”Мы все оставили, когда уходили, - говорит Ирада Гулиева. - Даже деньги и документы. Мы не понимали, что никогда не вернемся”. В 1992 году Ирада и ее семья бежали из Гасымлы, деревни в Агдамском районе на западе Азербайджана. За несколько недель до оккупации своей деревни Ирада и ее муж Имран приютили несколько семей из Ходжалы. ”Они появились на пороге нашего дома полуголыми, истекающими кровью, - вспоминает Имран. - Один ребенок почти не дышал – так замерз”. Армянские вооруженные формирования открыли огонь по мирным жителям, бежавшим из города, в результате чего были убиты сотни мужчин, женщин и детей, что впоследствии было осуждено ”Хьюман Райтс Вотч” и другими международными организациями. ”Как только Ходжалы был взят, мы поняли, что нас ждет та же участь”, - говорит Имран.

Более полумиллиона азербайджанцев, в том числе Гулиевы, потеряли свои дома, когда армянские военные захватили контроль над семью районами Азербайджана, в том числе Агдамом, а также над регионом Нагорного Карабаха. Семья укрылась в ветхом санатории советских времен на окраине Баку, где прожила почти 30 лет. Но осенью 2020 года Ирада от радости целовала экран телевизора: Азербайджан вернул Агдам. Вторая Карабахская война длилась 44 дня и завершилась подписанием мирного соглашения, заключенного при посредничестве России. ”Я почувствовала, будто с моей груди сняли тяжелое бремя”, - говорит Ирада.

Впервые за почти три десятилетия перемещенные азербайджанцы смогут вернуться на свои земли, но пройдет немало времени, прежде чем они смогут жить там постоянно. Было уничтожено почти все, делающее район пригодным для жизни, тем не менее Гулиевы хотели собственными глазами увидеть свой старый дом. Корреспондент The National Georgaphic поехала с ними.

”Самое красивое место на Земле”

Ирада по состоянию здоровья не смогла поехать. В путь отправились Имран, его сын Рашад с женой и две их дочери. Рашаду было 12 лет, когда он вместе с родителями уехал из Агдама. Его дети родились в Баку и видели родину отца только по телевизору. Больше всех поездке радовалась девятилетняя Фидан. ”Агдам - самое красивое место на Земле, - говорит она, сияя. - Так сказал мой отец. Я знаю, что это правда”.

Через пять часов мы оказались у бывшей линии соприкосновения. Люди в защитном снаряжении сантиметр за сантиметром прочесывали территорию. По словам Халика Зульфугарова, руководителя местного подразделения Национального агентства по очистке территорий от мин, разминирование всех освобожденных территорий может занять до 10 лет: ”Мы просто пока не знаем, в каких районах есть мины, а в каких нет. Так что опасной здесь считается вся территория”.

Гулиевы не могли поверить своим глазам, когда мы прибыли в Агдам, в котором когда-то проживало почти 40 тыс. человек. Мечеть была единственным сохранившимся зданием. За последние три десятилетия другие строения систематически сносились, разграблялись и разбирались. Мы вошли в главный зал бывшей исторической мечети и посмотрев наверх, увидели небо. Купола и минарета не было. Пол был покрыт толстыми слоями сена. Пахло сожженной соломой и навозом крупного рогатого скота. Мечеть использовалась оккупантами как амбар и хлев.

На городской площади, где рос восточный платан, нас остановили на военном блокпосту. Офицеры не хотели пускать нас на территории, которые еще не были проверены на наличие мин. Имран умолял ответственного офицера: ”Я проделал весь этот путь, чтобы увидеть свой дом. Я пожилой человек и не знаю, будет ли у меня еще такая возможность. Не хочу умирать, не увидев свою Родину”. После серии телефонных разговоров с высшим командованием офицеры уступили. Они даже обеспечили сопровождение и просили не сходить с асфальтовой дороги и не отклоняться от обозначенных путей.

Руины и воспоминания

На окраине Гасымлы, родного села Гулиевых, мы остановились на кладбище, где захоронены члены их семьи. Имран и Рашад стояли на обочине дороги, глядя издали на надгробные плиты и не имея возможности подойти. Стены некоторых домов на окраине деревни все еще стояли, хотя в большинстве из них отсутствовали оконные рамы и крыши, а на некоторых виднелись следы пожаров. Этические армяне, которые поселились в этом районе в 1993 году, сожгли дома, прежде чем уехать отсюда в ноябре 2020 года. Распотрошенные автомобили лежали в гранатовых садах, где ветви деревьев с перезрелыми плодами свисали низко над землей. Пара лошадей паслась в полях, а голодные собаки по-прежнему охраняли заброшенные дворы.

Деревня Гасымлы похожа на Агдам своими призрачными фасадами и выбитыми стеклами. Этот город, как и многие другие, разобрали по кирпичику и сделали практически непригодным для проживания. Ничто не напоминало Имрану и его семье о родном селе, но понимание топографии привели их к бывшему дому. Мы миновали мост через реку, и Имран стал искать небольшой родник на пересечении двух деревенских дорог. ”Это наш дом, - говорит он, указывая на единственную стену, стоящую среди обломков, заросших сорняками. - Словно Хиросима”. Сопровождающий офицер напомнил нам, что вход во двор запрещен из-за возможных мин. Семья стояла на обочине дороги и фотографировалась на фоне руин своего дома.

Имран решил провести сыну экскурсию по окрестностям: ”Здесь слева дом вашей тети, а этот принадлежал моему двоюродному брату по отцовской линии”. Он говорил энергично, поначалу не обращая внимания на разрушения. В его памяти стены этих разрушенных домов по-прежнему были нетронутыми.

Идя по едва узнаваемым улицам, Рашад не мог перестать фотографировать. Наверное, он использовал камеру, чтобы защитить себя от потрясения в связи с увиденным. ”Это большое тутовое дерево, с которого я столько раз падал и… Смотри, отец, наш черный камень. Он все еще здесь! – кричит Рашад, обнаружив камень в форме кресла, лежащий среди разбросанных руин. - А это мост, с которого я прыгал в воду, помнишь?”

Рашад возбужденно говорит, пытаясь отвлечь Имрана, настроение которого окончательно испортилось. Старик шел бесшумно, его первоначальное рвение угасало по мере того, как начала проявляться реальность. ”Я волновался, поэтому пытался шутить, чтобы он не плакал и не переживал. У него слабое сердце, - объясняет Рашад. - Дома моего не осталось, но детские воспоминания вернулись. Как будто мы никогда не уезжали”. Сорвав гранат с дерева в своем саду, Рашад отдал его дочери Гунель. ”Давай съедим первые плоды из нашего сада”, - предложил он, очищая гранат. Когда заходящее солнце озарило разрушенный город золотым светом, семья неохотно села в машину, чтобы вернуться в Баку.

Возвращаться еще рано

Попрощавшись с Гулиевыми, корреспондент The National Georgaphic отправилась дальше по недавно освобожденным территориям, присоединившись к другим вынужденным переселенцам, которые искали свои старые дома. По пути в Кельбаджар, самую большую из оккупированных областей, я прошла по той же опасной дороге, по которой мирные жители бежали в 1993 году, когда район был захвачен армянскими войсками. Тысячи людей в течение нескольких дней находились на открытой местности при низких температурах и многие не пережили холода. Теперь среди белого снега мерцают маркеры мин.

По ту сторону гор Кельбаджар превратился в руины. Когда Мубариз Микаилов нашел развалины своего дома за военным шатром, он расплакался. ”Дом будто съежился, - говорит Мубариз. - Он намного меньше, чем я помню”. Его друг детства Джейхун обнаружил, что его дом все еще стоит: кто-то поселился в нем после первой войны в 1993 году и даже изменил направление лестницы. Но когда в ноябре армянские жители покидали город, они подожгли строение.

Около 3000 азербайджанских военнослужащих погибли во Второй карабахской войне, и сотни тысяч остаются вынужденными переселенцами. ”Нас угнетали столько лет. Но наше достоинство было восстановлено”, - говорит житель Губадлы.

Многие из перемещенных лиц, особенно пожилые люди, стремятся вернуться в свои дома, но пройдут годы, прежде чем их города и хозяйства будут восстановлены. ”Воздухом здесь невозможно дышать, - говорит Мулаим Исмайлова, восьмидесятилетняя женщина, живущая в доме из фанеры. - В Губадлы у меня было все, мой дом и моя земля. У меня была корова, которая каждое утро давала свежее молоко, а здесь мне приходится платить за молоко. Что это за жизнь?” ”Мы рады, что нам вернули земли, но мы не можем праздновать, - добавляет ее сын Фазахир. - На них пролилось слишком много крови наших братьев”.

В ветхом туристическом лагере советских времен, преобразованном в поселок для беженцев в городе Мингечевир живет Гунай Хамидова, молодая вдова и матерь двоих детей. Ее муж погиб осенью этого года. Ее трехлетний сын часто спрашивает об отце, глядя не его портрет в гостиной. ”Я разрешаю ему разговаривать с портретом, - говорит Гюнай, едва касаясь часов мужа, лежащих рядом с портретом. - Часы остановились, когда муж … - она замолкала. - …Часы показывают время его смерти… Я надеюсь, что наш сын вырастет храбрым и пойдет в армию, как и его папа. Я не боюсь потерять сына. Война окончена”.