Умерла Белла Ахмадулина
В Переделкине на 74 году жизни скончалась поэтесса Бэла Ахмадуллина, сообщила в эфире радиостанции "Эхо Москвы" заведующая литературно творческим отделом ЦДЛ Наталья Познанская

СНЫ О ГРУЗИИ

Сны о Грузии - вот радость!
И под утро так чиста
виноградовая сладость,
осенявшая уста.
Ни о чем я не жалею,
ничего я не хочу -
в золотом Свети-Цховели
ставлю бедную свечу.
Малым камушкам во Мцхета
воздаю хвалу и честь.
Господи, пусть будет это
вечно так, как ныне есть.
Пусть всегда мне будут в новость
и колдуют надо мной
милой родины суровость,
нежность родины чужой.

ГРУЗИНСКИХ ЖЕНЩИН ИМЕНА

Там в море паруса плутали,
и, непричастные жаре,
медлительно цвели платаны
и осыпались в ноябре.

И лавочка в старинном парке
бела вставала и нема,
и смутно виноградом пахли
грузинских женщин имена.

Они переходили в лепет,
который к морю выбегал
и выплывал, как черный лебедь,
и странно шею выгибал.

Смеялась женщина Ламара,
бежала по камням к воде,
и каблучки по ним ломала,
и губы красила в вине.

И мокли волосы Медеи,
вплетаясь утром в водопад,
и капли сохли, и мелели,
и загорались невпопад.

И, заглушая олеандры,
собравши все в одном цветке,
витало имя Ариадны
и растворялось вдалеке.

Едва опершийся на сваи,
там приникал к воде причал.
"Цисана!" - из окошка звали.
"Натэла!" - голос отвечал...

x x x

Смеясь, ликуя и бунтуя,
в своей безвыходной тоске,
в Махинджаури, под Батуми,
она стояла на песке.
Она была такая гордая -
вообразив себя рекой,
она входила в море голая
и море трогала рукой.
Освободясь от ситцев лишних,
так шла и шла наискосок.
Она расстегивала лифчик,
чтоб сбросить лифчик на песок.

И вид ее предплечья смутного
дразнил и душу бередил.
Там белое пошло по смуглому,
где раньше ситец проходил.

Она смеялася от радости,
в воде ладонями плеща,
и перекатывались радуги
от головы и до плеча.

XXI писал(а):Умерла Белла Ахмадулина
В Переделкине на 74 году жизни скончалась поэтесса Бэла Ахмадуллина, сообщила в эфире радиостанции "Эхо Москвы" заведующая литературно творческим отделом ЦДЛ Наталья Познанская

Слова Беллы Ахмадулиной, музыка Андрея Петрова
Романс из кинофильма "Жестокий романс"

[youtube][/youtube]

AlexCh писал(а):

Уходят «шестидесятники», эпоха уходит

Белла и Василий Аксенов

Не стало Бэллы.Сегодня.

О Грузия, лишь по твоей вине,
когда зима грязна и белоснежна,
печаль моя печальна не вполне,
не до конца надежда безнадежна.

Одну тебя я счастливо люблю,
я лишь твое лицо не лицемерно.
Рука твоя на голову мою
ложится благосклонно и целебно.

Мне не застать врасплох твоей любви.
Открытыми объятия ты держишь.
Все говоры, все шепоты твои
мне на ухо нашепчешь и утешишь.

Но в этот день не так я молода,
чтоб выбирать меж севером и югом.
Свершилась поздней осени беда,
былой уют украсив неуютом.

Лишь черный зонт в моих руках гремит.
Живой и мрачной силой он напрягся.
То, что тебя покинуть норовит, -
пускай покинет, что держать напрасно.

Я отпускаю зонт и не смотрю,
как будет он использовать свободу.
Я медленно иду по октябрю,
сквозь воду и холодную погоду.

В чужом дому, не знаю почему,
я бег моих колен остановила.
Вы пробовали жить в чужом дому?
Там хорошо. И вот как это было.

Был подвиг одиночества свершен.
и я могла уйти. Но так случилось,
что в этом доме, в ванной, жил сверчок.
поскрипывал, оказывал мне милость.

Моя душа тогда была слаба
и потому - с доверьем и тоскою -


тот слабый скрип, той песенки слова
я полюбила слабою душою.

Привыкла вскоре добрая семья,
что так, друг друга не опровергая,
два пустяка природы - он и я -
живут тихонько, песенки слагая.

Итак - я здесь. Мы по ночам не спим,
я запою - он отвечать умеет.
Ну, хорошо. А где же снам моим,
где им-то жить? Где их бездомность реет?

Они все там же, там, где я была,
где высочайший юноша вселенной
меж туч и солнца, меж добра и зла
стоял вверху горы уединенной.

О, там, под покровительством горы,
как в медленном недоуменье танца,
течения Арагвы и Куры
ни встретиться не могут, ни расстаться.

Внизу так чист, так мрачен Мцхетский храм.
Души его воинственна молитва.
В ней гром мечей, и лошадиный храп,
и вечная за эту землю битва.

Где он стоял? Вот здесь, где монастырь
еще живет всей свежестью размаха,
где малый камень с легкостью вместил
великую тоску того монаха.

Что, мальчик мой, великий человек?
Что сделал ты, чтобы воскреснуть болью
в моем мозгу и чернотой меж век,
все плачущей над маленьким тобою?

И в этой, богом замкнутой судьбе,
в своей нижайшей муке превосходства,
хотя б сверчок любимому, тебе,
сверчок играл средь твоего сиротства?

Стой на горе! Не уходи туда,
где-только-то! - через четыре года
сомкнется над тобою навсегда
пустая, совершенная свобода!

Стой на горе! Я по твоим следам
найду тебя под солнцем, возле Мцхета.

Возьму себе всем зреньем, не отдам,
и ты спасен уже, и вечно это.

Стой на горе! Но чем к тебе добрей
чужой земли таинственная новость,
тем яростней соблазн земли твоей,
нужней ее сладчайшая суровость.


СТИХОТВОРЕНИЕ, НАПИСАННОЕ ВО ВРЕМЯ БЕССОННИЦЫ В ТБИЛИСИ

Мне - пляшущей под мцхетскою луной,
мне - плачущей любою мышцей в теле,
мне - ставшей тенью, слабою длиной,
не умещенной в храм Свети-Цховели,
мне - обнаженной ниткой, серебра
продернутой в твою иглу, Тбилиси,
мне - жившей под звездою, до утра,
озябшей до крови в твоей теплице,
мне - не умевшей засыпать в ночах,
безумьем растлевающей знакомых,
имеющей зрачок коня в очах,
отпрянувшей от снов, как от загонов,
мне - в час зари поющей на мосту:
"Прости нам, утро, прегрешенья наши.
Обугленных желудков нищету
позолоти своим подарком, хаши",
мне - скачущей наискосок и вспять
в бессоннице, в ее дурной потехе, -
о господи, как мне хотелось спать
в глубокой, словно колыбель, постели.
Спать - засыпая. Просыпаясь - спать.
Спать - медленно, как пригублять напиток.
О, спать и сон посасывать, как сласть,
пролив слюною сладости избыток.
Проснуться поздно, глаз не открывать,
чтоб дальше искушать себя секретом
погоды, осеняющей кровать
пока еще не принятым приветом.
Мозг слеп, словно остывшая звезда.
Пульс тих, как сок в непробужденном древе.
И - снова спать! Спать долго. Спать всегда.
Спать замкнуто, как в материнском чреве.

Сегодня много уже хороших слов сказано – все в шоке. Вайнович, Людмила Алексеева, Ерофеев, еще многие люди знающие ее, любящие. Пока в основном звук

А вот, на мой взгляд, хорошая статья в «Лента о высоком». Коротко, штрихами, как и бывает в первый день.



"Прост путь к свободе..."
Памяти Беллы Ахмадулиной

В фильме Марлена Хуциева "Застава Ильича" есть знаменитый эпизод - поэтический вечер в Политехническом музее. На пятнадцать минут сюжет фильма замирает в одной точке: герои сидят в битком набитом зале и слушают, как читают стихи Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Роберт Рождественский, Римма Казакова и, конечно же, Белла Ахмадулина. Булат Окуджава поет про комиссаров в пыльных шлемах - и зал хором подпевает ему. На дворе - осень 1962 года. "Оттепель".

Белле Ахмадулиной на этих кадрах 25 лет. Она читает стихотворение "Дуэль", которое теперь редко перепечатывается. Она недавно закончила Литературный институт. Буквально только что вышел ее первый сборник - "Струна". Ей покровительствует Павел Антокольский. Она замужем за главной звездой вечеров в Политехническом - Евгением Евтушенко.

Тогда, в "оттепель", увлечение поэзией стало, по воспоминаниям Людмилы Алексеевой, "знаменем времени". Молодые люди "из хороших семей" (Ахмадулина - дочь замминистра, Вознесенский - сын директора Гидропроекта), детьми повидавшие войну, получившие хорошее образование (Ахмадулина, как и многие другие писатели-"шестидесятники", закончила Литинститут, Вознесенский - Архитектурный, Казакова - истфак ЛГУ), сочиняли причудливые, наивные, цветистые, выспренные стихи и читали их протяжно, навзрыд, упиваясь восторгом публики, удивительно жадной до всех этих "смеялась женщина Ламара, бежала по камням к воде" и "коровников в амурах, райклубов в рококо".

После "Заставы Ильича" Ахмадулина еще несколько раз появится в кино. В 64-м Василий Шукшин снимет ее в фильме "Живет такой парень" в роли жеманной ленинградской журналистки (фактически - самой себя, она ведь и сама писала такие вот очерки "из жизни", когда училась в институте). В 65-м она будет за кадром читать свои стихи в фильме "Чистые пруды" по произведениям Юрия Нагибина - своего второго мужа.

Ее следующий поэтический сборник, "Озноб", выйдет в 1968 году в "тамиздате", во франкфуртском эмигрантском издательстве "Посев". Это будет не первая "диссидентская" выходка Ахмадулиной - еще в 59-м ее выгоняли из Литинститута за то, что вступилась за Пастернака. (Это ж надо: Пастернака травят за присуждение ему самой престижной литературной награды мира - Нобелевской премии, - а 22-летняя филологическая студентка за него "вступается"!)

Но дальше будет еще круче. Ее последующие сборники - "Уроки музыки" (1969), "Стихи" (1975), "Свеча", "Метель" (1977) - будет кромсать советская цензура, и она с готовностью примет участие в альманахе "Метрополь", затеянном Виктором Ерофеевым, Василием Аксеновым и Евгением Поповым при поддержке Фазиля Искандера, Андрея Битова и других "непроходных" авторов. На дворе будет глухой "застой", жизнь будет страдать "чем-то вроде хронической хворобы", в литературе будет царить "состояние тихого перепуга". Появление "Метрополя" взбаламутит литературную общественность. Оформлять его будет театральный художник Борис Мессерер - третий муж Ахмадулиной.

Авторы легко могут напечатать альманах в "тамиздате", но из принципа попытаются "протащить" его на родине. Отсюда и название, в котором "зашифровано" популярное в те годы противопоставление эмигрантской литературы и "метрополии". В "Метрополе" не будет никакой откровенной антисоветчины. "Вина" авторов - желание напечататься в обход советской цензуры.

В альманах Ахмадулина даст не стихи, а сюрреалистический рассказ "Много собак и собака". Многие "метропольцы" будут ссориться между собой, но в критический момент останутся верными друг другу. Альманах "утечет" на Запад, и последует одна из самых позорных страниц в истории советской литературы - разгром "Метрополя".

Как будет потом вспоминатьВиктор Ерофеев, Ахмадулину за участие в "Метрополе" чиновники от литературы заклеймят проституткой и наркоманкой. Когда Ерофеева и Попова станут исключать из Союза писателей (а это - фактический запрет на занятия литературой), она, вместе с Аксеновым, Битовым, Искандером, Инной Лиснянской и Семеном Липкиным, заявит, что тоже выйдет из организации в знак протеста. Ерофеев и Попов станут их отговаривать. Ахмадулину, Битова и Искандера - отговорят. Но травить их и уродовать их тексты будут еще несколько лет - до самой "перестройки".

Уже в 1993 году, после того как Борис Ельцин разгонит выстрелами из танков Верховный совет, Ахмадулина вместе с Булатом Окуджавой, Дмитрием Лихачевым, Алесем Адамовичем, Василем Быковым, Виктором Астафьевым, Даниилом Граниным и другими писателями "демократического направления" подпишет скандально известное "письмо сорока двух". Она всецело одобрит действия Ельцина по недопущению "красно-коричневого реванша".

Странно, что все эти бури гражданские и тревоги почти не найдут отражения в стихах Ахмадулиной. Они станут изощренней, чем "Дуэль" из хуциевского фильма 62-го года, но останутся такими же лиричными. В них будет так же много любовного упоения, любовной тоски, зябкой дрожи и усмешки невзначай. Например, вот:

Прост путь к свободе, к ясности ума -
достаточно, чтобы озябли ноги.
Осенние прогулки вдоль дороги
располагают к этому весьма.


Грипп в октябре всевидящ, как господь.
Как ангелы на крыльях стрекозиных,
слетают насморки с небес предзимних
и нашу околдовывают плоть...

Артем Ефимов

Грузия потеряла в эти дни возможно самого преданного ей друга в лице "прекрасной Беллы", прекрасной своей душой,
своей дружбой, своей преданностью Грузии и ее народу, прекрасной своими лучшими поэтическими строками,
посвященными ей !

О Грузия, лишь по твоей вине,
когда зима грязна и белоснежна,
печаль моя печальна не вполне,
не до конца надежда безнадежна.

Всего лишь малая толика ее русской грузинской души, но кто же подхватит ее "серебрянную лиру",
кто же сможет заменить "царицу Тамар" новой русской грузинской поэзии...?!
Боюсь, что уже никто...!