«Лукаво преступил пределы и приложил
дом к дому и поле к полю, и у слабейших исхитил долю их, и стремился к совершенному
бессоседию, как бы да одному мне жительствовать на земле»
Св.царь Давид Строитель. «Канон покаянный»

Свидетельство великого деятеля рассматриваемой эпохи о самодержавной природе его царской власти, которая сохранялась и во времена царицы Тамар и ее наследников, делает излищним суждения о политическом статусе Армении, вошедшей в состав Грузинской централизованной монархии, которые нередко можно встретить в армянской историографии. Но, поскольку в ряду общих проблем истории Грузии и Армении, к вопросу «статуса Армении» армянских историков привели попытки пересмотра этническогопроисхождения Мхаргрдзели и преувеличенные оценки исторического значения их роли в Грузинском государстве, мы вынуждены, первым долгом, рассмотреть историю этого славного рода.
Царевич Вахушти в списке древних грузинских князей называет Мхаргрдзели на девятом месте, и следовательно считает их принадлежащими истории грузинских феодальных родов. На основании данных грузинских и армянских источников, М. Броссе специально изучил историю рода Мхаргрдзели и связал их с общим прошлым самоотверженных деятелей и служителей Грузинского царства. При этом примечательно, что назвал этот род «Мхаргрдзелидзе». После этого долгое время воспроизводились данные и выводы М. Броссе. Вопрос о Мхаргрдзели не стоял перед грузинской и армянской историографией и в начале XX века, поскольку существующие источники и исследования делали совершенно явной принадлежность Мхаргрдзели, с культурно-исторической точки зрения, грузинскому миру и государственности. Лишь в 40-х гг. XX в., когда изыскания по поводу этнической принадлежности Мхаргрдзели в армянской историографии были положены в основу определения статуса Армении, вошедшей в состав Грузии, распространение высказанных по этому поводу соображений получило широкий характер и появились ненаучные утверждения, тогда и в грузинской историографии естественно возникла проблема Мхаргрдзели.
На развивавшиеся в тогдашней советской историографии негативные явления «исторического ликвидаторства» первым в 1947 г. откликнулся акад. С. Джанашиа своим известным научно-критическим исследованием «Об одном примере искажения исторической правды». Его поддержали И. Цинцадзе и В. Дондуа. После опубликованнной в 1953 г. критической рецензии В. Дондуа (см. «Мимомхилвели», № 3), вопроса о Мхаргрдзели из грузинских исследователей уже никто не касался. Лишь к началу 70-х годов, в ответ на искажение фактов и тенденциозной литературы, в нескольких газетных и журнальных статьях прозвучал голос протеста (Ш. Месхиа, М. Лордкипанидзе, А. Бакрадзе). А в 1979 г. вышла солидная работа Ш. Месхиа, в которой на основании скрупулезного и всестороннего рассмотрения исторических первоисточников, автор ответил на все главные вопросы, связанные с историей рода Мхаргрдзели. Эта работа и сегодня остается одной из основных опор в научном споре по указанному вопросу. А выдвижение новых аргументов и попытки модернизации старых концепций все продолжаются.
Исследователи истории Закавказья с самого начала не связывали историю рода Мхаргрдзели с вопросом определения статуса Армении, вошедшей в состав единой феодальной Грузинской монархии. Исследования производились с целью установления генеалогии Мхаргрдзели, поскольку представители этого рода непосредственно олицетворяли собой высшую администрацию Грузинского царства в этой части исторической Армении. Многие представители старшего поколения армянских историков (М. Чамчян, М. Алишан, Е. Лалаян, Ас. Шахназарян и др.) не настаивали собственно на армянском происхождении рода Мхаргрдзели. Даже Яков Манандян, у которого, кажется, впервые встречаем термин «Захаряны», считал его курдским по происхождению.
Армянская историография 30-х гг. XX в. уделяет сравнительно меньше внимания выяснению происхождения Мхаргрдзели, нежели определению значения их деятельности в истории Армении, что естественно вызывало потребность во всестороннем изучении юридического или фактического политического положения находившейся под контролем Мхаргрдзели части Армении. Тем более, что своеобразное восприятие грузино-армянских взаимоотношений армянскими источниками XII-XIII веков, пронизанными ностальгией по государственной жизни, в значительной мере способствовало созданию желательной исторической картины в обход реального состояния.
Первым, кто увязал деятельность Мхаргрдзели с политическим статусом армянской части Грузии, был, по-видимому, известный историк Лео (Аракел Бабаханян). Подобный подход к проблеме он проявил в работе «История епархиальных духовных училищ Карабаха», изданной на армянском языке в Тбилиси в 1915 г., где высказано соображение о создании Мхаргрдзелами в северной Армении «сети княжеской федерации». По его словам, опиравшаяся на родственные взаимоотношения общность и связи спасалара Захария с сильным грузинским царством позволили ему занять всю Араратскую область с городом Ани (Аниси), а также – множество других армянских земель и тем «как бы возродить армянскую независимость в более широком в этом случае измерении, нежели в эпоху Багратуниев». Таким образом ясно, что отношения Мхаргрдзели и вверенной им для управления грузинской провинции с центральной властью Лео сводит к союзу Армении с Грузией.
Проф. Л. Меликсет-Бек, по понятным причинам (по роду своей деятельности он фактически одинаково принадлежал к обеим историографиям), выбирает между двумя точками зрения несколько половинчатую, компромиссную позицию. По его мнению, «в конце XII – в начале XIII вв., т. е. примерно в эпоху царствования Тамар и ее наследников, Мхаргрдзели были фактическими хозяевами всей Армении в целом и т. н. «северных краев» в частности. Во всяком случае, сами Мхаргрдзели считали себя наследниками армянских царей, хотя в действительности они были наместниками грузинских царей в «Северной Армении».
Леон Меликсет-Бек, с одной стороны, признает политическую гегемонию Грузии в Армении, а с другой стороны, чрезмерно преувеличивает возможности грузинских высокородных сановников в присоединенной стране. Впоследствии эту точку зрения не разделяла ни одна из спорящих сторон.
Наиболее четко, по сравнению с предшественниками, выразил свою позицию один из самых авторитетных представителей армянской историографии Я. Манандян, когда в своем трехтомном «Критическом обзоре истории армянского народа» главу, специально посвященную Мхаргрдзели, назвал «Восстановление Армении под суверенитетом Грузии». В данной главе получила дальнейшее развитие ранее, в 1930 г., им же высказанная мысль о том, что в эпоху царицы Тамар «...почти вся Армения была покорена ее полководцами Захарией и Иванэ Мхаргрдзели и под властью этого нового княжеского рода феодальная Армения была вновь восстановлена как вассальная область Грузии».
Думается, все-таки, что решающее влияние на формирование армянского взгляда на происхождение и роль Мхаргрдзели в истории Грузии и Армении оказали труды Сурена Еремяна. Свой взгляд на вопрос С. Еремян представил еще в изданном в 1944 г. научно-популярном очерке «Амирспасалар Захария Эркайнабазук». Свое отношение к происхождению Мхаргрдзели автор выказывает уже в заглавии, когда переводит на армянский грузинское родовое имя и тем самым придает вельможе грузинского царя облик армянского властителя. Выдвинутые в этом очерке основные положения позднее он повторил в более обобщенном виде и в других работах, в том числе, изданных в Ереване в 1951 г. учебных пособиях. А в отдельных статьях в закавказских и всесоюзных изданиях развил еще более радикально. Обойдя стороной сведения армянских же историков – Киракоса Гандзакеци и Вардана о курдском происхождении Мхаргрдзели, С. Еремян, не указывая источников, заявляет, что их фамилия – Захарян и происходит она от имени вассала амирспасалара царя Давида Строителя и правителя Ташир-Дзорагета Иванэ Орбели – Захарии старшего, владетеля Хожорны. Исходя из этого, он считает армянскими и другие ответвления рода Мхаргрдзели, в частности, Гагели и Тмогвели .Подобным этническим преобразованием Мхаргрдзели и безмерным преувеличением политического значения их деятельности в грузинской и армянской истории автор постепенно подготавливает читателя к убеждению в возможности особого статуса армянской части Грузии. По утверждению С. Еремяна, амирспасалар царицы Тамар Захария заправлял не только внутренними военными делами, но от имени Тамар проводил и внешнюю политику, одним словом, был фактическим правителем царства. Более того, Тамар якобы оказалась под властью всесильных братьев – Захарии и Иванэ «Долгоруких» (т. е. Мхаргрдзели). Основываясь на подобных утверждениях, автор думает убедить читателя в достоверности своего основного положения, согласно которому армянские территории, вошедшие в состав Грузии в XII в., оказались в руках «Захарянов» и были настолько независимы от центральных властей, что грузинские цари даже не собирали с этих территорий податей. При этом автор обходит молчанием сведения грузинских источников, ничего не говорит о том, на каких условиях владения были отданы эти земли Мхаргрдзели.
При обсуждении политической роли Мхаргрдзели и статуса северной Армении в армянской историографии прослеживается примечательная особенность: отсутсвие четко сформулированной единой точки зрения по этому вопросу. Idée fixe «независимости» претерпевает качественные изменения от работы к работе и от автора к автору. То же самое наблюдается и в работах С. Еремяна. В 1951 г. он писал: «Освобожденные Грузией при активном участии армян территории вошли в состав Грузинского государства, пользуясь полным внутренним самоуправлением и налоговым иммунитетом». А два года спустя, он превратил эти армянские провинции Грузии в вассальные государства, а Мхаргрдзели, кроме налогового, приписал и судебный иммунитет и объявил их «наследственными верховными правителями» этого края. Таким образом сформировалась, по его мнению, целая сеть вассальных армянских княжеств Грузии, у истоков которых стояли т. н. Захаряны. К сожалению, эволюцию своих взглядов он (С. Еремян) не подкрепил новыми материалами или исследованиями. А в изданной в 1957 г. работе он писал: «В Закавказье в XII в. устанавливается период политической гегемонии феодальной Грузии, с которой была объединена Северная Армения». Несмотря на неяс- ность высказывания, думаем, эта точка зрения в определенной мере противоречит прежним постулатам автора.
Так называемую «независимость» армянских провинций, вошедших в состав Грузии, возводят на значительно более высокий уровень А. Арутюнян и С. Погосян в школьных учебниках истории. Армения здесь не является ни составной частью Грузинского государства, ни его вассалом. По утверждению А. Арутюняна, роль Грузии была ограничена лишь поддержкой восстановления политического существования Армении. Подчинение «Армении Захаридов» Грузии было номинальным и выражалось только в обязательстве в случае необходимости выделять вспомогательное войско и бороться против внешних врагов Грузии.
Эта точка зрения воспроизводится и в книге Н. Токарского.
Вопрос о Мхаргрдзели и связанная с ним проблема статуса «Северной Армении» более или менее исчерпывающе рассматривается в изданной в 1964 и 1969 гг. на армянском и русском языках книге Л. Бабаяна «Социально-экономическая и политическая история Армении в XIII XIV вв.». Непосредственно рассматриваемому вопросу в книге посвящены две главы, но разговор на эту тему продолжается местами и в последующих главах. Автор пытается подкрепить свою мысль новыми аргументами, сведениями из грузинских источников и мнениями, высказанными некоторыми грузинскими историками.
В отличие от своих предшественников, Л. Бабаян предлагает иную редакцию возникновения «Захаридской Армении». По его словам, во время «наместничества» (автор в данном случае путает «порубежничество» с «наместничеством») Мхаргрдзели якобы объединили армянские феодальные силы и создали армянские военные подразделения в системе грузинской армии, что, как оказывается, определялось их собственными большими политическими планами. А согласно этим планам, они должны были при покровительстве Грузии и непосредственном участии ее вооруженных сил освободить территорию Армении от турок-сельджуков и восстановить ее политическую независимость, добиться централизации феодальных сил Армении и создать автономное Армянское государство, которое находилось бы в вассальной зависимости от Грузинского царства. Двадцатипятилетняя борьба Захарянов ради воплощения этих планов, – по заявлению Бабаяна, – увенчалась успехом: Северная и Центральная Армения была освобождена и, кроме г. Кари и прилегающих к нему земель, была передана Захарянам. На основании некоторых неправильно или намеренно в желательном смысле понятых сведений Второго историка Тамары, Бабаян заключает, что переданные «Захаридам» земли современники уже не считали грузин- скими и рассматривали их только как независимые владения «Захаридов». При этом Л. Бабаян пытается представить существующее положение дел таким образом, якобы не Мхаргрдзели были на службе у Грузинского царства, а напротив, вооруженные силы Грузинского царства служили их политическим интересам. Такова поистине уникальная теория Л. Бабаяна о восстановлении Армянского государства при содействии и в рамках Грузии.
Перечисленным здесь положениям, выдвинутым в армянской историографии относительно Мхаргрдзели и связанного с ними статуса «Северной Армении», Ш. Месхиа в уже упомянутой работе, изданной в 1979 г., противопоставил следующие аргументы:
1. Согласно почти всем исследователям истории Армении и Грузии (М. Чамчян, М. Броссе, А. Эрицов, Е. Лалаян, Г. Ачарян, Я. Манандян, И. Орбели, В. Аллен, В. Минорский, Ив. Джавахишвили, С. Джанашиа и др.), сведения Киракоса и Вардана о курдском происхождении предков Мхаргрдзели отражают вполне реальную ситуацию, верность сведений армянских историков XIII в. в данном случае не вызывает сомнений.
2. Грузинские нарративные источники, данные армянской и грузинской эпиграфики единогласно указывают, что Мхаргрдзели было фамильным именем, а не личным прозвищем. Ясно, что в противном случае, прозвище Саргиса амирспасалара не перешло бы на его сыновей и внуков, а тем более, на представителей другой ветви Мхаргрдзели, на потомков Варама, подобно тому, как личное прозвище Андрея Боголюбского не перешло на его сына Юрия (Георгия) – супруга царицы Тамар, или Георгия Блистательного – на его потомство и т. д.
3. Предки Мхаргрдзели еще на месте своего первоначального проживания приняли христианство – монофизитство. Поэтому оказались вынуждены отделиться от среды курдских племен и укрыться в Армянской монофизитской Церкви. Так предки Мхаргрдзели стали «армянами по вере». Но их переселение в Закавказье совпало с тем временем (середина XI в.), когда армянские политические единицы или распались, или шли к своему падению. Дзоракертское, Лоре-Таширское царство, где предки Мхаргрдзели нашли первое пристанище, вскоре (в нач. XII в.) присоединилось к Грузии, вследствие чего они сразу же оказались на службе у грузинского государства и в среде грузинскихфеодалов, и «армянству» Мхаргрдзели по вере не довелось дойти до армянства по языку и культуре. Грузинская государственность и их окружение превратили фамилию курдского происхождения в грузинский род Мхаргрдзели. Только под этим грузинским наименованием «Мхаргрдзели» известен этот род грузинским и армянским источникам того времени. Вскоре исчез и единственный признак их «армянства» – религиозная принадлежность. Сначала вторая ветвь Мхаргрдзели, а затем, с конца XII в., первая ветвь с последующим потомством, совершенно огрузинились и церковно.
Род, какого бы ни был он происхождения, у которого государственным, книжным и церковным языком стал грузинский язык и который со времени своего выдвижения действовал в согласии с интересами грузинской феодальной государственности, служил делу ее строительства, и, таким образом, целиком принадлежал грузинскому феодальному миру, как он может быть назван иначе, если не грузинским феодальным родом?
4. Грузинский чиновничий уклад абсолютно исключал возвышение амирспасалара до первого уровня власти. Со времен Давида Строителя первейшим лицом в государстве, после царя, был мцигнобарт-ухуцеси Чкондидели, под управлением которого находилось и военное ведомство. По свидетельству Второго летописца Тамары, именно ему поручалось издавать и рассылать приказ о «скором собрании воинства». Без разрешения царя, амираспасалар грузинских войск не мог иметь в своем непосредственном распоряжении даже «малого ополчения».
5. Характерная для феодальных стран иерархия, вассалитет не указывает на независимость, автономию того или иного феодального владения.
6. Устройство чиновничьего аппарата феодального дома по аналогии с аппаратом грузинского царского двора было обычным явлением и для других крупных феодальных родов Грузии: это лишний раз подчеркивает, что феодальный дом Мхаргрдзели по своей организации ничем не отличался от других родовитых домов Грузии.
7. В армянских провинциях, которыми правили Мхаргрдзели, так же как и в других провинциях Грузии, высшая судебная власть была в руках государственного везира – мцигнобарт-ухуцеси Чкондидели.
8. Захария Мхаргрдзели, как амирспасалар царства и мандатуртухуцеси, внес большой вклад в укрепление Грузинской феодальной монархии, в освобождение захваченных турками-сельджуками армянских территорий и в их присоединении к Грузинскому царству. Он был верным слугой грузинского царя и поэтому, естественно, грузинские, а также армянские источники воздают ему хвалу.
Важнейшим условием выдвижения Мхаргрдзели на арене грузинской государственности и основой их положения как феодальных владетелей была их верность Грузии. В том же 1979 г. в Ереване выходит на русском языке интересный сборник «Кавказ и Византия, I», в котором опубликована обзорная статья С. Еремяна «Общность судеб и культурно-политическое содружество народов Закавказья в IX-XIII вв.». В ней изложены выработанные в результате продолжительных исследований основные взгляды ученого на проходившие в то время в Закавказье исторические процессы. Представленная в статье историческая картина явным образом не сходится с им же ранее высказанной точкой зрения о том, что из себя представляла часть Армении, вошедшая в состав Грузии. Именно поэтому он пытается найти оправдание взаимоисключающим положениям в самой грузинской действительности.
С одной стороны С. Еремян признает, что Грузия в XI-XIII вв. была централизованной феодальной монархией, в состав которой вошла Северная Армения, а с другой стороны – он отмечает возникновение армянского государственного образования на территории этой монархии, что, якобы, совершалось руками грузинского правительства. Он пишет: объединенное централизованное государство грузинских Багратидов само было заинтересовано в создании армянских феодальных княжеств, которые, в качестве порубежников (монапире), должны были защищать тыл страны с юга. Заинтересованность в совместной борьбе с пришлыми врагами предопределила возникновение армянских государственных образований, в рамках грузинской государственности, на бывшей территории царства армянских Багратидов...
На протяжении XII в. и в начале XIII в. таким образом сформировались вассально зависимые владения новых феодальных родов – Захарянов (груз. Мхаргрдзели), Махканабердских Арцрунидов (груз. Манкабердели), Вачутянов, Прошянов, Орбелянов, Хасан-Джалалянов и др. Дело в том, что эти новые феодальные дома, как отмечал Ш. Месхиа, были ничем иным, как обычными грузинскими феодальными единицами, феодальными родовыми домами. Зерно истины здесь лишь в том, что Давид Строитель и его наследники нередко назначали управителями освобожденных и присоединенных армянских территорий лиц, которые по происхождению или вероисповеданию были близки к населению этих областей. Но их феодальное владение осуществлялось на условиях служения по принятому в том мире общему правилу, что по сути исключало даже возможность появления «вассального государственного образования». Обстоятельства, отмеченные в упомянутой статье самим же С. Еремяном, полностью исключали развитие феодальных домов путем сепаратизма. По его словам, избавлению территорий Северной Армении от сельджуков в значительной степени способствовали армянские общины крупных городов (Аниси, Двина, Карса), представители новой торговой и ростовщической аристократии и ремесленные объединения, которые были заинтересованы в укреплении централизованной феодальной монархии грузинских Багратидов. Политика широкой веротерпимости и покровительства грузинских царей в отношении армянских и мусульманских городских общин способствовали дальнейшей консолидации государства. В этой части своей статьи С. Еремян приводит весьма впчатляющие аргументы, удостоверяющие централизацию и государственную консолидацию единой Грузинской феодальной монархии, после которых трудно поверить в возникновение внутри этого государства еще каких-то новых государственных образований. Как видим, в статье позиция С. Еремяна относительно «независимости» армянской части Грузии значительно смягчена, и «независимость» сведена до уровня вассальной зависимости отдельных армянских феодальных княжеств от центральной власти, и таким образом фактически уравнивается с повсеместно характерным для феодальных государств понятием вассалитета. Подобный подход к проблеме, по-видимому, был вызван рассмотрением положения «Северной Армении» в русле общеисторических процессов в Закавказье. Подобное, несколько смягченное отношение к статусу Армении, вошедшей в состав Грузии, прослеживается и в некоторых работах армянского исследователя истории Грузии А. Маргаряна, посвященных исследованию вопросов внутриклассовой борьбы и социальных взаимоотношений. По его определению, Северная Армени в XI-XIII вв. была включена в сферу грузинской государственности. Рассуждая о слабости национальной политической власти, он пытается размежевать функции местных и центральных властей. При этом отмечает неразвитость судебно-административного иммунитета на местах.
По его разъяснению, ни в армянских, ни в грузинских документах пока еще не обнаружено прямых указаний о том, что иммунистам в их владениях было даззволено назначать собственных административно-полицейских чиновников.
По Мхитару Гошу смертная казнь также относилась исключительно к юрисдикции царя, без царского дозволения князья не имели права на исполнение такого приговора. И по мнению П. Мурадяна, в XII-XIII вв. Грузия и Армения были политически объединены под скипетром грузинской ветви Багратидов. Он рассуждает о наличии общей налоговой системы и денежного обращения в Грузии и Армении того времени, отмечает также официальный статус грузинского языка в армянской части Грузии.
Проблема Мхаргрдзели и связанный с ним вопрос о статусе Армении в XII-XIII вв. все еще остается предметом пристального внимания армянской историографии. Несведущие в вопросах историии Грузии и незнакомые с грузинским языком авторы, при освещении проблемы в основном ограничиваются радикальными фразами. Большинство же лучше информированных относительно грузинских источников и более или менее знающих грузинский язык авторов, как будто учитывает и грузинский материал, но в их дефинициях армянская государственность по-прежнему рассматривается в рамках единой феодальной грузинской монархии, хотя радикальный подход нередко встречается и в трудах авторов подобного рода. В этом отношении типичны труды, созданные в 80-90-х гг.: «Сюник Орбелянов (XI-XIII вв.)» Григора Григоряна (на армянском языке), «Суд и процесс в Армении X-XIII вв.» Хосро Торосяна (на русском языке), «Княжество Вахрамянов» Арташеса Шахназаряна (на армянском языке) и др. Несмотря на различное осмысление или формулирование статуса Армении в XII-XIII вв., в этих работах принципиально одинаково отношение к личности Мхаргрдзели. Без каких-либо доказательств, как об азбучной истине, твердят они об «армянстве» Мхаргрдзели, об «армянском феодальном доме Захарянов» и его особой роли в истории Грузии и Армении. Более того, Х. Торосян открыто высказывает возмущение в отношении «некоторых грузинских ученых» (Ш. Месхиа, М. Лордкипанидзе и др.), которые, по его мнению, без всякого на то основания, только из-за того, что Захаряны некоторое время (примерно в 1120-1185 гг.) были вассалами то грузинского царя, то Орбели, считают, что они и впредь оставались в подобной зависимости и, вопреки фактам утверждают, что они были грузинскими князьями.
Исходя из представления о Мхаргрдзели, как об армянском феодальном роде, они осмысливают пестрое, в этническом отношении, по составу грузинское феодальное ополчение, как грузино-армянские войска, что, со своей стороны, дает основания для того, чтобы грузинские и армянские части войска представлять самостоятельными военными силами. Так, например, Г. Григорян в своей докторской диссертации т. н. грузино-армянское ополчение именует союзническим войском. Основываясь на этой дефиниции, А Х. Торосян рассуждает даже об армяно-грузинском военно-политическом сотрудничестве.
В отличие от них, А. Шахназарян считает «армянский феодальный дом Захарянов» в то же время одним из сильных аристократических родов Грузинского государства, однако участвующее в походе под их началом грузинское войско все-таки объявляет «грузино-армянским» войском. Автор относительно умерен в определении политического статуса вошедшей в состав Грузии Армении. По его словам, освобожденная грузино-армянскими войсками под началом Захарянов от турок-сельджуков Северная Армения вошла в состав Грузинского государства на началах феодальной субординации, следовательно, этим он фактически становится на сторону идеи вассальной зависимости Армении от Грузинского государства. Подход Х. Торосяна к данному вопросу предельно радикален: по его утверждению, вследствие успеха армянского войска в национально-освободительной борьбе против сельджуков, в сознании армянского народа и Захарянов растет естественное стремление к территориальномуобособлению и восстановлению государственности. Можно даже назвать, продолжает Х. Торосян, дату начала независимости – 1185 г. В этом году царица Тамара пожаловала Саргису Захаряну Лори «во владение и княжение». Этим актом Грузинское государство признало независимость Северо-Восточной Армении под главенством Захарянов. Даже для автора, хотя бы немного знакомого с историей Грузии, думаем, ясна совершенная необоснованность подобного вывода. Пожалование земель «во владение и княжение» было обычной формой феодального жалования в средневековой Грузии и его содержание отнюдь не подразумевало отказ государства от своих прав относительно пожалованного. Видно, Х. Торосян, осознав слабость своей радикальной позиции в спорах с другими авторами, для нейтрализации создавшегося впечатления завершает свои рассуждения по этому вопросу следующим заявлением: независимо от политико-правового статуса Захарянов и положения Северо-Восточной Армении, в историографии безусловно признано, что Армения Захарянов была независима в своих внутренних делах.
К сожалению, это заявление не отличается особой точностью. Ни одно феодальное княжество не было в Грузинском государстве XII-XIII вв. полностью независимым хотя бы во внутренних делах. Это признают и сами армянские историки, когда ведут речь о возможности судебно-административного иммунитета во владениях Мхаргрдзели.
В армянской историографии, по-видимому, доминирует разработанная С. Еремяном концепция о возникновении в освобожденной от сельджуков Армении сети вассальных армянских княжеств в качестве своеобразной формы армянской государственности. Подтверждению этой концепции служат монографические разработки истории существовавших в XII-XIII вв. в Армении отдельных феодальных домов и попытки определения степени вассальной зависимости их владений от центральных властей Грузии и выявления в этих владениях признаков независимых государственных образований. «История Хоченского княжества» Б. Улубабяна, «Сюникское княжество Орбелянов» Г. Григоряна, «Княжество Вахрамянов» А. Шахназаряна и др. – явное свидетельство подобного направления исследований. Б. Улубабян еще в 1973 г. писал: «Политическое положение Нижнего Хочена резко отличалось от вассалитета Захарянских княжеств и он обладал своеобразным суверенитетом. В источниках конца XII и начала XIII вв. ничего не говорится о зависимости княжества Нижнего Хочена от кого-либо, в особенности же от Грузинского царства или Захарянов».
Г. Григорян, со своей стороны, приписывает сюникским Орбелянам попытки восстановления армянской государственности. По его разъяснению, Сумбат Орбелян до самой кончины сохранял титул «царя», хотя по свидетельству первоисточников, продолжает Г. Григорян, этот титул приравнивался к титулу наместника и он не имел гражданского признания за пределами Сюникского нагорья. Таким образом, все попытки создания Орбелянами суверенного армянского государства закончились полным крахом. Орбеляны могли достичь своих целей в союзе с другими правящими феодальными домами и при непосредственной поддержке грузинского царского двора.
После Сумбата правителем Сюника становится его младший брат Тарсаич Орбелян, который по свидетельству источников прилагал все усилия для укрепления грузинского трона, за что Деметрэ II назначил его атабагом. Как видим, ни один приведенный Г. Григоряном факт, ни один аргумент не способствует стремлению исследователя приписать сюникским Орбелиянам попытки восстановления армянской государственности.
Монография А. Шахназаряна посвящена изучению истории княжества Гагели и она полностью построена согласно упомянутой концепции С. Еремяна. Поэтому он называет Гагели Вахрамянами, также как Тмогвели – Тмогвеци, т. е. представляет нам фамилии Мхаргрдзели и их ветвей в арменизированной форме (значительной части представителей армянской историографии обычно свойственно предлагать грузинские фамилии в арменизированной форме). Т. н. «княжество Вахрамянов» он рассматривает в рамках института «монапирэ» («порубежников», пограничных областей) и проводит параллель с древнеармянскими бдэхшствами (приграничными княжествами в древней Армении), чем, как видно, желает подыскать армянские корни для грузинского института «монапирэ». По его определению, «княжество Вахрамянов» по своей территории, экономическому и военно-политическому весу было третьим среди политических образований «Северной Армении», которые были призваны к защите юго-восточных границ Грузии. Административные границы этого княжества не соответствовали историко-географическим границам, что было обусловлено политикой грузинских Багратидов в отношении Северной Армении и интересами обороны Грузии. Суждения автора не дают основания для размежевания по какому-либо признаку независимости княжества Гагели из общепринятых в феодальном мире взаимоотношений центра и местных властей, для представления его вассальным Грузии княжеством, поскольку по разъяснению самого А. Шахназаряна, важнейшей функцией этого княжества было обеспечение безопасности и защита границ Грузинского государства.

Грузинские и армянские источники вообще не затрагивают статус Армении, вошедшей в состав единой Грузинской феодальной монархии. Этот вопрос, видно, остался вне сферы их интересов. Представленная в сведениях этих источников Грузия XII-XIII вв. – многонациональное кавказское христианское государство с едиными институтами, функционирование которых свободно и неограничено на всей территории страны. Единственным источником, в котором содержится определенное суждение о тогдашнем политическом положении Армении и допускается возможность восстановления армянской государственности в некий неопределенный период, является несанкционированный «Армянский судебник» Мхитара Гоша. Автор памятника заранее сообщает читателю о реальном положении дел. Он пишет: «Люди, занимающиеся чтением настоящих моих законов (т. е. законов о царском суде), будут высмеивать их, уподобляя меня человеку, которому во сне мерещится царство и много другого приятного; пробужденный уже от сна, он оказывается лишенным всего. Но пусть знают они, что мы не забываем, как преходяще и изменчиво всякое царство земное, тем более наше царство, ведь бывшего нет больше среди нас и настоящего нет у нас, видеть же его в будущем – не доведется нам...».
В условиях таких реалий, понятно, говорить о «статусе Армении» было бы неуместно и совершенно неоправданно. Именно поэтому в сочинениях армянских авторов того времени нигде не встречаются даже единичные указания на существование армянского суверенитета обособленно от грузинского царского двора, тогда как сведения, отражающие функционирование грузинской царской власти в Армении, представлены довольно внушительно. Рядом с прямыми показаниями источников, например, Давид «управлял всеми делами Картли, Сомхити и Ани» («Картлис Цховреба», I, сс. 345-346) и других подобных («Картлис Цховреба», II, сс. 99-100) встречаются и факты участия центральной власти даже в спорных вопросах крайне частного значения, что указывает на крупномасштабное распространение юрисдикции этой власти в Армении. Такого рода сведением представляется нам повествование Степаноса Орбеляна о состоявшемся в Армении, в городе Двине, на первый взгляд, странном суде. По сообщению армянского историка, во время царствования Тамар, оказывается, возник спор между двумя сюнийскими епископами о принадлежности драгоценного креста. Каждый из спорщиков стоял на своем, и спор никак не удавалось разрешить. Поэтому по инициативе Иванэ Мхаргрдзели, во главе с первым везирем Грузии и главой судебного ведомства Чкондидели было составлено судилище из богословов (законоучителей), представлявших все имеющиеся в стране конфессии. Среди членов этого чрезвычайного суда армянский историк называет Иване Тбели, Мемна Джакели, настоятеля Вардзии, настоятеля Плиндзаханка, великих патриархов Гареджийского, Гагского и Мацнаберда и представителей знати. Кроме них, кадиев Тбилиси, Ани и Двина, именитого шейха Сурмарииского и архиепископа Ани и епископов Биджни и Ахпата.
Вопрос, который, казалось бы, должен был быть разрешен в самой Армянской церкви, становится предметом широкого обсуждения в присутствии представителей всех имеющихся в стране конфессий и влиятельных светских лиц. Чем подчеркивается политически единый, цельный характер страны, приоритет общих интересов, выразителем чего, в данном случае, является один из высших представителей власти – первый визирь Грузии Чкондидели, посланный специально из царского двора, как это подчеркнуто в источнике! Более четкую картину функционирования грузинской царской власти в Армении, наверное, трудно было бы обрисовать.
Похожее впечатление оставляет изданный в 1218 году в Ани указ грузинского католикоса Этифанэ (Епифания) об уменьшении приходских податей, что запечатлено сделанной на грузинском храме в Ани надписью (См.: Н. Я. Марр. Надпись Епифания, католикоса Грузии. Издательство Академии наук, 1910). Правда, этот указ грузинского католикоса обращен к грузинской и армянской халкидонитской пастве Ани, но сохранившаяся в конце текста часть надписи армянского епископа Григора и городского эмира Ваграма («Я, епископ Григор, я, эмир этого города Ваграм, удостоверяем, что указ католикоса...») заставляет думать, что этот указ должен был распростаняться также и на армянскую монофизитскую паству, подобно всей пастве Грузии (Ив. Джавахишвили, Сочинения, т. VI, Тбилиси, 1982, с. 352), в особенности, если учесть довольно высокий уровень централизации тогдашнего (в средние века) Грузинского государства.
Вместе с тем, в сознании армянских писателей весьма прочно укоренено понятие историко-географической Армении, благодаря чему, на фоне ностальгии по армянской государственности (так явственно проявившейся в приведенном отрывке из судебника Мхитара Гоша), по-видимому особенно большое значение приобретало для них соучастие этой Армении в грандиозных деяниях большого христианского государства. Показателем такого отношения к явлениям могут служить известные формулировки армянских источников: «царь грузин и армян», «войска грузин и армян» или «армян и грузин», «полководец армян и грузин» и др. Видимо по этой причине, в сочинениях указанных писателей достаточно случаев идеализации армянских феодалов и правителей армянской части Грузии и преувеличения значения их заслуг перед страной. По наблюдению С. Джанашиа, идеологическая и психологическая сторона данного вопроса заключалась в том, что армянское население воспринимало грузинскую государственность со всем ее аппаратом власти, как собственную, родную государственность с общими государственными институтами. Такое двойственное отношение (ко всему грузинскому и общему) к фактам и событиям явным образом характеризует армянские источники, в то время как отношение грузинских источников в этом смысле, по понятным причинам, вполне однозначно. Так, например, «земли» и «вотчины» феодальных домов, где бы они не располагались – внутри страны или на территории исторической Армении, – согласно грузинским источникам предполагаются исключительно в Грузии. Жамтаагмцерели (Анонимный автор «Столетней летописи») пишет об Аваге амирспасаларе: «...И так прибыл к хану Уло. Он же с почестями приласкал и отпустил в Грузию, в вотчину свою». Это сообщение тем более примечательно, что даже в условиях монгольского владычества вотчина Авага, которая включала и земли исторической Армении, и самим ханом признавалась Грузией.
В отличие от грузинских, армянские источники всегда стараются отличать армянские земли от грузинских, владетелей и чиновников армянского вероисповедания от грузинских, армянское население от грузинского и т.д. Но при этом, никогда не забывают упомянуть о наличии грузинской власти в Армении. Наглядный материал богато представлен у Киракоса Гандзакеци, Григора Акнерци, Степаноса Орбеляна и в сочинениях других авторов. Приведем некоторые примеры из каждого из них; Киракос Гандзакеци пишет: «Притесняемый иноплеменниками, он (агванский владетель Ованес) задумал перебраться в Армению к великим ишханам Закарэ и брату его Иванэ. И те с большими почестями приняли его. Иванэ поселил его в гаваре Миафор, в монастыре, который называется Хамши. И он начал строить там большую и дивную церковь; [строительство ее] еще до завершения было приостановлено, ибо пришел султан Хорасана, именуемый Джелал-ад-дином, ударил по Грузинскому царству и предвозвестил нашествие войска иноплеменников и разорение Армении, Агванка и Грузии». Здесь прямо сказано, что и Армения и Агвания политически являются Грузией, поскольку нападение на эти страны означают удар по Грузинскому государству. А место Мхаргрдзели в государственной структуре Киракос Гандзакеци разъясняет таким образом: «Захарэ был военачальником грузинского и армянского войска, подвластного грузинскому царю, а Иванэ был в должности атабега». В другом месте он же именует Захарию Мхаргрдзели «грузинским военачальником», хотя не забывает указать о его принадлежности к армянскому вероисповеданию. Так что, и по толкованию Киракоса, владетель армянских областей и приверженецармянского вероисповедания, Захария Мхаргрдзели был тем неменее грузинским полководцем.
Та же картина представлена в «Истории племени лучников» Григора Акнерци. Здесь среди захваченных монголами грузинских земель названы: Шамхор, Сагам, Кархердз, Теревен, Гардман, Ергеванк, Мацнаберд, Тавуш, Терунакан, Норберд и др. А о происхождении Мхаргрдзели и т. н. «армянском войске» сказано следующее: «Грузинский князь, владетель Гаги, сын великого Варама, внук косноязычного Захарии, именем Агбуга, который мужественно сразился с войском султана, оттеснил назад правое крыло султанского войска».
Похожее разъяснение национальной принадлежности Мхаргрдзели встречается в других местах этого сочинения. Например, «сын грузинского великого князя атабага Иванэ, именем Аваг» и др. Так же часто упоминаются вместе грузинские и армянские князья, грузинское и армянское войско и т. д. Согласно и этому источнику, Мхаргрдзели являются грузинскими князьями и полководцами, а армянское войско и армянские князья вместе с грузинами и в условиях монгольского владычества являются равными субъектами, находящимися на службе единого грузинского государства.
В сочинении Степаноса Орбеляна четко отображено правовое положение армянских земель и их владетелей, характер и формы их отношений с центральной грузинской властью, что в конечном итоге не оставляет никакого повода рассуждать о возможном статусе Армении в составе Грузинского государства, ради чего так ревностно подвизаются представители нынешней армянской историографии. Речь идет о конфессионально арменизировавшихся выдающихся представителях рода сюникских Орбелянов – Сумбате и Тарсаиче. О взаимоотношениях грузинского царя Давида – сына Георгия-Лаша и Сумбата летописец сообщает: «Сумбат же со всей преданностью подчинялся ему (т. е. Давиду VII) ... Пригласил царь Сумбата в Тбилиси, чтобы взаимно воздать ему, спросил его и сказал: «Чего желаешь, чтобы я даровал тебе дары великие?» Сумбат отвечает: «О царь, что имеем, все твое и предков твоих, и того довольно для нас». В данном отрывке сочинения вполне понятным образом показано, что верховным владельцем всех земель, находившихся в рамках грузинской государственности, были грузинский царь и его предки, несмотря на тогдашнее владычество монголов над страной. Подтверждением распространения юрисдикции грузинского государства на присоединенные армянские земли служат также и хранившиеся в царском архиве Грузии книги податей, о которых подробно говорит летописец. Для демонстрации особой заботы Тарсаича Орбеляна об армянских церквах Степанос Орбелян сообщает весьма примечательные сведения: «Сей (имеется в виду Тарсаич Орбелян) отправился в Тбилиси, велел принести царские грамоты и прочитал все книги, где написаны были названия монастырей армянских, как бывших под податью (согласно другой рукописи, «бывших под правосудием и податью»). Тогда повелел привести книжника одного и заставил его заменить книгу ту и исключил названия более ста пятидесяти монастырей и старую книгу сжег и так освободил все церкви».
Главное в этом отрывке не то, насколько соответствует действительности масштаб отображенного здесь, лишенного правдоподобия, невероятного личного влияния Тарсаича Орбеляна, но то, что в Грузии времен монгольского владычества существовали и функционировали старые и новые грузинские книги податей и внесенные туда расположенные в Армении объекты никак не могли избежать исполнения возложенных на них обязанностей, если только не были бы исключены из этих книг. Однакорешение столь важного государственного вопроса, что Стефанос Орбелиани с легкой руки приписал своему отцу, было во власти только грузинского царя, а не какого-нибудь, пусть даже самого влиятельного, вельможи.
Грузинская государственность и суверенитет также четко отображены и в лапидарных памятниках присоединенных областей Армении XII-XIII вв. Еще С. Джанашиа отмечал, что политические формулировки армянских лапидарных надписей XII-XIV вв. несомненно свидетельствуют о статусе Армении в качестве составной части Грузии; по их же сведениям, армянским царем был царь Грузии и сами монголы в 20-х гг. XIV в. рассматривали Ани и Армению как одну из областей Грузии.
Политическими формулами армянских надписей, привлекаемых С. Джанашиа, являются: «Самодержавный царь Давид, государь этого края и народа» (Ахпат, 1121 г.), «Грузинский царь Георгий, также и наш государь» (Кечарук, 1181-1183 гг.), «В царствование Лаши и в амирспасаларство Захарии» (Мармет, 1206 г.), «В память о нашей царице Русудан...» (Карс, 1234 г.), «В царствование над грузинами и армянами Давида (Давида Нарина)» (Оромос, 1246 г.), «В падишахство хана Аргуна, в царствование Деметрэ, в паронство амирспасалара Мхаргрдзели» (Аруч, 1285 г.) и т. п. В этой связи весьма выразительна армянская надпись на средних воротах первой стены г. Ани, где читается и такая строка: «...В царствование грузин в этой стране, когда столица Ани получила хасинджу». Т. е., заключает С. Джанашиа, анийские армяне все еще считали свой город и страну в целом составной частью Грузинского государства даже в позднемонгольский период, когда Ани находилась под непосредственным контролем хана, что и отмечено известным термином «хасинджу».
Рассмотренные сведения армянских нарративных источников и лапидарных надписей, и тем более – сведения грузинских источников, не дают основания видеть какой-либо особый статусАрмении, вошедшей в состав Грузии в XII-XIII вв., поскольку они не содержат никаких элементов политической независимости на указанных территориях.

Политическая структура единой Грузинской феодальной монархии

Одновременно с процессом политического объединения Грузии, который завершился объединением всего христианского Кавказа, стала формироваться качественно новая система управления. Начало ей положил Баграт III, беспощадно истребив привыкших к независимости кларджетских властителей, – своих собственных двоюродных братьев. «Непокорных себе лишил он славы и на их местах поставил верных и ревностно послушных приказам его».
Борьбу, начатую Багратом III против древней системы удельных земель («сауплисцуло») и усобных воевод («эристави»), завершил Давид Строитель, который создал приличествующий единой Грузинской феодальной монархии новый управленческий аппарат централизованного государства. Окончательно объединенная Давидом Строителем и расширившаяся за свои этнические пределы Грузия требовала единой системы управления и чиновничьего уклада. Централизация управления стала уже требованием времени и, естественно, число ее сторонников и их политическая сила несомненно превосходила возможности противников, что служило гарантией успеха реформ Давида. Несмотря на это, оппозиция все еще обладала достаточной силой. Их сопротивление могло нанести стране значительный вред.
Поэтому Давид Строитель приступил к дальнейшему расширению своей опорной социальной базы. Системе вотчин он противопоставил систему ведомственного пользования («сакаргави»). На почве чего «эриставство» сменялось временными обладателями вверенных территорий – «сакаргави». По разъяснению Ш. Месхиа, это оз-начало, с одной стороны, превращение самих «эристави» (воевод) в обладателей «сакаргави», т. е. всего лишь временно управляющих вверенными им территориями. С другой же стороны, передачу земель не в условное владение, как прежде, а в качестве управленческой единицы, «сакаргави».
Подобный, владеющий «сакаргави», дворянин («азнаур») находился в полной зависимости от царской власти и волей или неволей становился «верным и ревностно послушным» ей. И Давид энергично принялся возвышать верных себе. Преданность стала главнейшим условием продвижения на политическом поприще и социальной лестнице. «Принцип преданности» неуклонно соблюдали и преемники Давида, что также имело большое значение для сохранения стабильности в многонациональном государстве.
Из самых верных Давиду людей состояла им же созданная одна из основных опорных военных сил – царская гвардия – т. н. «монаспа». Воины из этого корпуса царских стражей были «избранные и проверенные в подвиге, этак тысяч пять человек, обращенные все в христианство, благонадежные и испытанные мужеством».
По мнению К. Чхатараишвили, большинство состоящих в гвардии ополченцев были, по-видимому, негрузинского происхождения, поскольку летописец считает их «обращенными в христианство», т. е. недавно принявшими христианство. По его же наблюдению, отец Захарии и Иванэ Мхаргрдзели – Саргис, который так внезапно возник на исторической арене, выдвинулся, надо думать, из гвардейцев. И по мнению Н. Бердзенишвили, в деле укрепления и усиления центральной власти роль грузинской гвардии – «монаспа» по своей значительности приравнивалась кроли опричнины времен Ивана Грозного. С точки зрения зависимости от царской власти, Н. Бердзенишвили особенно выделяет институт т. н. Порубежников («монапирэ»), который подразумевает мощную централизованную власть и служит ее дальнейшему усилению. Институт, имеющий такую функцию, по его мнению, мог быть создан только при Давиде и в условиях проводимиго им политического курса; по мнению ученого, именно поэтому он и был введен Давидом. По его же разъяснению, Абулетисдзе, Орбели или Бешкен Джакели, вскользь упоминаемые в царствование Давида в качестве боевых служителей, являются именно такими порубежниками («монапирэ»), которые «с ловкостью захватывают» города и крепости неприятеля, разоряют вражеские территории, погибают в битве с врагами, это те самые «монапирэ», благодаря разведывательной деятельности которых Давид всегда знает, где расположена вражеская орда, знает и то, какие политические настроения в той или иной стране, захваченной врагами (в Армении, Ширване, Ране...).
Разумеется, эти хранители границ являются не потомственными вотчинниками-воеводами, но доверенными выдвиженцами царя, преданными ему и скоропослушными, военными и административными царскими служителями в приграничных областях, нуждающихся в поддержке против врагов. В результате реформ Давида Строителя многие недостойные лица были устранены с высоких должностей и вместо них выдвинуты другие из низшего и среднего дворянского слоя, отличавшиеся личными достоинствами, знанием дела и верностью царю.
По справедливому замечанию Ш. Месхиа, само по себе назначение вместо недостойных представителей высшей знати людей по их личным достоинствам уже было по существу большой реформой в феодальном государстве. Оппозиционные царской власти силы постепенно отступали, а царская власть усиливалась укреплялась. По мере успехов в борьбе с оппозицией и внешними врагами намечается увеличение фонда государственных земель, поскольку отобранные у крупных враждебных феодалов и присоединенные недавно территории числились государственными, что, в свою очередь, способствовало умножению земель, отданных в ведомственное пользование («сакаргави») и расширению слоя преданных и послушных царю служителей и воинов. В таких условиях усилия, направленные на централизацию власти, беспрепятственно приводили к желаемому результату.
Для централизации власти величайшее значение имело введение Давидом Строителем должности визиря, объединяющей в себе мирские (мцигнобартухуцеси т. е. Старшего царского писаря) и церковные (Чкондидского епископа) функции, с подчинением также и других основных ведомств государственного правления. Мцигнобартухуцесами в Грузии обычно назначались монахи и они изначально были известны своей верностью царю, что было обусловлено самой природой этой должности: в отличие от других чиновников царского двора, стремящихся превратить должности и связанные с ними привилегии и владения в наследственную собственность, мцигнобратухуцеси были свободны от подобных стремлений, так как, будучи монахами, не имели наследников и не могли иметь земли в качестве собственности или источника доходов. Следовательно, как поясняет Н. Бердзенишвили, «мцигнобартухуцеси полностью зависел от центральной власти. Между этой должностью и мощью царской власти была установлена связь прямой пропорциональности: чем сильнее был царь (и царский двор), тем сильнее и значительнее становилась должность мцигнобартухуцеси и наоборот. Поэтому естественно, что быть самоотверженным и деятельным сторонником усиления и возвышения царской власти входило в интересы самого мцигнобартухуцеси».В противовес влиянию греческой Церкви, Чкондидский епископ также отличался особой преданностью царской власти, и ко времени реформ Давида Строителя эта преданность уже имела двухвековую традицию.Мцигнобартухуцеси, как монах, а Чкондидели, как епископ, могли заниматься церковными делами. С объединением этих двух должностей, влияние Мцигнобартухуцеси-Чкондидели на Церковь значительно возросло, что дало возможность царю подчинить Церковь влиянию своей власти и получать от нее большую поддержку в государственных делах.
Помимо церковных дел, Давид Строитель наделил мцигнобартухуцеси высшей властью управлять судебным ведомством; кроме того, в его ведении, как первого в иерархии чиновника, находились все внутренние и внешние государственные вопросы. Этот могущественный власть предержащий назывался визирем. Как первое лицо при царском дворе, он осуществлял контроль над всеми ведомствами центрального аппарата и при получении соответствующей санкции проводил от имени царя мероприятия государственного значения.
Примечательно, что на протяжении существования единой Грузинской феодальной монархии эта должность сохранялась почти неизменно и принятый Давидом Строителем порядок, за редкими исключениями, почти не нарушался. Среди мероприятий, предпринятых для централизации власти, одним из важнейших было создание института «мстовари» («лазутчиков»), который царь Давид превратил в мощное орудие подавления феодальной оппозиции. Это был искусно отлаженный разведывательный аппарат, посредством которого царь бывал в курсе всего, что только происходило в войсках, монастырях или в домах крупных феодалов. По словам историка царя Давида, даже «помыслы» его__подданных доходили до царя. «И это твердо знал каждый человек, что уже при исходе слова из уст без сомнения известно становилось оно царю». Высказано предположение, что разведывательный аппарат, возможно, действовал и за пределами страны и поставлял царю Давиду нужную информацию о действиях его соседей и врагов. Этот разведывательный аппарат входил в ведомство внутренних дел, которого возглавлял мандатуртухуцеси.
Мандатуртухуцеси (начальник служащих внутренней полиции – мандатуров) был, после визиря, первым должностным лицом при царском дворе, он упоминался перед занимавшим введенную в это же время должность амирспасалара. Примечательно, что, согласно правилу, принятому со времени Давида Строителя, мандатуртухуцеси, даже после возвышения звания амирспасалара (во времена Георгия III и Тамары), всегда упоминался перед амирспасаларом.
В процессе создания полноценного центрального чиновничьего аппарата во время царствования Давида Строителя, как выясняется, сформировалось отдельное царское финансовое ведомство во главе с мечурчлетухуцеси.
В соответствии с интересами централизации управления произошла реорганизация войска. Новые виды войска отличались высоким профессионализмом и верностью царской власти. Ополчение, выводимое воеводами, имевшими условные владения (т. н. «мосакаргаве»), служили исполнению царской воли. С воеводством они совмещали также и должности при царском дворе, и следовательно, – являлись чиновниками, подчинявшимися центральному аппарату.
Кроме пятитысячной личной гвардии «монаспа», Давид обзавелся и 60-тысячным постоянным войском. В случае необходимости он использовал также и наемное войско («Рокис спа»). Для оперативного руководства многочисленной армией было создано специальное военное ведомство во главе с амирспасаларом.
Ведомства, которые охватывали практически все сферы руководства страной, сосредотачивались в одном общем управлении, во главе которого стоял царский визирь – Мцигнобартухуцеси-Чкондидели. Так произошла концентрация государственного управления при царском дворе. Как отмечал Н. Бердзенишвили, в эпоху царя Давида, «из государства, как из центрального фокуса, исходит все: административное управление страной, судебное дело, военное дело («монапирэ, мосакаргаве»), даже дело управления Церковью... Централизовано также и таможенное дело». Весьма примечательно, что созданный Давидом Строителем центральный чиновничий аппарат оставался по существу не- изменным и в период царствования его наследников (Деметрэ I, Георгий III, Тамар). Вплоть до монгольского владычества самодержавность царя в Грузии ни разу не подвергалась сомнению.
Монархия была политической системой, которая соответствовала условиям объединенной Грузии и служила ее дальнейшему развитию и укреплению, что полностью исключало одновременное сосуществование этно-территориального принципа в условиях централизации власти. Источником благополучия знати уже выступал царский двор и представители знати боролись за власть при царском дворе. Поэтому со времен Давида Строителя ни один воевода не предпринимал попыток для восстановления былой независимости своих владений, ни одно бывшее царство не приложило усилий для достижения независимости и даже в тяжкую пору монгольского владычества страна сохраняла единство.


Правовое положение армянских княжеств в политической организации единой Грузинской феодальной монархии

В начале этой работы уже было сказано, что постановка вопроса о «статусе Армении», вошедшей в состав единой Грузинской феодальной монархии, принадлежит армянской историографии. Уже сама постановка этого вопроса фактически подра- признание Армении в составе Грузии; однако ряд армянских авторов в своих трудах отрицают что-либо подобное, или же – выказывают неистребимое желание к опровержению данного предположения. Думается, историографический обзор убеждает в беспочвенности утверждения о какой-либо форме независимости армянских областей Грузии. Источники не содержат сведений о существовании каких-либо элементов, выражающих суверенитет «армянских княжеств», объединенных в составе Грузии, а исследовательские методы большинства представителей современной армянской историографии и основанная на них историческая картина мало согласуются с реальной обстановкой, которую рисуют научные способы исследования. При поисках следов суверенности армянских областей в Грузии XII-XIII вв. основные аргументы упомянутых авторов, как мы уже видели, основываются на предвзятой идее этнического и культурно-политического армянства Мхаргрдзели и на безмерном преуве- личении их роли в политической жизни Грузии XII в., а также – на неверном понимании форм феодального землевладения в Грузии XII-XIII вв. и непонимании социальных или политических формулировок грузинских источников (как, например, пожалование страны во владение, понятие семи царств и т. п.), а в отслучаях, – произвольном сотворении фактов. Например, «династия Захарянов», «государство Захарянов» и др.
Вхождение армянских областей в состав единой Грузинской феодальной монархии и их лияние с грузинской государственностью не было конъюнктурно обусловленным единовременным актом. Объединение большей части Закавказья в единое государство имело гораздо более глубокие корни социально-экономического и политического характера и исходящие из них долговременные политические процессы реализовались лишь в удобных для этого внутренних и внешних условиях. Расположение на важном торговом и военно-стратегическом перекрестке придало Закавказью весьма выгодную роль золотого моста, связывающего восточные и западные цивилизации, но вместе с тем его постигла нелегкая участь спорной для великих империй земли. Поэтому грузинские и армянские государства, вместе с соседними большими странами, оказались изначально втянутыми в долгую и ожесточенную борьбу за гегемонию в Закавказье. Эта борьба имела одну примечательную специфику: соперники ставили целью завладение всем Закавказьем, а точнее, всем Казказом и не довольствовались контролем над какой-то его частью. Это, в основном, было вызвано естественными условиями Кавказа, которые превращают этот регион в одну целостную хозяйственно-экономическую и военно-стратегическую общность. Большие войны периодически вызывали перемещение связывающих Восток и Запад торговых артерий то с Юга на Север, то с Севера на Юг, в соответствии с чем проходящие через Грузию и Армению международные трассы попеременно активизировались на ближневосточной арене. Необходимостью доступа к стратегическим коммуникациям друг друга отчасти объясняется стремление соседних армянского и грузинского государств к расширению своих границ до берегов Куры и Аракса, чтобы свести до минимума зависимость функцинирования коммуникационных систем от внешних условий, что довольно рельефно отразилось в истории Закавказья. Соседи также сильно зависели друг от друга с точки зрения обороны. Возвышавшиеся в северной и южной части Закавказья горные системы представляли естественную преграду против врагов, и их эффективность при условии общего контроля неизмеримо возрастала. Общие интересы обороны нередко смягчали остроту борьбы за собственные территориальные претензии и придавали возникавшим между соседями противоречиям и противостоянию несколько локальный и внутренний характер.
Характерно, что «Картлис цховреба» («История Грузии») четко отличает друг от друга два вида войн – внутренние и внешние. По ее представлениям, внутренняя война – это борьба кавказских народов за объединение их стран под главенством одной из них, а внешняя война – борьба для самозащиты против внешних поработителей. Идея объединения Закавказья, по-видимому, была рождена главным образом геополитескими условиями этого региона и ее отображение в сознании политиков было обусловлено жизненными закономерностями. Борьба за материализацию этой идеи с древнейших времен прослеживается в деяниях политических деятелей Закавказья (попытки Тиграна Великого, Фарсмана Великого, Вахтанга Горгасала и др.).
Наиболее ясные и реальные сведения о борьбе за политическое объединение Закавказья сохранились в отображающих историю этой земли в IX-XII вв. грузинских и армянских источниках, согласно которым возникшие в условиях ослабления арабского владычества и боровшиеся с ним грузинские и армянские политические образования обнаруживают неудержимую тенденцию к укрупнению. Преодолев старые этнические границы, процесс объединения постепенно охватывает все Закавказье. По утверждению С. Еремяна, в правящих кругах Ширакской ветви армянских Багратидов вырабатывается политическая доктрина об объединении христианских народов Закавказья в единое государство, которое якобы должно было образоваться под эгидой ширакских Багратидов.
В качестве своей родовой вотчины рассматривали христианский Кавказ и грузинские династы. Теория, связывающая потомство Багратионов с пророком Давидом и тем самым – с Господом Иисусом Христом, литературно была зафиксирована в сочинении Гиорги Мерчуле в середине X в., что придавало публичный характер притязаниям грузинских властителей на весь христианский Кавказ.
Примечательно, что силы, вовлеченные в процесс борьбы за воплощение этого политического идеала Багратидов, для зав-ладения военно-стратегическими позициями (шла ли речь о Картли или албанских землях, о Гугарети или «вратах аланов») группировались под знаком неэтнических, а политических интересов. Поэтому главные противоборствующие силы – грузинские и армянские цари и князья нередко оказывались в одном лагере. Национальная принадлежность Адарнасэ, царя грузин (888-923) не помешала ему попытаться с помощью армян изменить в Армении политическую ситуацию, как только разошлись интересы его и Смбата I. По свидетельству Иоанна Драсханакертского, группа армянских нахараров, под руководством Хасана, предложила Адарнасэ армянский престол и попросила помощи для свержения Смбата I. Адарнасэ с большим войском вторгся в Ширакскую область и захватил Аниискую крепость.
Общее происхождение грузинских и армянских Багратидов, вероятно, играло определенную роль в предложении Адарнасэ армянского престола, но перед лицом большой политической задачи, которая подразумевала в будущем политическое и культурное слияние христианских народов Закавказья, этническая принадлежность, в известной мере, теряла свое значение, особенно для высших слоев общества. В этом же направлении действовало и развитие близких, родственных отношений между представителями грузинской и армянской династий и феодальной аристократии, принявшее особенно широкий характер именно в эту эпоху.
В условиях близости агрессивных государств и мусульманского культурного давления наилучшей перспективой представлялось объединение христиан в одном государстве, что на основе существующего в Закавказье расклада основных сил могло быть воплощено только в качестве объединения «в Армению» или «в Грузию». Борьба армянских Багратидов за реализацию политического идеала в IX-X вв. опиралась в основном на сотрудничество с центральной властью халифата. С угасанием его власти в Закавказье, освободившаяся от арабской зависимости Арменияраспалась на отдельные царства и княжества; процесс дальнейшего раздробления еще более углубился, благодаря чему большие планы армянских политиков затуманились и превратились в химеру. Более того, начавшаяся с середины X в. византийская агрессия поставила под сомнение само будущее существование армянских политических образований. В этих условиях влияние грузинских представителей власти все более возрастало. По сообщению Иоанна Драсханакертского, «сына [царя] Смбата, Ашота... воцарил над армянами царь Вирка»1 т. е. Грузии. Во второй половине X в. этот процесс становится гораздо более глубоким и последовательным По свидетельству армянских источников, прославленный властитель Тао Давид III куропалат не только активно вмешивается в споры армянских династов и по своему усмотрению улаживает их взаимоотношения, но и при участии армян освобождает армянские земли от владычества арабских эмиратов и затем присоединяет их к своему царству. Успех объединительного движения в Грузии, для развития которого, в отличие от Армении, здесь образовалась гораздболее широкая социально-экономическая и политическая база, обеспечивает последующий рост влияния грузинских правителей (Баграта III, Георгия I, Баграта IV) в Армении. Отныне борьбу за воплощение политического идеала Багратидов продолжают только грузинские правители. К середине XI в. в результате крупной агрессии византийцев и набегов турок-сельджуков в Армении до основания была разрушена национальная государственность, и спасение христинства в Закавказье и его будущее увязалось с возможностями Грузии.
В это кризисное для истории Закавказья время, когда орды кочевников-сельджуков грозили полным уничтожением феодального хозяйства, по заданию грузинских правящих слоев вырабатывалась концепция Леонтия Мровели об общем происхождении, родстве и братстве кавказских народов, которая фактически представляла собой дальнейшее развитие уже ранее сформировавшегося в высших правящих кругах Грузии и Армении воззрения, поскольку она подготавливала идеологическую основу для распространения грузинской государственности не только на христианскую часть Закавказья, но и на весь Кавказ. Время для выдвижения этой концепции, по нашему мнению, было выбрано исключительно точно. Только общая опасность могла ускорить длительный процесс объединения народов этнически и конфессионально пестрой земли. И поскольку организатором борьбы против общего врага могла выступить только объединенная Грузия, постольку в случае победы могли воплотиться многовековые попытки распространения грузинской государственности на весь Кавказ, что с успехом и завершил Давид Строитель.
В основу политики Грузинского государства в отношение освобожденных от сельджуков территорий был положен религиозный принцип. Те территории, в которых преобладало христианское население (Западный Ширван и Северная Армения), были включены непосредственно в состав Грузинского государства, а отношения с остальными были установлены на условиях вассальной зависимости, что вполне отвечало старинной общей грузино-армянской доктрине создания в Закавказье единого христианского государства. Как видно, по этой причине, армяне ощущали себя соучастниками зарождения нового большого грузинского государства и его структур. Такой настрой, думается, нашел отражение в соответствующих формулировках армянских источников, в которых весь государственный аппарат воспринимается, как грузино-армянский: «царь грузин и армян», «полководец грузин и армян», «грузинско-армянское войско» и т. д. Синонимы этих высказываний – «царь христиан», «христианское войско», «христианская страна» и др., в которых выражается культурно-политическое содержание единого, общего государства. По-видимому, укреплению подобной уверенности в армянском обществе в значительной мере способствовала знаменательная формула, относящаяся к грузинским царям – «меч Мессии», обозначавшая избавителя и покровителя христиан и подразумевавшая, наверное, в том числе и армянское христианское население. Примечательно, что и армянские авторы позднего средневековья при разговоре о Грузии обращаются к старым формулировкам: «христианская страна», «христианский царь», и др. Вместе с тем, названные армянские авторы хорошо понимают, что эта «общее христианское государство» все-таки является Грузией. Те же «грузинско-армянские» войско, царь или полководец попеременно названы грузинскими. Видно, поэтому нередко их повествования проникнуты ностальгией (напр., у Мхитара Гоша). Грузинский характер «общего государства» христиан в Закавказье объясняет исторической закономерностью следующее предание, сохраненившееся в сочинении Киракоса Гандзакеци: «...великолепный, бесценный трон, дивную корону, подобной которой не было ни кого из царей, которая, говорят, принадлежала Хосрову, отцу армянского царя Трдата Великого, и, спрятанная там, сохранилась благодаря неприступности места [затем] досталась царям грузинским (подразумевается, что по воле Божьей) и там и оставалась по сей день».
Этим преданием признаются права грузинских царей не только на часть Армении, вошедшую в состав Грузинского царства, но и на всю историческую, Великую Армению, и следовательно, они признаны законными наследниками армянских царей. Литературное фиксирование этих преданий в армянской части Грузии, разумеется, создавала благоприятную идеологическую среду для властей и способствовала слиянию этих областей с остальной частью страны.
Благодаря своему географическому расположению, с присоединением к Грузии армянские области административно оказались в ряду порубежных областей, которые в отличие от других были более зависимы от центральной власти. Армянские административные единицы для управления вверялись только самым надежным, с точки зрения царя и государства, представителям знати, среди которых в этом смысле выделялись Мхаргрдзели. Их вклад в укрепление феодальной монархии довольно широко отображен в грузинских и армянских источниках.
Подтверждением полного вхождения Армении в единое Грузинское феодальное государство является также социальная структура и культурный облик этой части Грузии в XIII-XIV вв.
Наряду с политическим вхождением в грузинские границы, Армения оказалась в общем пространстве феодального развития Грузии, благодаря чему она и социально и культурно сблизилась с Грузией. В параграфах Судебника Мхитара Гоша совершенно ясно просвечивают характерные для грузинского общественного строя взаимоотношения, что свидетельствует и о том, что ко времени создания упомянутого армянского светского судебника на присоединенной армянской территории уже воцарился грузинский тип феодализма и она не только политически, но и социально стала органической частью Грузии, что само собой исключало наличие в этой части страны какого-либо независимого социально-политического института. А общая социально-политическая среда была тем главным условием, которое давало возможность равного пользования государственным благом всем его членам, по-этому, по всей вероятности, разобщение с ним никого не устраивало, тем более, что на фоне армянских земель, попавших под мусульманское владычество, еще более явно вырисовывалось преимущество грузинской социально-политической системы, служившей основой для развития и расцвета Армении в составе Грузии. Это социально-политическое единство оказалось столь прочным, что при административном устройстве подвластной им страны монголы с самого начала были вынуждены причислить к Грузии (Гурджистанскому вилайету) и Армению. И как предполагал Н. Бердзенишвили, такое решение было принято ими в результате активных действий армянских политических деятелей. Потому-то, отмечал Н. Бердзенишвили, феодальная Грузия не знала никакой борьбы за племенную независимость, феодалы были олицетворением «Грузии», были равными творческими создателями грузинского феодального общества. Если феодал был настроен сепаратистски, он исходил не из факта культурного (племенного) своеобразия своей вотчины, но из собственных феодальных, хозяйственных, политических интересов.
В период владычества монголов, когда власть грузинского царя была крайне ограничена, а каждое проявление сепаратизма феодалов и попытку нарушения целостности страны поддерживали всеми способами, политическое единство армянских общин с Грузией и впрямь обеспечивала, в первую очередь, заинтересованность самого армянского феодального общества в этом единстве, где для него открывалось гораздо более обширное поле деятельности, нежели она могла иметь в небольшом княжестве, находящемся в отсталом окружении. В этом отношении весьма примечательна судьба Орбели – арменизированных грузинских владетелей области Сивниети (Сюника). Элигум и его наследники с помощью монголов за счет земель соседних феодалов создают обширную вотчину и утверждают ее за собой на основании монгольского права, после чего их княжество лишь формально остается в составе Грузии. Но вскоре Орбели опять возвращаются в сонмище грузинской знати и после 1258 г. их дом все-таки включен в податные книги Грузии. Монгольская социально-экономическая система не уживалась с вотчинным владением. Поэтому ради закрепления и неоспоримости вотчины, за что и боролись Орбели, нужно было привлечь грузинское феодальное право и обретенную на основании местной законности легальность. Социальные интересы армянского населения в эту эпоху, особенно в его верхних слоях, тесно увязывались с грузинским государственным сознанием, что, породило, как об этом писал И. Орбели, стремление армянских светских феодалов ко все более растущему нивелированию с грузинскими светскими феодалами.
Н. Марр также отмечал: «Армянская аристократия уже в это время (в XII в.) стояла на последней ступени полной денационализации и ее национализм, как кажется, исчерпывался лишь официальной принадлежностью к Армянской Церкви. С разрывом этой слабой связующей нити старинная армянская аристократия должна была исчезнуть в основной Армении, слившись с чужеземными культурными слоями, грузинскими или мусульманскими, с которыми ее уже давно связывали не только политические и экономические интересы, но также и духовные, в частности, художественный вкус и идеалы».
Распространение грузинской культуры и грузинского языка на территории бывших армянских царств сопутствовало проникновению и утверждению в Армении грузинской государственности, что в значительной мере ускоряло интеграционные процессы в пределах закавказского христианского мира. Даже когда развившийся в XIII-XV вв. процесс децентрализации вызвал разрушение административно-территориального деления Грузинского государства и постепенное утверждение вместо него сеньорального принципа, в армянских областях не изменилось грузинское социально-политическое содержание существующих феодальных княжеств и они не обособлялись от грузинской государственности, до тех пор пока в начале XV в. туркмены силой не оторвали их от Грузии и не утвердили там необратимо восточные варварско-феодальные отношения. Консолидирующую роль грузинской государственности и ее способность оказывать большое влияние на армянское общество не отрицает и С. Еремян, когда на основе анализа происходивших в IX-XIII вв. в Закавказье социально-политических и культурных процессов заключает, что «период, когда армянские земли находились в составе феодальной монархии Грузии, и в дальнейшем (в XVIII в.) воздействовал на сознание последующих поколений. Когда в политических кругах армянского народа дебатировался вопрос об освобождении армянских земель с помощью русского оружия и вооссоздания армянского государства, то оно осмысливалось только в рамках объединенного армяно-грузинского государства.
Таким образом, точка зрения армянской историографии относительно совершенно особого, в отличие от других частей страны, политического статуса Армении в составе средневековой централизованной Грузинской монархии, как видим, не подтверждается данными исторических источников и противоречит реальным факторам социально-экономического, политического и культурного характера, из которых выделим несколько основных:
Интеграционный характер протекавших на протяжении IX-XIII вв. в Закавказье социально-экономических, политических и культурных процессов, которые, в первую очередь, подразумевали объединение христианских стран в одно государство и опирались на объективные условия геополитического положения страны, а также, политическое устройство единой Грузинской феодальной монархии во главе с самодержавным царем – «мечом Мессии», фактически исключал возможность существования в рамках этого централизованного государства любой формы политической независимости отдельных его частей, в том числе, и армянских областей.
Перелом, происшедший в XII-XIII вв. в сознании армянского населения, находившегося под покровительством и под влиянием богатого и могучего христианского государства и приобщившегося к социально-политической и культурной жизни Грузии, способствовал усвоению им идеи грузинской государственности и порождал стремление, особенно в высших слоях, к слиянию с грузинским обществом.
В условиях подобного развития исторических явлений, армянские феодальные дома становятся еще более зависимыми от центральной власти. Более того, даже когда в результате переплетения внутренних и внешних факторов (углубление феодализации и установление монгольского владычества в Грузии) центральная власть ослабла, и получили развитие тенденции к распаду Грузии, и как будто ничто не препятствовало формированию владений армянской знати в качестве обособленных политических образований, они все же не проявляли подобного стремления, поскольку их независимое существование, видимо, все же зависело от наличия ослабленного, но все еще единого Грузинского феодального государства. Примечательный факт – как только туркмены в начале XV в. отделили Армению от Грузии, большинство армянских феодальных домов исчезло.
Таким образом, поиски отличного от остальной части страны статуса для вошедшей в состав единой Грузинской феодальной монархии и слившейся с грузинской государственностью Армении, что воочию противоречит общей картине исторического развития Закавказья в средние века, полностью лишены серьезного научного основания.

Рассказывая о том, как аршакидский царь Валаршак обустроил Армянское царство, Мовсес Хоренаци сообщает: «Гушар, что от сынов Шарая, получил в наследство Темную гору, т. е. Кангарк и половину (страны) Джавахов, Кохб, Тцоб, Дзор до крепости Хнаракерта. Но владения Ашоцские и домены Таширские Вахаршак жалует потомкам Гушара Хайкида» .
Давно установлено, что Гушар является эпонимом Гугарка. В тексте, видимо – описка и «быть может, точнее чтение Gowjar, ср. нынешн. Гуджарети». Я также придерживаюсь этой точки зрения, с той лишь разницей, что думаю, в первоисточнике вместо «Гушар», должно было быть, не Гуджар, а просто – Гугар.
Учитывая локализацию перечисленных армянским историком «гаваров» (областей) Гугарка, весьма знаменательно, с точки зрения рельности данной справки, что описанная территория (за исключением лишь «половины (страны) Джавахов») соответствует двум, древнейшим по «Картлис цховреба», провинциям Иверийского (Картлийского) царства: Гачиани и Гардабани, т.е. исторической области Грузии – Квемо (Нижней) Картли.
Однако следует учесть, что даже в вышеозначенных пределах Гугарк представляется, как результат длительного исторического процесса, ибо одно сообщение Фавстоса Бузанда (V в.) совершенно недвусмысленно указывает, что Гугарк, Кохб и Дзор – разные области. А Кохб и Дзор (т.е. нынешние ущелья рек Инджа-су и Акстафа-чай в республике Азербайджан). – это области, которые соответствуют древнегрузинской провинции Гардабани.
Хнаракерт, Ташир, Ашоцк и «половина (страны) Джавахов» также, видимо, не являются «первоначальной» территорией Гугарка и распространение на них этого имени – результат древнейшего процесса политического развития упомянутой провинции. Основным ядром Гугарка по всей видимости, был Кангарк и возможно – Тцоб (Тцобопор), т.е. бассейн р. Дебеда-чая, исключая р. Каменку. К аналогичному заключению пришел К. Туманов. Помимо всего прочего, на это указывает, во-первых, само географическое положение данного ущелья, его верховьев (т.е. Кангарка) на самой южной окрайне Гугарка, на границе с Арменией. Естественно, поэтому армяне могли называть Гугарком и всю остальную территорию, лежащую севернее; во-вторых, на это же указывает то, что именно здесь, у истоков Дебеда-чая, сохранился древнегрузинский топонимический реликт этой провинции – «Гогарани» – название селения, переименованного ныне в «Гугарк»!
По «Ашхарацуйцу» (VII в.) пределы Гугарка гораздо более обширны и кроме вышеуказанных провинций Южной Иверии, Гугарк этого источника включает еще и Триалети и почти всю юго-западную часть исторической Грузии: Джавахети, Артаани, Кларджети.
Как же это обяснить?
Дело в том, что, как известно, для ограждения северных границ царства от военных вторжений, на территории Гугарка армяне создали т.н. «бдешхство» (маркграфство). По принятому мнению, бдешхство это было создано Тиграном Великим в I в. до н. э.. Расширенные пределы Гугарка, которые засвидетельствованы в «Ашхарацуйце», видимо, являются следствием последующего развития политических процессов: было бы естественным предположить, что по мере территориальной экспансии Армении на север, завоеванные земли причислялись к владениям гугаркского бдешха и тем самым расширялись пределы Гугарка.
Как нам уже известно, эпоним Гугарка – Гушара Мовсес Хоренаци считает Хайкидом, т.е. потомком Хайка – эпонима армян. Следовательно, для него Гугарк изначально является армянской провинцией. В «Ашхарацуйце» Гугарк также упоминается, как исконно армянская область, хотя и подчеркивается, что ко времени составления памятника, т. е. к VII-му веку, эта территория, отнятая у армян, принадлежала Иверийскому (Картлийскому) царству. Такая же точка зрения господствует и в современной армянской историографии.
Чтобы прояснить, насколько правомерно подобное соображение, первым долгом, следует знать, кто же были гугары – коренное население Гугарка, какова их этническая принадлежность по тем же армянским источникам?
Обратимся к одному из самых ранних историков Армении, к Фавстосу Бузанду (V в.). Он пишет: «Маскутский царь Санесан, сильно разгневавшись, проникся враждой к сородичу своему, армянскому царю Хосрову, и собрал он все свои войска – гуннов, похов, таваспаров, хечматаков, ижмахов, гатов и глуаров, гугаров, шичбов и чилбов и баласичев и егерсванов и несметное множество других разношерстных кочевых племен, все множество войск, которым он повелевал. Он перешел свою границу, большую реку Куру и наводнил армянскую страну». По контексту тут речь идет о разных кавказских племенах и совершенно очевидно, что гугары для историка не являются армянским племенем.
Более определенные данные по интересующему нас вопросу находим у самого Мовсеса Хоренаци. Так, рассказывая о наследстве Гушара Хайкида, о чем речь велась выше, историк непосредственно продолжает: «Управление северною страною, лежащею насупротив горы Кавказа (Валаршак, Д. М.), возлагает на великое, могучее племя; родоначальнику же его жалует титул бдешха Гугарского». Очевидно, что это «великое, могучее племя» не армянского происхождения, а раз оно живет севернее Армении «насупротив горы Кавказа», то самое логичное(тем более, что о происхождении алванов Мовсес Хоренаци вел разговор до этого), предположить что историк здесь подразумевает грузин; а так как родоначальник этого племени назван «бдешхом гугаров», то следует признать, что гугары и есть грузины.
То,что под «великим, могучим племенем гугаров» Мовсес Хоренаци подразумевает именно грузин, в частности – восточных грузин, подтверждается текстом, который следует непосредственно за вышеуказанным: «Управление северной страною, лежащею насупротив горы Кавказа, возлагает на великое, могучее племя; родоначальнику же его жалует титул бдешха гугаров, который происходил от потомка Михрдата, сатрапа Дареха, которого привел
Александр и поставил правителем над пленными иверийцами».
Таким образом, совершенно ясно, что «потомок правителя иверийцев» – уже известный нам бдешх – является «родоначальником великого, могучего племени гугаров», т.е. гугары идентичны иверийцам, точнее – являются одним из восточногрузинских (именно – картлийских) племен, которое грузины называли «гогарани»: закономерная грамматическая форма множественного числа именительного падежа, сохранившаяся, как уже отмечалось, в названии селения в Памбакском ущелье.
Предложенная интерпретация точки зрения Мовсеса Хоренаци подтверждается также и тем, что несколько ниже он упоминает живущего якобы при армянском царе Арташесе (II в. до н. э.) некоего Михрдата, великого бдешха иверийского (происходящего) от Михрдата сатрапа Дареха, поставленного Алексанром над пленными иверийцами, как мы сказали выше. Итак, великий вельможа армянских царей, бдешх гугаров для Мовсеса Хоренаци равнозначен великому бдешху иверийцев, следовательно, гугары и есть иверийцы! Именно поэтому бдешх гугаров Ашуша Мовсеса Хоренаци, у Лазара Фарпеци (V в.), Мовсеса Каланкатваци (VII в.) и Степаноса Орбеляна (XIII в.) называется бдешхом иверийцев. Для подтверждения сказанного имеются весьма веские свидетельства у Ованнеса Драсханакертци (X в.). Так в своей «Истории Армении» он специально перечисляет «соседей наших (т. е. армян – Д.М.): греки и егеры, гугары и утийцы». Не подлежит никакому сомнению, что здесь гугары подразумевают иверийцев или восточных грузин, также как егеры – мегрелов, точнее – вообще западных грузин, а утийцы – алванов.
Не менее важно еще одно свидетельство Ованнеса Драсханакертци, когда он упоминает о «великом Корепископе, который господствовал над той частью Гугарка, что примыкала к Аланским воротам». Здесь речь идет о княжестве Кахети и, таким образом, как видим, не только Картли, но и Кахети вместе с Дарьяльским ущельем называется Гугарком.
Так почему же Мовсес Хоренаци, а вслед за ним и современная армянская историография в целом, считают собственно Гугарк//Гогарани армянской провинцией? Возможно, правильна
точка зрения автора «Ашхарацуица» о том, что хотя в его время Гугарк//Гогарани принадлежал Иверийскому (Картлийскому) государству, однако это было следствием захвата иверийцами (картлийцами) армянской земли?
Мовсес Хоренаци определенно тенденциозен. Действительно, во-первых, он знает, что «великое, могучее племя гугаров», жившее в «северной стране, лежащей насупротив горы Кавказа», не является армянским. Тем не менее он, противореча самому себе, считает эпонима этого племени Гушара – Хайкидом, т.е. армянином; более того, из его, несколько путаного, пересказа нам известно, что «потомок правителя иверийцев» является «родоначальником великого, могучего племени гугаров», а «бдешх гугаров» (он же «родоначальник великого, могучего племени гугаров») и «великий бдешх иверийцев» – оба присходят от «правителя иверийцев». Создается впечатление, что Мовсес Хоренаци чего-то нарочито не договаривает. Однако по контексту, возможно даже вопреки его желанию, совершенно очевидно, что «гугары» и «иверийцы» идентичные этнические понятия, хотя историкоб этом нигде прямо не заявляет.
Что же касается «Ашхарацуйца», то следует отметить: интересующие нас данные этого памятника в определенном смысле, корректны. Дело в том, что если его окончательная редакция относится к рубежу VI-VII веков, то при описании стран Закавказья использованы несомненно более древние источники. В частности, я считаю, что картина территориальной структуры Иверии, представленная в источнике, соответствует ситуации второй половины IV-го и первой половины V вв., когда Гугарк//Гогарани окончательно воссоединился с Иверией, что и отмечено автором «Ашхарацуйца». Он разумеется знал, что Гугарк//Гогарани раньше входил в пределы Армении, как крупная административная единица и поэтому при описании своей страны, включил в нее и эту область. «Ашхарацуйц» – географический памятник и от его автора не следует ожидать исторических экскурсов. Возможно (под влиянием Мовсеса Хоренаци?) он искренне верил, что Гугарк//Гогарани – армянская земля?!
Думаем, все сказанное выше противоречит этому. Действительно, если коренные жители этой провинции – гугары//гогараны были грузинами, о чем однозначно указывают армянские источники, то естественно, и их земля должна была изначально принадлежать Иверийскому царству.
Имеются ли какие-либо аргументы в пользу подобного предположения? Да, имеются.
С самым ранним упоминанием о Гугарке//Гогарани мы встречаемся у Страбона, которому эта провинция известна под названием Гогарены (ср. грузинское «Гогарани»!). Это общеизвестное место из его «Географии» гласит: усилившиеся к началу II века до н. э. армяне, в частности, царь Артаксий (Арташес) отнял «у иберов – предгорье Париадра, Хорзену и Гогарену, которая находится на другой стороне реки Кира» т.е. Куры. Следовательно, по ясному указанию географа, Гогарена//Гогарани является иверийской областью, которую завоевали армяне, причем территория ее определяется, как лежащая юго восточнее р. Куры. Такая локализация вполне совпадает с той, какую предлагает для Гугарка Мовсес Хоренаци. И как тут не вспомнить, в связи со свидетельством греческого географа, сообщение армянского историка о «великом бдешхе иверийском», которому «Арташес доверяет управление северными горами и Понтийским морем». Полное, можно сказать, семантическое и хронологическое, совпадение говорит лишь о реальности события.
Следовательно, по наглядному указанию Страбона, подтвержденному Мовсесом Хоренаци, Гогарена//Гогарани является иверийской (картлийской) областью, которую завоевали армяне, причем территория ее (собственно Гогарены//Гогарани) определяется, как лежащая юго-восточнее р. Куры. Это была первая экспансия армян в сторону Иверии (Картли).
На протяжении нескольких веков упомянутая область являлась яблоком раздора между соседями. В течение политических коллизий параллельно происходила, видимо, также и иммиграция армян. Во второй половине IV-го века Гугарк//Гогарани окончательно присоединяется к Иверийскому (Картлийскому) царству.
Именно такая политическая судьба, нужно думать, дала повод Мовсесу Хоренаци и некоторым другим армянским источникам («Ашхарацуйц», «Гахнамак» и др.), считать Гугарк//Гогарани армянской провинцией.
К сожалению, такая тенденция продолжается и в современной армянской историографии.
Собственно Гугарк//Гогарани, т. е. провинция «Квемо (Нижней) Картли», остается неотъемлемой частью грузинской государственности и после завоевания арабами Восточной Грузии в середине VII века. Позже, когда в результате всестороннего развития феодальных отношений, раннефеодальное Иверийское (Картлийское) государство, в конце VIII века распалось на отдельные феодальные княжества, Гугарк//Гогарани остается в_пределах Тбилисского арабского эмирата, отпавшего от халифата.
К концу IX-го века Ашот Барепашт, основатель Армянского царства Багратидов, захватил южные провинции Гугарка//Гогарани. Это была вторая экспансия армян в сторону Восточной Грузии. По сильно преувеличенному сообщению армянского историка XIII-го века, Вардана Великого, Ашот будто бы завоевал всю Иверию, Алванию и весь Кавказ. Однако Ованнес Драсханакертци – современник Смбата Тиезеракала (890-914 гг.) и Ашота Ерката (914-928 гг.), сына и внука Ашота Барепашта, указывает, что они владели городом Самшвилде (Шамшулде) – значительным центром южной части Квемо Картли. В частности, историк сообщает: «Царь Ашот (сын царя Смбата) пустился в путь, пошел в страну Гугарк и достиг большой крепости, которая на иверском языке зовется Шамшулде, то есть «Три стрелы», ибо народы, что жили вокруг крепости, были покорены его отцом». Интересно отметить, что древний грузинский город Самшвилде (внушительные развалины которого сохранились до настоящего времени), по грузинским источникам являющийся центром одного из эриставств (воеводств) Картлийского царства, и «Ашхарацуйцу» известен именно, как «грузинский город».
Далее, следует подчеркнуть, что для Ованнеса Драсханакертци, как это видно по контексту, «страна Гугарк», куда направился Ашот Еркат и где живут «племена» (армянское «zazgs» по контексту правильнее переводить, как «племена», «народ», а не «народы»), подвластные армянским царям, не является армянской. А так как название крепости этой страны, по его же заявлению, грузинское, то нет сомнения – для него «племена, что жили вокруг крепости» являются грузинами, а сама «страна Гугарк» – частью Грузии (Картли). И несмотря на то, что предложенная средневековым армянским историком этимология не совсем точна, («Самшвилде» по-грузински означает не «три стрелы», вернее – «три лука», а «место изготовления луков»), он, ко-нечно, гораздо более объективен, считая, как и «Ашхарацуйц», город грузинским, чем современная армянская переводчица его «Истории Армении», которая «i lezow VraÏ» армянского текста нарочито переводит, как – «на иверском языке»» (?!), а не попросту – «по-грузински»; а город Самшвилде считает армянской крепостью!.
Итак, уже этот пассаж аутентичного источника без сомнения проясняет нам этническую сущность «страны Гугарк». Именно поэтому, когда в конце IX-го века Ашот Барепашт, владетель Армении, завоевал южные провинции Гугарка//Гогарани, он присвоил титул «ишхана ишханов армян и грузин», т. е. «князя князей в Армении и Грузии». Подобная политическая ситуация продолжается и позднее, когда на этой территории в конце X-го века создается вассальное Анийскому, т.н. Лоре-Таширское, или Ташир-Дзорагетское «армянское царство» Кюрикидов, вплоть до середины XI-го века. Действительно, титул Ашота Барепашта, после его воцарения переходит к его преемникам, царям Анийского государства, которые, как например, Гагик I Шахиншах (990-1020 гг.), сюзерен Кюрикидов, и его сын Смбат (1020-1041 гг.) именовались «царями армян и грузин».
Подобная титулатура обусловлена тем, что армянские цари, а именно – Ашот I Барепашт, будучи еще ишханом ишханов армян, а также и его сын Смбат I Тиезеракал, по словам армянских историков – Вардана Великого, Ованнеса Драсханакертци, а так-же Псевдо-Шапуха Багратуни, завоевали грузинские земли, в частности, большую часть Гугарка//Гогарани. На этой земле, как уже было отмечено, в конце X-го века возникло т. н. Лоре-Таширское или Ташир-Дзорагетское царство с центром в городе Самшвилде. Северная граница царства, отделяющая его от Тбилисского эмирата, проходила по реке Алгети.
В армянской историографии упомянутое царство однозначно считается армянским. Однако это не так. Царствующая династия безусловно была армянской, но территория и коренное население, как мы уже знаем, были грузинскими. Послущаем, что об этом сообщает Степанос Таронский, младший современник описываемых им событий: «царь Давид, сын Гургена (основателя Ташир-Дзорагетского царства – Д. М.) с братом своим Смбатом владел [в то время] странами Ташира и иверийской равнины, имея своим местопребыванием обширную крепость Шамшулде [Самшвилде]; вскоре он завладел и городом Дмаником» (известным грузинским городом Дманиси – Д. М.).
Имея в виду все то, что знаем о Гугарке//Гогарани, это свидетельство армянского историка, фактически, не дает нам ничего нового и лишь подтверждает, что Ташир-Дзорагетское царство, возникшее на территории Гугарка//Гогарани с центром в Самшвилде, с городом Дманиси и «странами Иверийской равнины», с точки зрения территории и коренного населения, было грузинским царством с армянской династией во главе.
И наконец, тот факт, что средневековая армянская историография, в отличие от современной, является более объективной, однозначно подтваерждается сообщением армянского историка XIII-го века, автора «Хронографической истории», Мхитара Айриванеци, который под 981 годом пишет: «В это время началось царство Багратуниев над грузинами, ибо Гурген воцарился в Грузии, а его брат Смбат – в Армении» . Здесь подразумевается возникновние Ташир-Дзорагетского царства и слова Мхитара Айриванеци, как нельзя лучше резюмируют все сказанное выше о Гугарке//Гогарани и его коренном населении: не может быть никаких сомнений в том, что страна Гугарк//Гогарани изначально являлась провинцией Иверийского (Картлийского) царства, а гугары//гогараны – восточногрузинским, а точнее, картлийским племенем.
Однако, «в исторической географии (Грузии – Д. М.) в память о времени политического господства армян в этом крае, сохранился термин «Сомхити» (грузинское название Армении – Д. М.). Это название (для этого края – Д. М.) в древности было совершенно неизвестно и встречается только начиная с Х века». Современная же армянская историография, игнорируя аутентичные свидетельства армянских же средневековых источников и опираясь, в принципе, лишь на тенденциозное сообщение Мовсеса Хоренаци и неадекватное истолкование текста «Ашхарацуйца», по сей день упорно придерживается необоснованного мнения о исконной принадлежности Армении древнегрузинской провинции, котороая в грузинских первоисточниках называется «Гачиани» и соответствует средневековой «Квемо (Нижней) Картли»…
Аналогичная тенденция выявляется и в отношении другой древнегрузинской провинции – Джавахети. В современной армянской историографии эта область также считается исконно армянской, а коренное ее население – джавахи – армянским. На самом деле, мы знаем, что армянский источник VII-го века «Ашхарацуйц», перечисляя «гавары» Гугарка, среди них упоминает также «Джавахк» (армянское название Джавахети), в пространной редакции источника – «Верхний Джавахк». Однако, нам уже известно, что во-первых, сама область Гугарка//Гогарани (и все ее коренное население) является исконно грузинской; во-вторых – каким образом следует адекватно интерпретировать текст данного источника (см. выше).
Что же сообщают нам другие древнеармянские источники?
Так, историк Х-го века Ухтанес, излагая легендарное предание Мегасфена (в передаче Мовсеса Хоренаци) о переселении Навуходоносором иверийцев из Испании на правый (восточный) берег Понта, рассказывает, что «племя это размножилось… распространилось до границ Армении и Алвании… и отдельных названий их гаваров … множество, а также гаваров вокруг города Тифлиса, которые называются: Цанарк, Джавахк и Трехк». Отсюда следует, что для Ухтанеса эти области и проживающее в них население являются грузинскими.
Еще яснее об этом он сообщает в другом месте, когда рассказывает о родословии Кюрона, католикоса Грузии. Дословный перевод этого текста таков: Кюрон «был страной и родом из грузин, из области джавахов». Нет никаких сомнений, что Ухтанес считал Джавахети частью Грузии (Иверии), а джавахов – грузинами. Точка зрения этого историка и просвещенного армянского общества Х-го века о проблеме, которая нас ныне интересует, обстоятельно интерпретирована в статье З. Алексидзе.
Замечательный историк XIII-го века, обармянившийся грузин, Степанос Орбелян, хорошо знающий как историю своей страны, так и Грузии, повествуя о своих предках – представителей некогда блестящего грузинского феодального рода Орбели, сообщает, что от владетелей Картли (Грузии) они получили много вотчин, в том числе – укрепление Орбети, «поселились в урочище Орбети и по имени этой крепости, после продолжительного времени, назвались Орбулами, т. е. Орбетскими, так как у этого племени (т. е. грузин, Д. М.) есть обычай, именовать князей по названию местности, как например… от (области ) Эрети – Эриставы, от Джавахети – Джавахуры, от Кахети – Кахетские … и многие другие».
Несмотря на то, что не все этимологии Степаноса Орбеляна точны, сама констатация факта происхождения многих грузинских княжеских фамилий от их вотчин (что вполне закономерно в развитом феодальном обществе) совершенно правильна. Однако меня интересует другое: из контекста безусловно ясно, что и для этого армянского историка Джавахети (а он употребляет именно грузинскую форму названия области) и ее население (для обозначения которого он опять-таки использует древнегрузинский термин «джавахурни» – по-армянски «джавахуркн») являются грузинской областью и грузинским племенем.
И еще один пассаж из «Истории» Степаноса Орбеляна: в 1178 году грузинский вельможа, амирспасалар (главнокомандующий грузинского войска) Иване Орбели восстал против царя Георгия III, «и были единодушны все главы (феодальных фамилий, Д. М. ) и дворяне грузинские с Иване и все вместе направились и пришли к нему в поместье (называемое) Дарбази: эриставы Картли … и джавахи: Каха и его сыновья и Великий Гамрекели и Джакели Мемна» и другие. Эта справка лишний раз свидетельствует, что джавахи (в армянском тексте – грузинская форма «джавахурни» > «джавахуркн»), которых историк перечисляет поименно (Каха Торели и его сыновья, Великий Гамрекели Торели и Мемна Джакели), являются грузинами, грузинскими вельможами.…
Таково мнение армянских историков, современников или почти современников событий и людей, о которых они пишут.…
К большому сожалению, этого не учитывают современные армянские историки и не только Джавахети считают областью Армении, но и джавахов – коренное население области, причисляют к армянам, в том числе и древнейший грузинский (месхетинский) феодальный род Джакели, тогда как документально известно, когда и по чьей инициативе произошло массовое заселение армянами этого древнегрузинского края: в 1830 году, по инициативе российского наместника на Кавказе, И. Паскевича, до 30 000 армян, бежавших из Турции, были поселены в Ахалцихском (Месхети) и, главным образом – в Ахалкалакском (Джавахети) уездах.
Подытожим сказанное: древнейший Гугарк//Гогарену следует локализовать в бассейне реки Дебеда-чая. Древнегрузинское название этой провинции, видимо, было «Гогарани», сохранившееся в верховьях реки в названии селения, которое ныне переименовано в «Гугарк». Коренное население области – гугары//гогараны – было восточногрузинским, точнее – картлийским племенем. Такого же мнения, кстати, были И. Маркварт и Х. Хюбшманн. Древнегрузинской провинцией является также и Джавахети, а коренное население области – «джавахурни», согласно сведениям древнеармянских источников, являлось одним из восточногрузинских племен.

История христианства в Дагестане, составляя отдельный этап в истории его народов, неразрывно связана с политической историей. Ближайшим центром христианской культуры для высокогорной зоны Северо-Восточного Кавказа, в частности Горного Дагестана, являлась Грузия, в которой с начала IV в. христианство становится официальной религией. С самого начала деятельность грузинской православной церкви в Нагорном Дагестане (IV-XIV вв.) выступает под покровительством государства — это было одной из характерных черт грузинского христианства, как религии, провозглашаемой центральной государственной властью . Как было отмечено И.Джавахишвили: «…родственные грузинам народности Северного Кавказа были связаны с Грузией государственными отношениями, и, естественно, что культурная и религиозная жизнь этих стран были в сфере влияния Грузии».

В Нагорном Дагестане историческим центром аварской государственности с раннесредневекового периода является «царство» Сарир (позднее, с XII в., Хунзахское нуцальство) со столицей, расположенной в Хунзахе. Границы сарирского государства, Хунзахского нуцальства, на протяжении своего существования не были стабильными и зависели от внутренних и внешних политических обстоятельств . По поводу определения времени проникновения христианства в Сарир не существует четко принятой нижней хронологической точки. Отмечая важное политическое значение Сарира в регионе и затрагивая вопросы о времени и путях проникновения христианства в Аварию, В.Ф. Минорский связывал проникновение христианства в Хунзах с подвижнической деятельностью в Восточной Грузии тринадцати «сирийских отцов» в VI в. . Некоторые из них, Абибос Некресели, Давид Гареджели, Стефане Хирсели в этот период развивали свою деятельность именно на территории Эрети . Еще во второй половине V в., в эпоху Вахтанга Горгасала отмечается непосредственное влияние Цукетского эриставства (епископства) на Хунзах . Позднее, в начале царствования Арчила (40-50 гг. VIII в.), по сведениям того же источника, мтаваром Цукети был назначен Абухуасро, который одновременно являлся «… эриставом тушинов и хундзов и всех язычников этих гор» – его владения включали территории, расположенные за Большим Кавказским хребтом и населенные аварцами . Таким образом, на территории «хундзов», с V в. по VIII в. находившейся под влиянием Цукетского эристиавства, предполагается миссионерская деятельность епископств Эрети (Бахалати, Некреси). Когда в XI в. кахетинский царь Квирике III (1010-1029) проводит в бывшей албанской провинции Эрети, включенной в состав Картлийского царства, административную реформу и назначает сюда эриставов, Вахушти напоминает, что эти эриставства существовали гораздо раньше, в частности, Шторское эриставство включало в себя часть юго-западного Дагестана, именно – верховья Андийского Койсу (Дидоэти) и Аварского Койсу (Хунзах) .

По данным арабских письменных источников, в начале Х в. христианами в Сарире являлись лишь царь и его свита. Местопребыванием христианских правителей Сарира называется крепость, которая стояла на вершине горы. По всей видимости, эта крепость располагалась на горе Акаро, возвышающейся над Хунзахом. Ибн Руста (903 г.) так сообщает о ней: «… Замок царя … находится на вершине горы… и окружает его стена из камня. Обитатели замка все христиане, а остальные его жители кяфиры» . По сообщению ал-Истахри (930 г.) «… народ Серира – христиане» . У Ибн Хаукаля (978 г.) имеется более определенная информация о христианском государстве в Нагорном Дагестане, отражающая перемены, произошедшие примерно к середине Х в.: «…Народ Серира – христиане… Между жителями Серира и мусульманами мир» . Как видно, к этому времени уже все население страны, а не только «обитатели замка», воспринимается как христианское. Очевидно, в середине – начале второй половины Х в. правящая верхушка сарирского общества и ее окружение, а также часть населения Хунзахского плато исповедует христианство.

Подтверждением тому служат археологические материалы Урадинского могильника, которые указывают на распространение христианства в VIII-X вв. уже среди рядовых жителей населения Сарира . Судя по погребальному обряду Урадинского могильника, он принадлежал местному населению, приобщившемуся к христианству, но еще сохранившему в своих обрядах элементы язычества – у язычества уже не было будущего, а у христианства еще не было настоящего.

В период арабских нашествий христианский Сарир ведет борьбу с появившимся в Дагестане аванпостом ислама – ал-Бабом (Дербентом). В IX–X вв. не раз Сарир подвергается нападению со стороны мусульманских владений, а сам он постоянный участник многих антимусульманских походов . К середине X в. Сарир по сообщению ал-Истахри предстает христианской страной: «…В государство Рум входят пределы … Рус, Сарир, Аллан, Арман и все другие, кто исповедует христианство» . Таким образом, с точки зрения мусульманской географии государство Сарир в X в. пребывает в союзе христианских государств, сплоченных вокруг мощной христианской державы своего времени – Византийской империи.

Очевидно, к концу XI – началу XII в. на Хунзахском плато позиции христианства упрочаются, ибо здесь находился политический центр Сарира. С принятием христианства в Сарире предания связывают правление местной династии нуцалов: «…Правитель (малик) в городе, области авар, называемом ат-Танус был неверный… по имени Сурака, называемом нуцал — это их обычай давать такое имя и обозначать этим именем своего правителя» .

У арабских историков и географов IX-X вв. термин нуцал не встречается (как и другие социальные термины), местные правители обозначаются общим арабским термином малик (царь, владыка). А.Е. Криштопа связывает происхождение этого титула с грузинским феодальным титулом нацвал, который позже, возможно, несколько видоизменился в нуцал под влиянием аварского языка. Значение грузинского феодального титула нацвал, известного в грузинских письменных источниках XI-ХIV вв., до конца ХII в. определялось как «наместник» – местное административное лицо, а в XIV в. – как административное лицо, подчиненное эриставу. Как уже было отмечено, с XI в. эриставства Шторский и Мачский включали в себя часть юго-западного Дагестана, именно – верховья Андийского Койсу (Дидоэти) и Аварского Койсу (Хунзах). Таким образом, правление здесь в течение длительного периода времени наместника-эристава, подчиненного грузинскому царю, в свою очередь, должно было иметь на местах, в Хунзахе в том числе, местное административное лицо, подчиненное эриставу. По всей видимости, Хунзахское нуцальство, образовавшееся в результате распада Сарира, в начале XII в. попадает под политическое влияние Грузии. В этот период церковь в Грузии находится под жестким контролем царской власти. В начале ХII в. Давид Строитель (1089-1125), с целью укрепления царской власти и ослабления духовной аристократии, провел церковные реформы. В 1103 г. он созвал Всегрузинский церковный собор, заседания которого проходили в двух соседних епархиях – Руиси и Урбниси (в Восточной Грузии). Решениями Руис-Урбнисского собора Давид IV подчинил церковь государству, фактически узаконив право царя активно вмешиваться в дела грузинской церкви: «…Отныне, монастыри и епархии, а так же все церкви получают чин и порядок молений и всего церковного управления от царского двора как непогрешимый закон, во всех отношениях безупречный и установленный» . После Руисско-Урбнисского собора, каждый деятель грузинской христианской церкви, будь то настоятель, епископ или католикос нес ответственность за вверенную ему церковь перед фактическим патроном храма – царем или отдельным феодалом, подчиненным царю . В данном случае этим феодалом возможно выступает хунзахский нуцал – «нацвал» из династии местных правителей.

Многовековое бытование христианства в Нагорном Дагестане вызвало строительство его на территории (Хунзахского плато, Андалала, Гидатля, Анцуха) в XI-XIII вв. небольших церквей так называемого «зального типа», для обслуживания христианских общин. Построенные местными жителями для религиозной службы, они свидетельствует о том, что христианство имело в горах Аварии прочную социальную базу в форме христианских общин.

Единственный сохранившийся в Нагорном Дагестане памятник средневекового христианского культового зодчества конца Х – начала ХI вв. Датунская церковь, находящаяся у сел Датуна. Она широко известна в литературе, ее упоминали в своих работах Д.Н. Анучин, А.П. Берже, Е.И. Козубский, Н.Б. Бакланов, А.П. Круглов, В.И. Марковин и др. Н.П. Северов по поводу идентичной по форме церкви в Спети (Грузия) отмечал, что она может служить образцом самого распространенного и самого устойчивого типа маленькой зальной церкви, датируя такие постройки ХI в. Р.О. Шмерлинг, изучившая его архитектурные особенности, датировала памятник концом Х – первой половиной ХI в. , этим же временем датировал памятник Г.Я. Мовчан .

К Датунской церкви хронологически и территориально тесно примыкают две небольшие зальные церкви, обнаруженные на Хунзахском плато Дагестано-грузинской объединенной археологической экспедицией (ДГАЭ) в 1976-1980 гг. на горе Акаро и в местности Амитль, у древней дороги на Хунзахское плато, по правую сторону ущелья р. Тобот, датированные ХI-ХIII вв. В отличии от Датунской церкви, они не выделяются архитектурно-декоративными данными и представляют особый интерес в историко-социологическом аспекте – они являются доказательством укореннености христианской религии в местной среде. Здесь также было обнаружено большое количество поломанных каменных крестов разнообразных форм. На большинстве из них имеются надписи религиозного содержания, исполненные древнегрузинскими почерками асомтаврули и нусхахуцури, часть которых палеографически датируются Х-ХI вв. По мнению исследователя Г.Г. Гамбашидзе, церковь на горе Акаро носила наименование «Церкви двенадцати апостолов» . Этот храм интересен богатым археологическим материалом, в частности, многочисленными каменными крестами с надписями на древнегрузинском языке. На Хунзахском плато, еще в 1938 г. М.И. Артамоновым в с. Хини был обнаружен штамп для просфор с именем Христа, датированный ХIII в. Из Хунзаха происходит цилиндрический двухсторонний штамп из известняка с изображением креста и именем Христа, датируемый X-XI вв. Несомненно, известные штампы евхаристического хлеба (просвиры) свидетельствуют о глубокой укорененности в средневековом Хунзахе христианской религии и церковной литургии .

На территории Хунзахского плато известно о существовании целого ряда церквей, до настоящего времени не ставших предметом исследования специалистов. По предположению Д.М. Атаева из местности Тад-раал, где им был обнаружен христианский могильник, происходит камень с древнегрузинской надписью строительного характера: «Построили эту церковь в честь святых Косьмы и Домиана мы Учададан…» . Другая церковь существовала, по преданию, вблизи селения Хини. Эта информация подтвердилась материалами исследований А.С. Башкирова, который в 1924 г. обнаружил строительные остатки, камень с вырезанным изображением креста и черепицу, аналогичную найденной в Тад-раале . Около Хунзахского хутора Заиб, на левом берегу Аварского Койсу, в 1924 г. Дагестанской этнолого-лингвистической экспедицией были выявлены незначительные остатки церкви. Позднее, в 1938 г. М. И. Артамонов собрал на этом месте подъемный материал, в том числе обломки черепиц для покрытия крыш. По словам старожилов, церковь была похожа на Датунскую, сложена из тесаного камня и со временем разобрана на строительство . Церковь имелась и в с. Обода, в местности «ГьатIантурхъ» (в пер. с авар. – «Церковное место»). Ныне там пахотные поля под тем же названием, а неподалеку расположены могильники, по предположению М. Ш. Шигабудинова – христианские, т.к. здесь был обнаружен каменный христианский крест .

Предположение о существовании в Хунзахе митрополии грузинской православной церкви исходит из упоминания о « католикосе хундз Окропири», («Златоуст» – в пер. с груз. яз.) в синодике ХIV в. одного из грузинских монастырей на Синае (приписка от 1318 г. в Евангелии, принадлежащем Л.А. Магалашвили). Здесь необходимо пояснить, что в данном случае мы имеем дело не с католикосом в общепринятом, исторически установившемся в Грузии смысле этого термина. По грузинской церковно-исторической терминологии так называются главы автокефальных церквей Иверии, Армении, Сирии, Персии и Албании, т.е. примасы имперских автокефальных церквей на Востоке, но этим же именем называются главы областей, т.е. митрополий. Т.о. термин «католикос» означает как общего, признаваемого всеми другими, главного епископа известной церковной области, будь она целая автокефальная церковь или же составная часть ее – отдельная митрополия, как это происходит в случае с упомянутым хундзским католикосом Окропири .

В начале первой четверти XIV в., во время царствования Георгия V Блистательного (1318-1346 гг.) и святительствования патриарха Грузии Евфимия на территории Аварии предполагается существование двух епархий — Анцухской и Хунзахской. Согласно грузинскому колофону XIV в. (1333 г.) в числе других «… каталикос Евфимий, обозревая свою паству… видел храмы в Анцухе, Цахуре… церковь народа Хундзи… И этот блаженный Евфимий приказал Курмухскому архиепископу и председателю всего нагорья, Квириле Донаури, по всем вышеозначенным церквам послать по Евангелию». По всем перечисленным в колофоне церквам и монастырям по приказу грузинского католикоса Евфимия были отправлены (переписанные священником селения Каки Иасе Катиашвили и его 12 учениками) Евангелия с предписанием руководителям школ преподавать следующие дисциплины: «…веру истинную, философию, жития отцов церкви, жизнь (историю) Грузии и Албании». Очевидно, что в перечисленных христианских центрах, в том числе и аварских, богослужение велось на грузинском языке, для нужд которых и переписывались богословские книги. По всей видимости грузинский язык и грузинское письмо имели в аварских районах сравнительно широкое распространение. Частичный ответ на это предположение заключен в грузинской хронике «Картлис Цховреба» в сообщении об одном из последствий нашествия Тимура: «… И лезгины (т.е. горцы Дагестана – прим.) были христианами и сохраняли язык грузинский до нашествия Тимурленга, который покорил их, то лестью, то угрозами совратил в магометанство и назначил им мулл из арабов, которых обязал учить лезгинских детей письму на арабском языке». Примечательна следующая за ней фраза: «…он издал также строгое повеление, чтобы отныне лезгины не учились ни чтению, ни письму на грузинском языке» .

Существование в Хунзахе митрополии грузинской православной церкви соотносится с интенсификацией христианства на Хунзахском плато в X-XIV вв., которое хорошо иллюстрируется данными письменных источников. Если в 903-912 гг. Ибн Руст отмечал о Сарире с центром в Хунзахе, что « …обитатели замка все – христиане, а остальные жители его все кяфиры» , то уже в 1333 г. католикос Грузии Евфимий, как уже упоминалось, посылает Евангелие «… церкви народа Хундзи» .

Вопрос о границах Хундзской епархии связан с вопросом о границах Хунзахского нуцальства (XI-XIV вв.), и, естественно, подчинен ему. В грузинской научной исторической литературе отмечалось, что основание епископских епархий в Грузии традиционно совпадало с уже существующими территориально-административными единицами – создание епископских кафедр, которые епархиально подчинялись епископу, рассматривалось как церковно-административная мера по организации государства .

Несомненно, территория Хунзахского плато, очерченная выявленными многочисленными памятниками христианской культуры XI-XIV вв. (сс. Хунзах, Гоцатль, Ахалчи, Тануси, Заиб, Амитль, Тадраал, Геничутль, Заиб, Хини, Обода, Ашильта, Батлаич и др.) входила в диоцез Хундзской епархии. Практически она охватывала всю хунзахскую (хундзскую) общину, которая помимо вышеназванных сел исторически включала в свой состав селения, расположенные на Хунзахском плато и прилегающих территориях – сс. Амишта, Баитль, Гозолоколо, Гонох, Гортколо, Джалатури, Ках, Кахикал, Тагада, Текита, Тлайлух, Тукита, Уздалросо, Хариколо, Химакоро, Цада, Цельмес, Цолода, Чалда, Чондотль и Шотода. Очевиден ответ на вопрос о месторасположении центра Хундзской епархии. Хунзах X-XIV вв., оставаясь крупным христианским центром Нагорного Дагестана, сохранял за собой столичный статус и в период политической централизации X-XI вв., и в период феодальной раздробленности XII-XIV вв. Именно здесь, в столице Сарира, позднее – Хунзахского нуцальства, мог располагаться центр Хундзской епархии.

«Тарихи Дагестан» содержит сведения о принятии ислама в качестве государственной религии Хунзахского нуцальства в конце XIII– начале XIV вв. В этот же период грузинские источники сообщают о существовании в Хунзахе и других землях Дагестана православных храмов. Обнаруженные на Хунзахском плато каменные кресты с грузинской эпиграфикой датируются с X в. по ХIV в. включительно. С другой стороны, в Хунзахе известна мусульманская эпиграфика, датируемая ХIII–ХIV вв. Вероятно, в этот период, к началу ХIV в. здесь продолжает функционировать митрополия грузинской православной церкви. Складывается ситуация одновременного сосуществования ислама и христианства в Хунзахском нуцальстве: ислам, став государственной религией Хунзахского нуцальства в начале ХIV в. поддерживается пока только нуцальской властью, православие же опирается здесь на длительную историческую традицию, которое на прямую зависело от поддержки из Грузии, переживающей до ХIV в. (до нашествий Тимура) общий подъем. Весной 1396 г. правители Казикумуха и «Аухара» были утверждены Тимуром в своих владениях. Вслед за тем, Тимур разоряет Аркас (Нергес), значительный торгово-ремесленный центр на пути из Хунзаха на плоскость, сделав «…тамошних заблудших пищей для меча газавата и, разграбив крепость». «История Ирхана» повествует об этом сражении: « … Селение было взято, но оставался один квартал в верхней части селения, где укрылись их раисы и эмиры – таватийал и арнахурал. Мусульмане в течение двух месяцев не могли овладеть этим укрепленным кварталом. … Мусульмане убили всех, кого там застали, за исключением тех, кто принял ислам». Согласно приведенному источнику, к концу XIV в. знать города носит грузинские княжеские титулы – тавади и азнаур. По всей видимости, Аркас подвергался влиянию грузинского православия через христианский Хунзах (вспомним грузинскую феодальную титулатуру «нацвал»-«нуцал», известную в Сарире с ХI в.). Выявленные в Аркасе в результате археологических раскопок христианские церкви (перестроенные позднее в мечети), по всей видимости, существовали вплоть до падения города под ударами войск Тимура в 1396 г. .

Возможно, территория, находившаяся под контролем и юрисдикцией Хундзской епархии, была значительно шире исторических границ нуцальства и включала в себя земли, расположенные и вдоль течений Аварского и Кара Койсу – общества Гидатль и Андалал. Один из наиболее известных путей из Восточной Грузии на Хунзах следовал через земли Андалала и Гидатля, культурно-политических центров Аварии Х-ХIV вв.

В раннее средневековье земли в бассейне Казикумухского Койсу, с которыми граничил Сарир, составляли особое христианское владение — царство Гумик, о котором Масуди (956 г.) писал, что «жители его христиане». Между христианскими владениями Гумиком и Сариром, был известен один из крупных аварских союзов сельских общин Вицху (сс. Чох, Ругуджа, Согратль, Мегеб, Обох, Гамсутль, Кудали, Кегер, Салта, Корода, Гуниб, Хоточ, Гонода, Хиндах), на территории которых рельефно прослеживаются следы христианской культуры и влияние грузинской христианской церкви. По одному из списков «Тарих Дагестан» (XIV вв.) союз Вицху в результате принятия ислама позднее получит название «Андалал». Д.М. Атаев считал вероятным сохранение христианством в этом регионе своих позиций вплоть до XIV-XV вв.. Одно из крупных андалальских селений с. Чох образовали жители близлежащих 11 поселений (заметим, что подъемный материал этих поселений датируется в пределах IX-XIII вв. ). Позднее, автор хроники «История Ирхана» (XIV в.) обозначит всю эту территорию одним целым – «область Чаххал», очертив ее обширные границы признаком конфессиональной принадлежности его населения: «… жители области Чаххал – христиане» . В 1914 г. в с. Чох Л.П. Млокосевич был обнаружен равноконечный христианский крест, он не был описан. Однако в 1941 г. А.Н. Генко ссылаясь на эту находку, приводил сведения о находке в этом селении христианской надписи. Столь незначительное количество памятников христианской культуры объясняется тем, что в середине XIX в. в период Кавказской войны с. Чох неоднократно подвергалось разрушениям.

Основатели другого андалальского селения Ругуджа, по преданию, прежде жили в 12 селениях, расположенных вокруг нынешнего аула. В.Г. Котович отмечает, что среди погребений, раскопанных на этих поселених, нет ни одного, которое могло бы быть датировано временем позже XIII в. На одном из них, Унсоколо, им было обнаружено христианское погребение IX-ХIII вв. Примечателен факт, что вплоть до 1960-х гг. в исторической части села на вершине холма, один из домов был известен как под названием «церковный дом» (авар. гьатIан рокъ). Этот уникальный памятник архитектуры, к сожалению, не стал предметом специального исследования. Здесь же, в кладке стен одного из домов был обнаружен камень с фрагментом поминального текста XIV-XV вв. на древнегрузинском языке: «Крест Христа, святой Георгий, помилуй Дархъви и его детей».

Сохранились упоминания о бытовании еще двух церквей на территории Андалала. Одно из них принадлежит И. Иосселиани, который в 1862 г. сообщал об «остатках древней христианской церкви» в с. Гамсутль . В настоящее время в поздней кладке фасада мечетской стены, примечательной тем, что в нее, по бытовавшей в горах строительной традиции, были уложены фрагменты резных камней из более ранних сооружений, выделяется камень с отчетливым изображением христианского креста.

Другая церковь была известна в с. Накказух, в местности «ГьалгIамалъух», название которой переводится с местного диалекта аварского языка «У церкви». По словам местных жителей, здесь еще до 1940-х годов можно было увидеть колокол, а в 1990-х гг. здесь можно было видеть остатки стен церкви, которые были разобраны в последнее десятилетие на хозяйственные постройки. Они были сложены из хорошо обработанных камней песчаника и скреплены известковым раствором. Подобной кладкой характеризуется Датунская церковь, датируемая XI в., географически расположенная на расстоянии одного дня пешего пути от с. Накказух. По предположению самих старожилов, церковь однажды была сожжена и разрушена, затем вновь восстановлена – в кладке стен перемежались прокаленные камни, со следами сильного пожара. Возможно, как это было и в случае с хунзахскими церквями, этот факт отражает один из эпизодов газийского наступления в горах.

Близлежащее к обществу Андалал территория сел Бацада, Унти, Шулани и Куллаб (известные рядом ярких христианских памятников) с прилегающими хуторами вплоть до XVIII в. в устной и письменной традиции называлась «Гуржихълъи», буквально «грузинство» с ав. яз.

Селения Гидатлинского общества (сс. Урада, Тидиб, Хотода, Мачада, Гентаб, Кахиб и др.), расположенные в непосредственной близости друг от друга представляли собой сильный союз сельских обществ. Автор местной средневековой хроники XIV в. «Истории Ирхана» гидатлинцев — «жителей области Хид», называет «чистыми грузинами», подчеркивая тем самым их конфессиональную принадлежность к грузинской православной церкви. Не случайно Гидатль дает наибольшее количество известных христианских памятников Горного Дагестана. В стены многих старинных гидатлинских домов вставлены резные камни с крестами христианской иконографии, которые, по словам местных жителей, собраны из развалин христианских храмов, сожженых и разрушеных во время исламизации этого союза на рубеже XIV-XV вв.. По тем же сообщениям в Гидатле имелись христианские храмы в сс. Урада, Тидиб, Хотода, Мачада. В с. Тидиб, в местности, где по преданиям была расположена церковь, Д.М. Атаевым было обнаружено бронзовое кадило.

Распространяемый из Кумуха ислам в 1435 г. утвердился в Карахе, а в 1475 г. в Гидатле. Андалал, территориально расположен примерно между двумя этими обществами — и, т. о. время окончательного утверждения здесь ислама оказывается между двумя этими датами, т. е. 80–е годы XIV в. – середина XV в. Высокогорная северо-западная Авария издревле была связана (особенно в экономической сфере) с Алазанской долиной (авар. «ЦIор»), с историческими областями Восточной Грузии, что легло в основу длительного политического и культурно-идеологического влияния Грузии на регион. Ее народности (багулалы, чамалалы, тиндинцы, хваршины и андо-цезские народности) до обращения в ислам формально считались православными христианами.

В высокогорной Аварии в раннесредневековый период, общества, расположенные между Водораздельным и Андийским хребтами, по мнению Д. М. Магомедова начиная с I в. н. э. входили в состав федерации племен Дидури (общество Дидо, Дидоэти), выступавшей на политической карте как самостоятельная единица (в числе племенных союзов, позднее отделившиеся от нее, Д. М. Магомедов называет общества Капуча, Анцух, Гунз, Анцросо, Верхний и Нижний Таш, Ухнада, Джурмут, Ункратль и др).. По «Географии» Вахушти, средневековые пределы Дидоэти охватывали ущелья в верховьях рек Аварского и Андийского Койсу между Водораздельным и Боковым Кавказскими хребтами, т.е. практически весь высокогорный Северо-западный Дагестан.

Согласно церковному преданию, в Дидоэти, еще в I в. н. э. с проповедями христианства выступал святой апостол Андрей Первозванный, который первым «… возвестил Слово Божие» в горах Северного Кавказа . Из христианской агиографии святого апостола Андрея известно, что проповедник: «… отправился в Кавказские горы, оттуда через верхнюю Карталинию прибыл в г. Мцхет, не входя однако в столицу, направился прямо к восточной горе, лежащей против города, на вершине которой, на виду города водрузил деревянный крест. Совершив знамение, отправился в верхнюю Кахетию близ города Греми … В виду города водрузил такой же крест, как и в Мцхете, затем, с проповедью пройдя дидойцев, отправился к кистинам, проповедал Господа и здесь» .

В начале VI в. в Некреси (в Кахетии), была учреждено епископство всей Алазанской области во главе с епископом Авивом. В его пределы, кроме заалазанских территорий входила и Дидоэти (епископы с титулом Гагмамхарских и Дидойских продолжали пребывать в Некреси вплоть до XVII в.) . Деятельность епископа Авива нашла отражение в грузинской церковной агиографии: «…персы-огнепоклонники истребляли в захваченной стране все христианское, совершая при этом свое богомерзкое идолослужение. …. и в Некреси, где была кафедра сего святого мужа, построено было капище и возложено огнище. Блаженный Авив … восстал с полной властью против огнеслужения. …Святитель с крестом в руках ходил по городам и селам своей епархии, искоренял везде грубое суеверие и тушил мерзкие огнища. Дидойцы и жители многих городов Кавказских гор, живущие по левому берегу реки Алазани, благодаря проповеди епископа Авива… оставили огнеслужение и были возвращены в лоно Церкви Христовой» . Однако уже в ХI в. Масуди отзывается о дидойцах «по имени дуданийцы» как о «кяфирах, …они язычники и независимы» . Тем не менее, Дидо в XI-XII вв. продолжает находиться в орбите политического и религиозного влияния Грузии: в результате административных реформ Кахетинский царь Квирике III (1010-1029) назначает своих правителей в том числе и в Дагестане – в Дидоэти и Хунзахе; согласно грузинским письменным источникам Давид IV Строитель (1089-1125 гг.), объединив феодально-раздробленную Грузию, подчиняет своему влиянию себе горцев пограничных районов, в том числе дидойцев. Памятниками этого периода остаются находки христианских могильников VIII-XIV вв. сс. Кванада, Хуштада, Тинди, Ботлих и каменных крестов у селений Кванада и Тинди , остатки церквей близ сел. Хупро у подножия Кодорского перевала , в с. Агвали , с. Хуштада, с. Сильди, с. Хамавуай , с. Гунха . О церкви Миясулгатан, расположенной неподалеку от с. Ботлих, упоминается в завещании Андуник-нуцала (1485 г.) .

Как уже упоминалось, в XIV в. при Георгии V Блистательном (1318-1346 гг.) грузинский католикос Евфимий, перечисляя свою паству наряду с «… церковью народа Хундзи» видел «… храмы в Антцухе». В отличие от Хунзахского плато, территория, занимаемая обществом Анцух (исторически состоящего из 21 селений) археологически не исследована, мы не располагаем здесь известными памятниками христианской культуры. Но одновременное упоминание Анцуха в средневековой грузинской хронике наряду с Хунзахом в числе центров христианства на Северном Кавказе не случайно и позволяет с достаточной долей уверенности предположить бытование здесь церковной организации. В XIV- XVI вв. военно-политический союз Дидо распадается, на его территории образовались союзы сельских общин и их федерации. Капучинцы, гунзибцы и анцухцы образовали один союз — Анцухо-Капучинский, который под давлением Гидатля и Хунзаха принимает ислам в XVI в. Затем Анцухо-Капуча становится форпостом ислама в этом крае. Авторы ХVIII в. передают, что дидойцы в этот период язычники. «Они, – пишет И. Г. Гербер, идолопоклонники». И. Гюльденштедт утверждает, что дидойцы «… не христиане, не магометане, и не исповедуют никакой веры».

С начала XIV в. христианство теряет значение государственной религии в Аварском нуцальстве, а в ходе нашествия Тимура в 1395–1396 гг. и распада Грузии, начавшегося с 60–х гг. XV в., христианство уступает позиции исламу. К рубежу XV–XVI вв. поддержка христианства в Аварии извне прекращается, что, собственно, предрешило его окончательное исчезновение и завершение процесса исламизации Дагестана.



***

Патимат Тахнаева

Христианская Культура Средневековой Аварии (VII-XVI вв.) в Контексте Реконструкции Политической Истории

Объективное исследование длительных и весьма интенсивных взаимоотношений грузинского и осетинского народов подразумевает акцентирование как позитивных, так и негативных сторон этих взаимоотношений, что является непременным условием для четкого понимания механизма крайне обострившегося на сегодня этноконфликта и скрупулезного выявления мотивов предъявляемых осетинами беспрецедентных территориальных претензий.

Справедливости ради надо сказать, что в специальной литературе советской эпохи сознательно освещались только лишь положительные аспекты многосторонних грузино-осетинских контактов в то время, как на беспристрастный анализ данных, отражающих серьезные противоречия, характеризующие исторические взаимоотношения этих двух народов (особенно проявлявшийся в разное время антагонизм между обосновавшимися в Грузии осетинами и ее автохтонным населением), и основательное изучение проблемы эволюции в осетинском сознании идеи присвоения исконно грузинской земли практически было наложено табу. Зато благодаря произвольному варьированию историко-этнографических материалов почти все факты противостояния грузин и осетин в пределах Грузии, включая трагические события 1918-21 гг., получали окраску классового конфликта и в лучшем случае квалифицировались как столкновения эксплуатируемых осетинских крестьян с угнетавшими их грузинскими феодалами, а в худшем случае - как эпизоды справедливой борьбы большевистски настроенных и горячо любящих родину (т. е. Осетию!?) осетинских народных масс против насилия грузинских помещиков или экспансии грузинских националистов, что было, мягко говоря, равносильно явной фальсификации действительности.

Именно по причине столь одностороннего подхода к этому вопросу, крайне жесткой цензуры и конформистской позиции части грузинских ученых "отечественная" наука долгое время обходила молчанием такую мрачную страницу многовековой истории Грузии, какой является "осианоба" (в буквальном переводе "осетинщина"). А ведь этим термином, сохранившимся в сфере грузинской народной номинации и зафиксированным мною в Мтиулети ("осианоба"), Кснисхеви ("особа"), Раче ("овсоба") и Имерети ("особиа"), обозначены впечатляюще иллюстрированные показаниями многочисленных письменных источников и устными преданиями те хронологические отрезки нашей истории, когда отдельные уголки Грузии (Картли, Кснисхеви, Мтиулети, Хеви, Имерети, Рача), жестоко теснимой ордами "неверных", а затем подпавшей под колониальный гнет "единоверной" России, систематически грабились и разорялись осетинами, и в результате их грубого насилия в некоторых районах страны имели место этнодемографические и этногеографические изменения, противоречащие жизненным интересам коренного населения, в том числе создание в ряде районов Центральной Грузии за счет депортации грузин моноэтнических осетинских поселений, возникновение четкой демаркационной линии между зонами, населенными грузинами и осетинами и т. д. Таким образом, поощряемая предшествующим или современным ей процессом инфильтрации осетин в Грузию "осетинщина", которая, со своей стороны, стимулировала последующую демографическую экспансию осетинских новопоселенцев, по существу - явление, аналогичное исторически хорошо известной "лезгинщине" ("лекианоба"), впрочем древнее последней. На целесообразность же подобного утверждения мы находим прямые или косвенные указания еще в сочинениях древних грузинских историков и литературе XVII - XIX вв. Так, например, в трудах Леонти Мровели (XI в.), Джуаншера (XI в.), анонимного летописца XIV в., Вахушти Багратиони (XVIII в.) довольно часто встречаются сведения о периодических набегах на Грузию и безуспешных попытках силой обосноваться в одном из регионов Картли этнолингвистических предков современных осетин (самоназвание - "ирон", "дигурон") - "асов" или "алан" (в китайских, монгольских источниках - "асы"//"ассы", "асуты"; в древнегреческих, римских, византийских, армянских, арабских - "асий"// "асаий"; "аланы", "языги"; в грузинских - "овсы"//"осы"; русских, венгерских - "ясы", "язоки"). Повествуя о событиях II века н. э., Леонти Мровели пишет: "...перешли овсы (т. е. аланы-осетины - В. И.) большим войском дорогой двалетской. И не знал Амазасп царь о переходе овсов, пока они не преодолели гору. Пришли овсы и стали лагерем у истоков Лиахви, восемь дней отдыхали, и нигде не стали чинить погромы, ибо пришли они для сокрушения города Мцхета. Тогда Амазасп призвал всех эриставов (т. е. начальников областей - В. И.) Картли ...Пришли овсы с северной стороны города, которая есть Мухнари. И тогда Амазасп царь заполнил крепости и врата Мцхета войсками... И вышел из города и напал на овсов на рассвете... одолел и обратил в бегство овсский лагерь, и убил царя овсов, и уничтожил множество их войск. И на другой год... собрал войско большое и перешел в Овсетию (т. е. Осетию-Аланию - В. И.). И никто не смог оказать ему сопротивления и опустошил он Овсетию и вернулся домой победителем". По словам того же летописца, в IV веке во время царствования Мириана III "перешли овсы, возглавляемые Перошем и Кавтиа, и разорили Картли. А Мириан окольными путями перебрался в Овсетию, опустошил ее и дошел до Хазарети (т. е. Хазарии - В. И.), а затем дорогою двалетской вернулся домой". Джуаншер так же лаконично повествует о походе осетин в Картли в V веке во времена юности Вахтанга Горгасала: "Когда Вахтангу было десять лет, перешли овсы с войском несметным и опустошили Картли от истоков Мтквари (т. е. Куры - В. И.) до Хунани и разорили долины. Но города-крепости устояли кроме Каспи. А город Каспи разрушили и полонили и похитили сестру Вахтанга, трехлетнюю Мирандухт. Оставив неопустошенными долины Картли, Кахети, Кларджети и Эгриси, прошли овсы через Рани и Мовакани, их также разорили и прошли ворота Дарубандские, ибо сами же дарубандцы открыли им путь, и вернулись в Овсетию победителями". Впрочем по словам того же автора, очень скоро, горя мщением, грузины отправились в ответный поход против осетин, на берегу Терека разбили их, "а затем начали разорять Овсети, разрушили города их и взяли неисчислимых пленных и добычи". Из сочинения же анонимного летописца XIV века мы узнаем, что в 60-х годах XIII века по Дарубандской (т. е. Дербентской - В. И.) дороге в Грузию проникли довольно большие группы осетин-беженцев из Золотой орды, осели здесь с позволения Уло-хана, а затем стали выживать грузин из их родных мест, что принудило Георгия V Блистательного прибегнуть к суровым контрмерам: "...В то время перешли бежавшие от Берка-хана овсы, среди них женщина дивная по имени Лимачав и привела она с собой детей малых из рода Ахасарпакаиани, первенца Пареджана и младшего Бакатара, и многих князей других. Прошли они ворота Дарубандские и предстали перед царем. Он принял их с почетом и направил к Уло-хану. Хан благосклонно встретил их, одарил хараджой, определив на военную службу, и так выслал их обратно к царю. А царь (имеется в виду Давид VIII - В. И.) расселил некоторых из них в городе (имеется в виду Тбилиси - В. И.), некоторых в Дманиси, а остальных в Жинвали". Но спустя некоторое время вступившие в явный альянс с монголо-татарами пришельцы объявили грузинам жестокую войну и "стали овсы опустошать, убивать, разорять и пленять Картли, и город Гори разорили и захватили овсы. Тогда собрались картвелы (т. е. грузины - В. И.) перед Амадои, сыном Беги, эриставом картлийским и подошли к Гори, и были многократные схватки внутри города, и убито было великое множество народу, и овсов, и картвелов, и был весь Гори сожжен. А когда стало трудно овсам, спустили они по веревке человека и послали его к стоящим в Мухрани татарам, прося их о помощи. И тогда стали татары между картвелами и овсами, разняли их и заключили мир. И пошла отсюда вражда между картвелами и овсами... и были они так натравлены друг на друга, что тот, кто оказывался сильней, убивал... А князь Бакатар возвысился и разорял Картли, Триалети и изгонял азнауров с их вотчин, и в великом бедствии находились жители Картли... Жестоко разорял Бакатар Картли... Разорял страну и убивал людей". Такое отчаянное положение длилось до тех пор, "пока блистательный среди царей, великий и прославленный Георгий не изгнал и искоренил" осетин. Вахушти Багратиони также считает заслугой Георгия V Блистательного обуздание осетинского бесчинства в Грузии, отмечая, что могущественный государь прославился не только тем, что избавил страну от насильников, но и тем, что, закрыв надежно теснины и перевалы Кавкасиони, застраховал Картли от опасности новых нашествий осетин: "...но насильничали овсы в Картли и овладели местами селами и крепостями. Но царь изгнал их силою своей и отнял все крепости и села. Затем вступил и сокрушил находившихся внутри Кавказа, непокорных истребил и усмирил и сделал всех их данниками, и успокоил Картли от овсов, ибо сам овладел всеми дорогами".

Как видно из приведенных выписок, "осетинская проблема" в Грузии довольно рано заявила о себе в виде военных столкновений между грузинами и аланами, впрочем особенно острый характер она приобретает со второй половины XIII века и начала XIV, когда усилившиеся и умножившиеся группы поселившихся в Грузии ас-алан, подстрекаемые монголо-татарами, пытаются захватить окрестности Картли ("...насильничали овсы в Картли и овладели местами селами и крепостями"; "город Гори ...разорили и захватили овсы"), притесняя, а то и вовсе уничтожая коренное ее население ("и стали овсы опустошать, убивать, разорять и пленять Картли"; "...князь Бакатар... разорял Картли, Триалети и изгонял азнауров с их вотчин..."). Правда, замыслам ас-алан не суждено было сбыться, но зато в их сознании уже в то время, как видно, отпечатывается весьма абсурдная, но хорошо освоенная последующими поколениями идея присвоения части грузинской земли, в связи с чем весьма симптоматичен факт превращения в наипопулярнейшего персонажа фольклора осетин, наследников ас-алан, Ос-Багатара (или Багатар-оса), "прославившегося" именно разорением и грабежом Картли, и причисление его к величайшим национальным героям осетинского народа. Исходя из вышесказанного, вполне возможно допустить возникновение термина осианоба"//"овсоба" ("осетинщина") или же создание благодатной почвы для подобной номинации уже в ту еще невиданную по своей продолжительности эпоху "вражды" ас-алан и грузин (XIII - XIV вв.), которую для должной наглядности, наверное, резонно условно назвать ас-аланским (или алано-осетинским) этапом "осетинщины".

В условиях последующего распада единого грузинского царства факты насилия "овсов" или "осов" уже всецело связываются с деривационным этносом, сформировавшимся в результате этнической дивергенции вышеупомянутых ас-алан и "вооруженным" сразу двумя автоэтнонимами ("ирон"; "дигурон"), на который грузины механически перенесли традиционно используемый на протяжении веков в адрес ас-алан термин "овси" или "оси". Таким образом после XIV века предпочтительнее говорить об иронском (или ос-иронском) этапе "осетинщины", который с начала XVII столетия (т. е. с момента возникновения первых компактных поселений осетин-иронов в горной части Шида Картли) быстро "набирает силу" и по своим масштабам и остроте с самого начала превосходит предшествующий ему т. н. алано - осетинский (или ас-аланский) период "осетинщины".
И действительно, говоря о тяжелом положении Грузии начала XVII века, каталикос Бесарион Орбелашвили (первая половина XVIII в.) отмечает, что в те времена "множество злодеяний" свершались против Грузии: "сначала от османов..., потом от персов и затем от ближних к нам горцев-овсов, которые обосновались поблизости от нас, поелику и они весьма притесняли, ибо с наступлением лета вплоть до зимнего времени убивали и пленяли явно и тайно. И в таком бедствии пребывали картвелы".
Сопоставление этих строк с квалификацией летописца XIV в., думается, полностью выявляет совершенно одинаковый почерк "осетинщины" как в XIII, так и в XVII вв. (ср.: "и стали овсы опустошать, убивать... и пленять Картли" - XIII век; "...убивали и пленяли явно и тайно..." - XVIII в.) и одинаковую оценку этого явления летописцами различных веков. Впрочем, утверждение автора XVIII века дает нам право сделать вывод о том, что с начала XVII века "традиционные" набеги осетин на Грузию, как видно, принимают более систематический и организованный характер, в результате чего насилие со стороны осетин в "реестре" бед, обрушивавшихся в то время на страну, фигурирует почти на уровне несчастий, приносимых турками и персами. Во всяком случае несомненно, что в начале XVII века "осетинский вопрос" уже со всей остротой стоит перед правителями страны и во времени даже опережает проблему "лезгинщины", которая позднее лишь только синхронизируется с "осетинщиной" и тем самым усугубляет и без того тяжелое положение Грузии.

Очевидно, и Вахушти Багратиони, прекрасно разбиравшийся в характере грузино-осетинских взаимоотношений и достаточно хорошо знакомый с осетинским бытом, не случайно заостряет внимание на хищнических свойствах осетинской натуры и характеризует осетин как торговцев пленными, впрочем тут же отмечая, что они продавали только инородцев ("воры, грабители... торговцы пленными, однако своих не продают"). Правда, ученый ничего конкретно не говорит об этнической принадлежности указанных пленных, но нетрудно догадаться, что "контингент" их активно пополнялся и за счет грузин. Подобное же утверждение, думается, полностью соответствует сообщению немецкого ученого Гюльденштедта о том, что Грузия часто подвергалась набегам не только турок и персов, но и кавказцев и что "...среди кавказских горцев, особенно среди лезгин и осетин, есть множество грузин, которые вместе с религией позабыли и свой язык". По нашему мнению, автор в данном случае имел в виду проживавших среди осетин и лезгин потомков похищенных грузин и находившиеся в плену большие группы грузин, которые в чуждом этническом окружении, в условиях полного бесправия интенсивно ассимилировались с местным населением. Между прочим, это подтверждается и следующей интересной деталью: самым дискриминированным социальным слоем осетинского общества XIX века являлось сословие т. н. холопов//рабов, известное под названием "гурзиак" и полностью комплектовавшееся из пленных грузин ("гуырдзиаг" по-осетински означает "грузин", отсюда и производное - термин "гурзиак"); в 1874 году в Осетии насчитывалось 1500 гурзиаков, и они составляли внушительную производительную силу. Поскольку не исключено, что в XVIII веке слой т. н. гурзиаков был еще более многолюдным, то сведение побывавшего в Осетии Гюльденштедта об отчаянном положении "множества грузин" не содержит никаких элементов преувеличения. Тем более нельзя упрекнуть в тенденциозности при жесткой оценке известных событий XVIII века (в том числе фактов насилия со стороны северокавказцев) грузинского поэта Давида Гурамишвили, который сам испытал на себе всю горечь лезгинского плена. В своем сочинении он дает список "врагов Грузии", в котором наряду с лезгинами (груз, "леки"), черкесами ("черкези"), галгайцами ("глигви"), кистинами ("кисти"), турками ("турки") и персами ("спарси") упоминаются и осетины ("оси"):

Турк, спарс, лек, ос,
черкез, глигв, дидо, кист,
все Грузии были врагами,
от каждого получила она по тумаку.

Почти через полтора века в газете "Кавказ" (1885, № 17) печатается статья, автор которой И. В. Беридзе, подобно многим другим авторам, правда, обходит (возможно и по незнанию) термин "осианоба" (или "особа"), но зато первым осмеливается на проведение параллели между осетинскими и лезгинскими набегами на мирных обывателей Грузии, утверждая мысль, что одно время осетины в Картли играли ту же роль, что лезгины - в Кахети. По словам корреспондента: "еще свежо у многих воспоминание о том времени, когда одно простое слово "оси" - осетин наводило на мирных жителей Карталинии страх, заставлявший их укрываться в домах, ограждать свою собственность от тайных набегов и принимать меры к обороне. Тогда осетин играл... в Карталинии ту же роль, какую хищные лезгины всегда играли в Кахетии. Осетины... нападали, бывало, на бедных поселян Карталинии... грабили, даже убивали в случае сопротивления и, возвращаясь в горы с отнятым скотом и имуществом... делили добычу между собой... Во многих местах поставлены были караульные из туземцев, грузин, для безопасности путешественников, нередко подвергавшихся разбою и грабежу осетинской шайки, для которой не составляло никакой важности потревожить мирного поселянина, занятого полевой работой, или спешившего из отдаленных мест в дом свой с надеждой обрадовать бедное семейство трудовой копейкой, добытой в поте лица". Еще раньше в газете "Тифлисские ведомости" (1830, № 72) была опубликована анонимная статья, в которой давалась не менее мрачная картина притеснения мирного населения Картли, Имерети, Мтиулети со стороны осетин: "Племена иронов или осетин... с давних времен хищениями и набегами своими безнаказанно беспокоили Грузию (имеется в виду Карталиния - В. И.), Имеретию, Мтиулетию... Они подобно хищным зверям подстерегали жертвы свои в засадах, укрепленных самой природой, около дорог, проходящих через горные имеретинские или карталинские теснины... Грабили купеческие караваны... пленяли людей и передавали их в дальнюю неволю, или сами получали за них от родственников выкуп, соответственный богатству той фамилии, из которой похищен был ими пленник. Таковой выкуп за одного человека обыкновенно простирался от 100 до 300 руб. серебром... Скотоводчество мирных жителей Грузии... также подвержено было большим потерям. Не проходило ни одного лета, чтобы осетины из разных мест не отогнали несколько стад разного рогатого скота... Кешельтские осетины принадлежат к числу самых отважных и дерзновенных кавказских разбойников.., кровожадное сие племя считало Карталинию своею добычею, безнаказанно почти ежегодно наносило мирным ее жителям чувствительные раны, разоряя их земли, пленяя их, проливая их кровь и похищая принадлежащее им имущество и стада". Не менее суровые строки посвящает осетинам, живущим по соседству с грузинами, и В. Переваленко, автор статьи, напечатанной в том же "Кавказе" в 1848 году. По его утверждению, "осетины до вступления в подданство России были врагами с соседним народом. Отличительные черты их были: любовь к своеволью, праздность, грабеж, воровство людей, кровомщение и т. п. С вступлением в подданство России, с принятием мер правительством этот народ год от года улучшается, почти отвык от своих буйных обычаев, и из зверя сделался человеком. Он теперь тих, кроток, но грабежи и по настоящее время с трудом прекращаются, а праздность - это мать пороков, неразлучна с осетинами". Об отрицательных чертах осетинского характера громко заявляет и М. Владыкин, по мнению которого "бедность развила в осетинах склонность к грабежу и убийствам (осетинская пословица говорит: "Что находим на большой дороге, то нам послано богом"), однако об их преступных деяниях в Грузии автор явно умалчивает. Зато о разорении грузинских сел горцами-осетинами довольно подробно рассказывает С. Мгалоблишвили, по словам которого "... набеги, учиненные леками, не идут ни в какое сравнение с разгулом осов ...Села Самачабло и поместия эристави постоянно разорялись осскими разбойниками... Было нарушено спокойствие села, с леками покончили, но осы принесли еще большие беды".
В отличие от авторов приведенных выше цитат основоположник осетинской литературы Коста Хетагуров признает интересующий нас термин в форме "особа", а один из его этнографических очерков так и называется - "Особа". Но хорошо знакомый с историей Грузии и безусловно понимающий одиозную суть этого термина писатель, по вполне понятным нам причинам, ничего не говорит о его реальном содержании, предпочитая представить "особа" в совершенно иной семантической плоскости, рассматривая его как слово, отражающее историческое прошлое Осетии, выражающее якобы некое архаическое явление: "Отец мой, скончавшийся в 1892 году 82-летним стариком, был живым свидетелем последней эпохи того невозвратного прошлого в истории Осетии, которое несет название особа. По словопроизводству особа - грузинского происхождения и может быть переведено выражением осетинщина. В течение последнего полустолетия русское влияние на Кавказе так изменило самобытность туземцев, и в частности осетин, что последние словом "особа" стали характеризовать явление отсталое, не соответствующее современным требованиям жизни". Однако на последующих страницах того же труда откровенно сообщает читателю, что наиболее удобное время для примирения самих кровных врагов в Осетии наступало перед разбойничьим походом в Грузию и началом полевых работ ("Для окончательного прекращения вражды врагам предлагали свои услуги в качестве посредников представители двух других сильных фамилий для того, чтобы достигнуть перемирия в виду похода в Грузию для разграбления какого-нибудь княжеского поместья или наступления полевых работ"), чем невольно выявляет факты традиционного разграбления грузинских поместий со стороны осетин. А это, в свою очередь, невольно вызывает в памяти легендарных героев осетинского эпоса - нартов и их основное занятие - экспедиции за добычей, т. н. "балцы" (походы) и "хатаны" (грабежи), которые, на взгляд самих осетинских ученых, представляли собой "волчьи походы" типично хищнического характера. Вместе с тем, весьма показателен и символичен действительно уникальный факт существования в Осетии, в частности в с. Быз Алагирского ущелья, на дороге, ведущей из Осетии в Грузию, молельни Черного всадника (ос. Дзуар Саубараг) - покровителя воров и грабителей (!!!) и сохранение его культа, известного по всей стране, вплоть до начала XX века. Ведь благодаря организовывавшимся наследниками нартов и с благословения Дзуар Саубараг заканчивавшимся успешно "волчьим походам" в другие страны (и в первую очередь, в Грузию) внутри осетинского общества и возник бесправный слой населения, что, между прочим, признает сам. К. Хетагуров, когда пишет в своем небезызвестном этнографическом очерке: "Алхад, саулаг или цагьайраг был еще больше обижен судьбой. Приобретенный где-нибудь на стороне, купленный или похищенный ребенком или даже взрослым, взятый в плен во время набега в какое-нибудь отдаленное ущелье, всегда иной национальности, этот несчастный алхад делался жертвой полнейшего произвола своих хозяев, это был безусловный раб, которого можно продать, купить, убить и помиловать... Есть, впрочем в Осетии местность, где купленных называли "гурдзиаг" - грузин".

Наконец, исследуемый термин "особа" зафиксирован и в труде осетинского ученого А. Гатуева, впрочем в данном случае термин, признанный продуктом грузинской номинации, поспешно выдается за название, выражающее не осетинские набеги и разбои, а "время владычества осетин в Грузии" (?!), что естественно является явной гиперболизацией осетинщины и возведение ее в ранг таких явлений, какими были в свое время владычество арабов (гр. "арабоба"), турок ("туркоба"), кызылбашей ("кызылбашоба").

С точки зрения правильной ориентации в интересующем нас вопросе еще более ценны сведения многочисленных письменных источников, четко отражающих весьма прискорбную картину набегов осетин на Грузию и вынужденного опустения грузинских сел. Так, например, из документа, датированного 1621-50 гг. мы узнаем, что "вымерла Верхняя Джава и обезлюжена осетинами. Бог свидетель, вымерла так, что не осталось и следа человеческого... Продали вам дзиганидзевское имение в Верхней Джаве... Дзиганидзе, наследник его, пропал..."
Над дверьми церкви с. Абиси, находящегося в ущелье р. Пронэ, имеется надпись (1754 г.), которая сообщает: "К воде - св. Георгий, к суше - Креститель, посреди - башня неприступная. Мы, Заал Махвиладзе во имя души нашей и спасения этого села построили эту церковь Матери Крестителя. Долгое время разорена она была осами, леками. Построили для поминания души нашей". В 1774 году царь Ираклий II отдает приказ: "Это наш приказ: осы, которые поселены по Арагви, все слушайте: ваши злодейства в Картли столь умножались, что весь край жалуется на вас". В 1779 году Бардзим Мачабели жалуется на лиахвских осетин: "Пусть Бог обрушит на меня ваш гнев, если в течение трех лет я видел от них повинность, не повинуются, никого не щадят, это из-за них опустел Свери". В письме от 1783 года к Потемкину Ираклий II отмечает: "...докладываем, что некоторые осы [проживавшие] по эту сторону хребта, занимаются воровством в наших краях, уводят в плен людей и продают в Черкесии. Ввиду того, что куртатинские старшины... знают их, просим секретно приказать моздокскому коменданту, что когда они известят его о пребывании тех [осетин] в Черкесии, пусть комендант пошлет с ними несколько человек и арестуют". В документе 1789 года крепостной Зураба Палавандишвили Коберидзе жалуется, что "он человек, истерзаный осами и леками". А в составленной в 1795 году просьбе горец Бурдули сообщает, что "жалованную грамоту на имение осский отряд забрал вместе с семьей моего деда, и тогда она была утеряна". Из приговора же 1793 года мы узнаем, что осетины "похитили из села азнаура Соломона Пурцеладзе, увезли и четыре месяца держали в башне. Хотя приказ Его Величества царя гласит, что если ос совершит воровство, украдет скот, убьет человека или продаст пленного, коли их будет двадцать числом и пойманным окажется один, этот один должен держать ответ за всех". В 1725 году Заал Давиташвили обращается к Антону II: "Вам же известно, Ваше светейшество, как лишили меня покоя неверные осы, какие несчастья принесли мне. Пять пленных мне надо вызволить". Из документа, датированного 1800 годом, выясняется, что монастырь Богоматери, вверенный Мровели, "в злосчастные времена опустел главным образом из-за осов" и т. д.

Аналогичная картина вырисовывается и из русских документов, которые в унисон с грузинскими сообщают о многочисленных фактах притеснения грузин осетинами, но уже в XIX веке. Так, например, в рапорте генерала Кронинга от 1802 года читаем: "...Осетинские народы, обитающие в ущельях гор Кавказских, по рекам Паца и Большой Лиахве... производили набеги на грузинские селения и похищали имущество обитателей и, вовлекая их самих в неволю, продавали иноязычным народам, горы кавказские населяющим". В одном из протоколов, датированным 1802 годом, отмечено: "Рекомендуется... с осетинами, как с новым народом, обходиться ласково... взыскивать кротким образом и чтобы наказание отнюдь не превосходило важности преступления... Дела же могут случаться по воровству, драке, и ссоры о земле и грабежам в грузинских деревнях, какие явятся в оной суд грузины по претензиям своим на осетинцев касательно взятых в плен своих сродственников и забранного ими скота, стараться, если можно, делать им удовольствие, особенно же в отыскивании пленных, дела, которые оной суд решить не может, предоставлять в учрежденный в городе Гори гражданский суд..." Документ 1808 года сообщает: "Грабительство в Горийском уезде осетин, живущих по Большой и Малой Лиахве и Арагве, скота и убийства людей не только не уменьшается, но еще возвеличивается".

Из рапорта генерала Симоновича, датированного 1812 годом, мы узнаем, что "имеретинские осетинцы, живущие в ущелье Цедиси, лежащем в рачинской провинции и примыкающем одной стороною к хребту кавказских гор... делали беспрестанные хищничества в соседственных им рачинских деревнях людьми и скотом, которых они продавали по большей части дигорцам, живущим за Кавказом". Из документа 1815 года выясняется, что "осетины, живущие на Большой и Малой Лиахве, также на Ксани и Меджуде, нападают на жителей, отбивают у них скот и делают смертоубийства". Согласно еще одному рапорту 1821 года, осетины "...носят чрез то, одно только имя христианина, остаются по-прежнему злейшими разбойниками и не повинующимися властям, закону... начали уже производить вновь грабежи и разбой по Карталинии". В 1822 году генерал Ермолов специально отмечает, что для кавказских горцев, в том числе и осетин, воровство и разбой - обычные явления: "населяющие здешний край горские жители, мусульмане и осетины, проводя издревле хищную жизнь, соответственную их местопребыванию, характеру и нравственности, вовсе не признают воровства преступлением, а особенным молодечеством и ухватливостью". В рапорте Ховена от 1824 года генералу Ермолову говорится: "новокрещенцы сии (имеются в виду осетины - В. И.) под видом единоверия, имея в Карталинию свободный вход, в надежде на покровительство тамошнего духовенства и на снисхождение правительства позволяют себе весьма часто непозволительные шалости, а карталинцы, боясь ответственности за убийство единоверца, не смеют не только преследовать их, но и защищаться".

В докладной записке генерала Стрелкова от 1830 года отмечается, что южные осетины гораздо более агрессивны и своевольны, нежели северные: "Осетинцы, по ту сторону Кавказа живущие, вообще спокойнее находящихся на южной покатости гор". В 1873 году на страницах одной из газет была поведана история насильственного присвоения грузинского поместья осетинами: "Поселенцы Ортевского прихода -стародавние старожилы местности... известно, что имения всех селений принадлежали ванатцам-грузинам, т. е. грузинам из села Ванати. Когда осетины поселились в вышеуказанных селениях, то платили ванатцам галлу, т. е. отбывали повинность хлебом, маслом, сыром, рабочими людьми, деньгами и др. Впоследствии же, говорят, некоторые осетины силою отряди имения, иные купили их за ничтожную цену... это происходило или оттого, что у ванатцев было очень много имений, и для них, конечно, ничего не значило даже дарить участки, или вследствие того, что ванатцы боялись набегов осетин и старались как-нибудь да задобрить последних сходной продажею. Последнее предположение подтверждается отчасти и самими осетинами". В письме князя Эристави, составленном в 1874 году, говорится о фактах притеснения грузинских князей корнисскими осетинами и вообще их враждебном отношении к грузинским помещикам: "...Осетины селения Корниси постоянно стесняли князей Херхеулидзевых в бесспорных правах их на родовое их имение. Мне как местному помещику, имеющему хизан из осетин, лично известны характер, нравы и обычаи осетин и нельзя не согласиться с тем, что осетины имеют обыкновение, даже при средствах, никогда не повиноваться помещикам, на земле которых живут они, а в случае жалоб помещиков на основание их, мстить им всю свою жизнь; следовательно, однажды возникшая между князьями Херхеулидзевыми и осетинами вражда действительно не может не сопровождаться постоянными кровопролитиями".

Естественно, что выводы, сделанные на основе анализа приведенного аутентичного материала, не противоречат попыткам рассмотрения в одной плоскости "осетинщины" и "лезгинщины". Даже, если оставим в стороне данные грузинских источников, то и анализ составленных на русском языке документов как драгоценнейшего "нейтрального материала" с точки зрения истинного отражения действительности ясно показывает, что прекрасно разбиравшиеся в проблемах Грузии русские чиновники совершенно одинаково относились к фактам необузданного произвола как со стороны осетин, так и лезгин, что примерно отражено в одной принципиальной рекомендации: "А в прекращение беспрестанных нападений и грабежей со стороны осетин предоставить жителям Карталинии защищать себя от хищников подобно, как жители Кахетии защищаются от лезгин, т. е. силою оружия; а за убийство ими хищника не подвергать преследованию законом, а посему и внушать как помещикам, так и жителям Карталинии, чтобы они безбоязненно преследовали злодеев, не страшась за то ответственности... осетины, видя их неустрашимость и всегдашнюю готовность отразить силу силою, никогда не посмеют и посягать на их жизнь".

Практика уравновешенной оценки "осетинщины" и однозначного уравнения ее с "лезгинщиной" тем более не чужда суждениям старейших информаторов из тех уголков Грузии (Мтиулети, Кснисхеви, Рача, Имерети), которые в полном масштабе испытали разнузданное насилие осетин и доныне сохранили термин "осианоба" / /"особа" //"овсоба" //"особиа"; они, правда, проводят резкую грань между "неверными" леками и связанными с грузинами "крещением" осетинами, но в то же время лаконично отмечают, что "в наше время была страшная овсоба, ночью и носа высунуть нельзя было" ; "в старину везде рыскали леки и осы, они похищали людей, угоняли овец, коров, страх был тогда... как разрывать и раздирать одно и тоже, так и лекианоба и осианоба одно". Здесь же надо сказать, что в мтиульском фольклоре весьма впечатляет цикл "осетинщины", согласно которому ее окончание связывают с победой мтиульцев в столкновении на территории Хадской волости с 7000-м войском осетин.

Но на фоне проведения параллели между "осетинщиной" и "лезгинщиной", естественно, встает вопрос и о той весьма важной детали, что осетинщина, отличающаяся довольно внушительным хронологическим диапазоном, более или менее пропорционально распределявшаяся по всей древней, новой и новейшей истории Грузии, явление более сложной "анатомии", нежели лезгинщина, поскольку она не только опережает и совпадает с ней по времени, но и особенно остро заявляет о себе почти во весь самый активный период (XIX-XX) постэмбрионального развития идеи присвоения определенной части грузинской земли осетинами, на этот раз, правда в виде довольно грубой формы антигрузинских эксцессов "благословенного" уже Россией осетинского сепаратизма и национал-экстремизма, связанного с инспирированной извне проблемой т. н. "Юго-Осетии". Вместе с тем, специфику осетинщины ("осианоба"//"особа") определяет и то обстоятельство, что имевшее довольно ограниченный радиус действия осетино-грузинское противостояние, как правило, было лишено этно-конфессиональной подкладки, в результате чего сознание большей части грузин оказалось почти полностью застрахованным от видения даже в осетине-насильнике врага, что, вероятно, и помешало нам, в основном, назвать это явление соответствующим ему именем...