подают в холодном виде» и т д. Но всё таки люди не оставляют надежду разрешить возникшую проблему мирным путём.

Среди различных факторов могущих, по мнению людей, способствовать положительному решению в мероприятиях по примирению, часто огромную роль играет личность человека возглавляющего этот процесс, его авторитет и имя в народе, и, конечно же, его способность вести это необычайно сложное и тонкое дело. Имя в Чечне всегда значило очень много. В этой связи будет уместным привести лишь одно из многочисленных имён, назвать одного из носивших с высочайшим достоинством звание Старейшины Чечни. Это, потрудившийся на этом поприще и снискавший заслуженную славу в народе своей мудростью и необыкновенным красноречием, Абдурахман сын Гапура из Верхнего Наура. Уважение народа к нему было столь велико, что некто, услышав о том, что Абдурахман собирается прийти к нему во главе процессии, и просить за его кровника, немедля прислал человека с просьбой к Абдурахману, чтобы тот не утруждал себя дорогой, что он прощает ради него, своего кровника. Чтобы почувствовать всю значимость этого непростого явления, я думаю не обязательно быть чеченцем.

Чтобы не обременять читателя описанием биографии и славных дел таких личностей или общественных условий сформировавшие эти биографии, я приведу лишь два кратких, и лишь на первый взгляд простеньких эпизода, из жизни выше упомянутых нами людей, которые наглядно показывают, как эти люди берегли своё имя и достигали вершин своего авторитета. Однажды, для принятия важного решения, нужно было пригласить на совет одного старца. Посланный за ним, застал его за следующим занятием, старец старался подманить отвязавшуюся лошадь, протягивая к ней — пустую горсть. Посланный увидев это, не стал отвлекать старца от его занятия, вернувшись, он рассказал собранию о том, что он увидел, и добавил, если этот человек способен обмануть бессловесное животное, то людей обмануть тем более не постыдится, я не стал его звать. Чеченские старейшины приняли его довод. И второй эпизод: Однажды Абдурахман стоял на остановке, дожидаясь попутной машины, было это в Советское время, вдруг рядом остановился «Бобик» (первый советский джип). Соскочивший с машины начальник КГБ района, власть, по тем временам, в районе, можно сказать, выше некуда. Уважительно распахнув перед старцем дверь автомобиля, он почтительно предложил подвезти его. Абдурахман вежливо отказался, заметив при этом, что трудно будет по приезду в село, объяснить людям, что он сел в его машину именно здесь, на дороге...

Это был не только образец поведения сохранения своей репутации, но и показатель отношения простого народа к антинародной власти.

Вот из таких непростых людей, издревле формировался институт старейшин в Чечне, регулировавших соблюдение таких сложных процессов как вендетта, имеющих место в современном чеченском обществе.

Мой опус вызвал бы массу недоуменных вопросов и был бы непонятен, если бы я опустил бы одну интересную деталь, наблюдающуюся в исполнении этого, как Вы и сами теперь, наверное, убедились, невероятно сложного дела.

Вы не поверите, но это факт. Чеченцы не мстят из всех народов, только лишь русским, хотя те, прилагают неимоверные усилия, чтобы утвердить в сознании масс совершенно противоположное, действительному положению вещей понятие. Для чего это им нужно? «Зажми нос приятель, здесь зарыта самая большая и самая зловонная, из всех дохлых собак, которые тебе довелось видеть. Вот она то, и не даёт России покоя, со времени её первого контакта с чеченцами, четыреста тридцать с «большим» лет назад». Ну, для достоверности приводимых нами моментов кликнем на помощь народ, обязательно русский, чтоб не обвинили в симпатиях к «террористам», свидетеля, но мёртвого, чтоб эти обвинения ему были, говоря современным русским языком по «чердаку», и великого, чтобы возражать было неудобно, и так Граф, ваш выход! Л.Н. Толстой – «Хаджи – Мурат»:
«Аул, разорённый набегом, был тот самый, в котором Хаджи – Мурат провёл ночь перед выходом своим к русским.

Садо, у которого останавливался Хаджи-Мурат, уходил с семьёй в горы, когда русские подходили к аулу. Вернувшись в свой аул, Садо нашёл свою саклю разрушенной: крыша была провалена, и дверь и столбы галерейки сожжены, а внутренность огажена. Сын же его, тот красивый, с блестящими глазами мальчик, который восторженно смотрел на Хаджи-Мурата, был привезён мёртвым к мечети на покрытой буркой лошади. Он был проткнут штыком в спину. Благообразная женщина, служившая, во время его посещения, Хаджи-Мурату, теперь, в разорванной на груди рубахе, открывавшей её старые, обвисшие груди, с распущенными волосами, стояла над сыном и царапала себе в кровь лицо и не переставая выла. Садо с киркой и лопатой ушёл с родными копать могилу сыну. Старик дед сидел у стены разваленной сакли и, стругая палочку, тупо смотрел перед собой. Он только, что вернулся со своего пчёльника. Бывшие там два стожка сена были сожжены; были поломаны и обожжены посаженные стариком и выхоженные абрикосовые и вишнёвые деревья и, главное, сожжены все улья с пчёлами. Вой женщин слышался во всех домах и на площади, куда были привезены ещё два тела. Малые дети ревели вместе с матерями. Ревела и голодная скотина, которой нечего было дать. Взрослые дети не играли, а испуганными глазами смотрели на старших.

Фонтан был загажен, очевидно, нарочно, так что воды нельзя было брать из него. Так же была загажена и мечеть, и мула с муталимами очищал её.

Старики хозяева собрались на площади, сидя на корточках, обсуждали своё положение. О ненависти к русским никто и не говорил. Чувство, которое испытывали все чеченцы от мала до велика, было сильнее ненависти. Это была не ненависть, а непризнание этих русских людьми и такое отвращение, гадливость и недоумение перед нелепой жестокостью этих существ, что желание истребления их, как желание истребление крыс, ядовитых пауков и волков, было таким же естественным чувством, как чувство самосохранения.
Перед жителями стоял выбор: оставаться на местах и восстановить с страшными усилиями всё с такими трудами заведённое и так легко и бессмысленно уничтоженное, ожидая всякую минуту повторения того же, или, противно религиозному закону и чувству отвращения и презрения к русским покориться им.

Старики помолились и единогласно решили послать к Шамилю послов, прося его о помощи, и тотчас же принялись за восстановление нарушенного».

Ну, так, как, убедились?! Сегодня та же самая ситуация. Ничего не нужно менять. Так вот, ну ни как не хотят чеченцы удостаивать русских, даже своего скандала, то есть самого недостойного, что в них есть. По глубокому убеждению этого, несомненно «странного» народа, чтобы стать их врагом, мало иметь многочисленную рать, танки, самолёты и даже ядерную бомбу, к личности врага, оказывается, придавали такие особенности, как носителя ещё каких-то духовных ценностей, как то, мужество, благородство, культура и т.д.

Оказывается, убить русского — несравнимо с убийством носителя всех выше перечисленных добродетелей. Несмотря на то, что русские с завидной методичностью, вот уже на протяжении 436 лет уничтожают все памятники, зодчества, письменной культуры: книг, рукописей, пиктограммы, петроглифы. Представьте себе на территории двадцать тысяч квадратных километров нет ни одного жилого дома старше сорока, пятидесяти лет,.. Конечно Европейцам трудно это понять, они ведь не жили по соседству с православными христианами России. Но чеченский народ научился хранить свою многотысячелетнюю историю в устном народном творчестве, передавая её от отца к сыну.

И каждый хорошо помнит многотысячелетнюю историю своего народа и многовековой давности историю своего рода, а спросите любого русского солдата, кто его дед? Хорошо ещё если он знает имя человека породившего его. Так какая заслуга в том, что убить это существо? Завтра уже никто и не вспомнит о нём, разве, что для того, чтобы получить за него гробовые.

Будь я на месте чеченских старейшин, я бы сделал некоторое отступление от этих незыблемых, как Кавказский хребет правил, для пользы дела, что называется. Раз русских так убивает непризнания их чеченцами за достойных быть врагами людей, то я на месте чеченских старейшин, для определённой категории русских всё-таки эту планку опустил бы. То есть признал бы их за людей достойных мести чеченцев, я имею в виду, политиков и генералов, осуществлявших эти две чеченские войны. Их, «новых горцев», было бы немного, да и русский народ не противился бы объявлению им чеченцами своих претензий. За то чеченцы решили бы раз и навсегда проблему русско-чеченских отношений, а может быть, этим самым помогли бы и русскому народу решить извечный национальный вопрос: «Кто виноват».

Для того, чтобы лишить их возможности обвинять чеченцев в дикости и варварстве, оставил бы для них возможность для апелляции в прибалтийских и в чеченских судах, при чём с оговоркой, что решения обеих инстанций имеет одинаковую силу.

А почему бы и нет? Ведь сумели же евреи обернуть этот «дикий» обычай в современные цивилизованные одежды. И вот, на тебе, сидят себе спокойно, и как рыбок, по одному вылавливают всех участников холокоста. Евреи, я признаю Вас!

Край крайностей, или кирпичи ингушского менталитета
Рамазан Цуров:

Все люди на земле бегут от места, где им грозит смертельная опасность. Ингуши изо всех сил спешат туда, где стреляют или гремят взрывы, а то не дай Аллах они ничего не увидят своими глазами и придется довольствоваться чьими-то рассказами. Большая часть пострадавших в различных ЧП — именно такие зрители. И, как правило, чем опаснее “представление”, тем их больше.

Существуют две разновидности ингушей. Первые считают своих соплеменников худшим народом на земле и приводят в защиту своего мнения веские доводы. Вторые убеждены, что ингушский народ — соль земли и носитель всех достоинств, данных Богом человеку при его сотворении, квинтэссенция всего подлинно человеческого. Нигилисты высказывают свое мнение устно, с большим эмоциональным надрывом и обычно перед большой аудиторией на различных торжествах, но мнение это никогда не озвучивается в средствах массовой информации и различной печатной продукции. Мнением вторых переполнено все, что издается в Ингушетии.

Природа ингушского нигилизма непонятна, но вряд ли найдется на свете народ, который так легко и глупо теряет саму свою сущность. Ингуш предельно легко отказывается от своего прошлого, будь то кухня, архитектура, одежда, а отчасти и язык. Его пренебрежительное отношение к своим уникальным архитектурным памятникам, сохранившимся лишь чудом, может изумить любого европейца. Сотни и тысячи взрослых ингушей никогда не видели своих родовых башенных поселений в горах, ехать до которых всего несколько часов и добраться куда можно практически безо всяких препятствий. Они в этом признаются, ничуть не стесняясь.

В Японии вы не найдете взрослого человека, который хотя бы раз в жизни не поднялся на Фудзияму. В Ингушетии не найдете и трехсот человек, раз в жизни поднявшихся на священную Столовую гору, на самой вершине которой стоит тысячелетний храм, ныне служащий убежищем для скота.


Ингуш убийственно серьезен и не придает никакого значения таким пустым, на его взгляд, вещам, как музыка, поэзия, танцы, познавательные путешествия и пр. Свадьбы и похороны здесь почти ничем не отличаются друг от друга. Музыки и веселья на свадьбах нет уже десятки лет. В быту полностью утеряна культура танца. Танцы — удел одного или двух государственных ансамблей, очень незначительно пополняющихся свежими силами, так как профессия танцора, мягко говоря, не очень уважаема, как и профессия актера. Старейшины и духовенство, борясь с ингушской музыкой и танцами, видно, сами того не зная, выполняют давние советские установки на изжитие национального духа во всех областях жизни малых народов и на удивление быстро преуспели в этом.
Вопреки устоявшимся мифам ингуш мечтает о крепком государстве, но государстве справедливом, которое перестанет, наконец, без причины бить его по голове с ужасающей методичностью — каждые полвека и чаще. Дикая свобода давно перестала быть его средой, и он это понимает всеми фибрами своей души. А если и не понимает, деваться ему некуда.
Ингуш знает, что любые обращения к Разуму и Закону в нынешней ситуации просто бессмысленны. В отношении ингушей и чеченцев у государства с давних пор сложилась формула: “Своими стать мы вам не позволим, а чужими — тем более”.

Материальное благосостояние и религия — вот два кита, на которых строится мир ингуша. Трудно найти на земле более религиозный в массе своей народ, чем ингушский. Стремление к материальному благосостоянию для ингуша, возможно, важно ничуть не меньше религии, но способы достижения его регулируются религиозными запретами. Быть бедным — стыдно. Спорить с этим ни один современный ингуш не станет. Поставленный в самые неблагоприятные условия, он прилагает бешеные усилия, чтобы не быть беднее основной массы окружающих, а если не получается — то хотя бы казаться таковым. Ни один специалист по экономике не сможет понять, на какие средства среднестатический ингуш построил добротный кирпичный дом. Если у ингуша есть какие-то деньги, то самые большие купюры будут всегда лежать наверху. И тратить их он будет не с меньшим достоинством, чем настоящий миллиардер.
Кирпич и цемент — главные составляющие материальной жизни ингуша. Если бы герб Республики Ингушетии составлял я, то на 90 процентов он состоял бы из изображения кирпичной кладки.
Большой кирпичный дом — это мечта, с которой ни один ингуш не расстается никогда. Все другие материалы и архитектурные изыски исключаются. Дом должен быть таким, как у всех, но желательно чуть-чуть больше, чем у остальных. Какие-то новаторские идеи в обустройстве дома тоже не приветствуются. Зачем? Все должно быть одинаково. Это касается также одежды, посуды, мебели и всего прочего.
“А как же стройные ингушские башни?” — спросите вы. Стройность ингушских башен — это прямизна обнаженного и поднятого вверх меча или готовой сорваться с тетивы стрелы. Они величественны и красивы, но абсолютно одинаковы.

В ингушском языке есть слово “яхь”, точные смысловые оттенки которого невозможно перевести на другой язык. Приблизительно его можно перевести как “соперничество, длящееся всю жизнь”. При этом предполагается соперничество, соревнование только с представителями своего народа. Если раньше в понятие “яхь” входило и соперничество в храбрости, знании тонкостей архисложного ингушского этикета и многое другое, то в современной ингушской среде осталось только соревнование в достижении богатства. Для творческого человека, несмотря на насыщенность событиями и переменами, жизнь в этой среде по большому счету невыносима.
Никакого национального сознания и национальной стратегии развития, кроме “яхь”, у ингушского народа нет. Люди творческих профессий, более или менее талантливые, исчисляются единицами и не очень обласканы народной любовью, как и вниманием власти. Посредственность, умеющая зарабатывать деньги на подобии искусства, более приемлема для менталитета ингуша, чем одаренный художник с возвышенным сознанием. Оправдывать существующее положение вещей бесконечными репрессиями, которым подвергался ингушский народ, нет смысла. В таком случае ни евреи, ни курды, ни поляки и другие народы с трагической историей не имели бы ни литературы, ни искусства.
Недавно Фонд социально-экономических и интеллектуальных программ, готовивший семинар молодых писателей, попросил прислать анкеты молодых ингушских писателей и поэтов и их произведения. Представителям фонда никто не ответил. Промолчал единственный в республике литературный журнал, промолчал Союз писателей… В чем же причина? Дело в том, что ингушских поэтов и писателей в возрасте до 35 лет попросту нет в природе.

Ингушские города и села грязны и безлики. Держа в идеальной чистоте свой дом и двор, в соответствии с идеологией “яхь” (единственной ингушской идеологией), ингуш глубоко безразлично относится к чистоте улицы, квартала, города. Экологическое сознание у него отсутствует. Мусорные свалки вырастают в любом месте. В этом смысле ингуш ничем не отличается от всех остальных жителей России.
В этой теме мы не можем не коснуться чиновников, так как состояние населенных пунктов на 90 процентов зависит от них. Ингушский муниципальный чиновник так же уродлив и вороват, как и общероссийский, но отличается от него тем, что не занимается своими прямыми обязанностями вообще, если это не сулит ему какой-нибудь дополнительной выгоды, помимо зарплаты. Подвалы всех немногочисленных многоквартирных домов в республике, исключая новостройки Магаса, многие годы залиты фекальными водами.

На свадьбы и похороны уходит значительная часть бюджета ингуша, и они чуть ли не главная составляющая его жизни. Ездить и ходить на них приходится почти ежедневно, так как все ингуши — родственники, в той или иной мере. Последовательное сужение территории проживания ингушей в большей мере объясняется тем, что они на уровне подсознания стремятся собраться как можно плотнее, чтобы легче было ездить друг к другу на похороны, свадьбы и иные торжества и события. Соседи ингушей знают об этой черте национального характера и на протяжении многих веков пользуются ею, сначала просто занимая с согласия хозяев пустующие земли, а в последние десятилетия прибегая к более коварным методам.

Земельный голод, приводящий к кровавым междоусобицам, и крайне пренебрежительное отношение к границам своих земель — вот одно из необъяснимых противоречий ингушской ментальности.
На протяжении веков у ингушей не было князей и господ, ни в каком смысле. Военный вождь, избранный на время войны по определенным качествам, был вождем только в том случае, если сражался до конца боя впереди всех. Ни на какую особую долю добычи в случае победы он не мог претендовать. Не знал он также и о том, будет ли избран вождем в следующей войне.
Наличие храбрости и мужества не считалось какой-то особой добродетелью. Замечалось только ее отсутствие. Говорить о том, что кто-то храбр и мужественен, считалось неприличным, так как это подразумевало, что он храбрее и мужественнее присутствующих. Рассказчика встречало холодное равнодушие. Кстати, эта черта ингушского характера сохранилась до наших дней без изменений

А.П.Деникин в своей известной книге “Очерки русской смуты” писал о том, что основным занятием ингушей является скотоводство и грабеж. Генерал очень предвзято относился к ингушам, так как они вместе с чеченцами основательно потрепали его отборные дивизии, по сути сломали хребет всему его воинству. В высказывании генерала Деникина все же есть доля правды. Но походы наездников за добычей практиковались у многих народов мира, если не всех.
Монголо-татарское нашествие, а затем и кровавый поход Тимура хромого заставили остатки ингушского народа после тяжелых боев отступить в горы и выживать в тяжелейших условиях. Именно тогда взметнулись к небу величественные ингушские боевые башни, не имеющие аналогов в мире. Ингуши стали презирать все ремесла, кроме строительства. Все остальное можно было отобрать у других и привезти к себе. Потеряв в страшной и неравной войне на равнине все свои великолепные мастерские, дома, ухоженные поля, дающие богатый урожай, ингуши в дальнейшем стали добывать средства на жизнь угоном кабардинских, ногайских и калмыцких табунов и стад, не испытывая никаких угрызений совести. Впрочем, сами они тоже подвергались постоянным набегам представителей вышеназванных этносов.

К тому времени, когда русские пришли на Кавказ, ингуши уже возвратились на свои плоскостные земли, после долгой и трудной борьбы вытеснив оттуда пришельцев-кабардинцев, многократно превосходивших их численностью, и на самом деле стали, как писал генерал Ермолов в своем письме к митрополиту Феофилакту в 1819 году, “кротким и трудолюбивым народом”, мечтающим только о том, чтобы мирно возделывать возвращенную с таким трудом землю. О сопротивлении русским войскам и администрации, в то время еще не показавшей своего истинного лица, не было и речи. Комплекс завоеванного народа у ингушей и ныне отсутствует, но зато есть злость перманентно обманываемого и избиваемого народа.

Во второй половине девятнадцатого века из маленького ингушского народа, насчитывавшего в то время, по самым смелым предположениям, 15—17 тысяч человек, вышло шесть полных генералов царской армии. В Конвое Его Императорского Величества за короткий срок прошли службу около сорока представителей ингушского народа. Это абсолютный рекорд, если учитывать численность ингушей.

Во всех российских войнах, начиная с Отечественной войны 1812 года и кончая вторжением в Афганистан, ингуши показали себя фантастически храбрыми воинами. Одним из ярких примеров их героизма стала Брестская крепость, о чем до конца
80-х годов писать запрещалось.

Ингуш мстителен и никогда не забудет о нанесенной ему обиде или оскорблении, не говоря уже об убийстве. Месть может обрушиться на виновника, как шквал, и через пятьдесят лет. При этом непреднамеренное убийство прощается сразу, в тот же день. Был случай, когда водитель насмерть сбил на дороге двух девочек пяти и шести лет. Когда выяснили, что он не пьян, а девочки резко выбежали из-за угла, отец девочек тут же, на месте, простил его. Совершенно невозможно для любого ингуша то, что совершил владикавказский архитектор Калоев, который после гибели своей семьи в страшной авиакатастрофе убил авиадиспетчера Питера Нильсена. По ингушским нравственным законам, это — убийство совершенно невиновного человека, и ни о каком обычае кавказской мести тут речи быть не может.

Человеку, впервые попавшему в ингушскую среду, может показаться, что все процессы, происходящие в ней, хаотичны и непредсказуемы, и только спустя некоторое время он поразится тому, насколько четко обозначено место каждого индивида по возрасту, полу и т.д. Жизнь ингуша есть постоянное напряжение всех духовных и физических сил, зачастую порожденное страхом перед общественным мнением. Любой пустяк, например, выход на улицу в тапочках может стать для юноши причиной того, что за него уже не отдадут любимую девушку. Пройтись по улице в потрепанной одежде, даже если идешь делать не очень чистую работу, не принято. В далекую пору это объяснялось тем, что весь народ, по существу, был одной организованной и всегда вооруженной армией. Для того чтобы выжить, необходимо было находиться в полной боевой готовности круглые сутки. Отголоски этих времен сохранились до нынешних дней, тоже не совсем мирных. Даже самые близкие ингушам по ментальности чеченцы поражаются тому, что ингуш никогда не расслабляется в обществе и в глубине души всегда ожидает нападения, неважно какого.


Из ингушей очень редко получаются хорошие врачи, учителя и люди творческих профессий. Как уже писалось выше, ремесленников среди них нет совсем. Но из них выходят великолепные спортсмены, военные и дипломаты.

Увидев, в каких залах тренируются в Ингушетии чемпионы и призеры общемировых первенств и чемпионатов, требовательные западные спортсмены будут в шоке. Что касается дипломатии, то ее ингуши изучают с пеленок, и поэтому встреча с человеком самого высокого ранга никогда не приводит их в трепет. Иностранные и российские исследователи в своих трудах всегда отмечали это природное свойство ингушей.

Склонность к военной службе и дипломатическому поприщу ингушу крайне редко давала реализовать Советская власть. Единицы, которые преуспевали в этой области, всегда должны были идти на сделку со своей совестью. Совершенно иное положение дел было и есть там, где живут эмигранты-ингуши трех основных волн эмиграции: конца Кавказской войны, революционных лет и Великой Отечественной войны. В основном это страны Ближнего Востока. Например, в Иордании вся без исключения королевская гвардия состоит из чеченцев, ингушей и других представителей народов Северного Кавказа. Все более или менее известные спортсмены — также из них. Самые лучшие представители дипломатических корпусов этих стран — выходцы из Центрального Кавказа. Возможно, когда-нибудь будут преодолены стереотипы, созданные Сталиным и Берией, которые испытывали к ингушам и чеченцам личную внутреннюю неприязнь, и Россия получит великолепных дипломатов и военных из ингушской среды. Конечно, представители ингушского народа добиваются успехов и в других профессиях, но склонность к вышеназванным профессиям присуща им генетически.

Отношение к гостю и вообще любому человеку, оказавшемуся под его кровом, выделяет ингуша среди всех. Если гостеприимство, включающее в себя только ночлег, теплую беседу и угощение, есть практически у всех народов мира, то, оказавшись в ингушском доме, гость получает не только все это, но и хозяев, готовых в случае опасности биться за него до последнего вздоха. Нередки случаи и в далеком прошлом, и ныне, когда хозяин и его сыновья погибали у порога собственного дома, защищая гостей или любых людей, бежавших от преследования под их крышу.

В 1909 году целый аул Кек был окружен и разрушен царскими войсками за отказ выдать тяжело заболевшего и скрывающегося здесь абрека Зелимхана. Горсточка наездников вывезла Зелимхана в безопасное место, а все жители села с семьями были сосланы в Сибирь.

В 1919 году на ультиматум генерала Деникина выдать представителей советской власти на Кавказе — Кирова, Орджоникидзе и прочих — ингуши ответили яростным сопротивлением и потеряли в боях треть взрослого населения.

Если раньше ингуши легко вступали в межнациональные браки, то сегодня это происходит крайне редко. Тому есть своя причина. После выселения ингушей и чеченцев в Среднюю Азию и Казахстан советская власть поставила цель — любым путем ассимилировать переселенцев. Было принято постановление: любая представительница репрессированных народов, вышедшая замуж за представителя другого народа, автоматически становилась свободной. Несмотря на то что женщин, желающих воспользоваться данным постановлением, практически не было, старейшины двух народов, чтобы сохранить свои этносы, объявили негласный запрет на межнациональные браки. Запрет этот за редкими исключениями действует и по сегодняшний день.

Выражение “нет пророка в своем отечестве”, кажется, выдумано специально для Ингушетии. Выделившийся какими-то особыми качествами человек никогда не найдет себе здесь места. Самые талантливые врачи, изобретатели, художники чаще всего покидают родные края, так как в сером и унифицированном тусклой ингушской идеологией “яхь” обществе, признающем только материальную сторону жизни, одаренным людям нет места. Они мешают и чиновнику-вору, и “фээсбэшному” мулле, и всем родственникам, у которых начинают болеть глаза от излучаемого ими яркого света.

И конца этому не видать.