Отношение Грузии с соседними народами
-
- Сообщения: 3764
- Зарегистрирован: 07 мар 2015, 02:26
- Награды: 1
- Откуда: Грузия, Очамчири
- Благодарил (а): 532 раза
- Поблагодарили: 377 раз
- Пол:
Re: Отношение Грузии с соседними народами
Из истории Азервайджано-Грузинских взаимоотношений
Многовековые и богатые историческими событиями взаимоотношения Закавказских стран изовилуют примерами их героической борьбы против многочисленных внешних завоевателей. Азербайджанцы, армяне и грузины во время нашествия вместе, бок о бок, защищали собственные и соседские земли. Одна из страниц борьбы азербайджанского и грузинского народов против туркменов Кара-Койнлу во главе с Кара-Юсуфом достоверно отражена в ряде восточных источников.
Последние два десятилетия XIV в. в истории Закавказья (а также - Ближневосточных стран) известны как период неоднократных военных кампаний кровожадных орд под предводительством Тимура. В связи с этим, выдающийся грузинский историк Нико Бердзенишвили писал: "Самым тяжелым для Грузии, также как и для целого Закавказья, было политическое последствие экспедиции Тимура. Трехсотлетняя борьба против "диких" кочевников в конце концов закончилась поражением Грузии и всего Кавказа.
Письменный источник, автором которого является Шереф ад-дин Али Иезиди, сообщает, что в 1393 г. Тимур передал престол Хулагу-Хана своему старшему сыну Мираншаху, а также ему же принадлежащий улус (Улус - (монг.) "государство, народ". Улусом называлось государство созданное Чингиз Ханом, а так же улусами назывались владения, выделенные Чингиз Ханом своим сыновьям, которые со второй половины XIII в. превратились в полу-независимые государства, номинально признающие верховенство великого хана. В период феодальной дезинтеграции, в конце XV-XVII вв. улусом называлось крупное феодальное владение.) в Иране. По словам Шериф ад-дин Али Иезиди: "земли перешедшие во владения Мираншаха охватывали территорию от Бакинского дервента до Багдада и от Хамадана до Рума. Хотя, реально, государство Илханов в Иране занимало земли гораздо обширнее. Вскоре Тимур отнял у Мираншаха отданные до того страны и передал для правления сыну Мираншаха - Омару Мирза. Самому Мираншаху Тимур оставил Аран, Муган, Армению и Грузию. После смерти Тимура, его на скорую руку созданное огромное государство быстро распалось. Междуусобица среди потомков Тимура положила конец их могуществу и стимулировала освободительное движение в завоеванных странах. Несмотря на серьезное разорение, причиненное ордами Тимура, сломить боевой дух закавказских народов не удалось. Они довольно быстро окрепли в военном смысле и начали проводить активную политику против Тимуридов. К примеру, Грузия отказалась от своего вассального положения и постепенно начала вытеснять неприятеля из Закавказья. Вышеупомянутый историк Мирхонд сообщает, что летом 1405 г., когда правитель Западного Ирана, внук Тимура, Омар Мирза развлекался и кутил в городе Хамадане, ему сообщили о вторжении грузинских войск, которые совершили набеги и грабежи в Нахичеване и Гяндже. Следует особенно отметить, что в грузинской историографии доминирует соображение, согласно которому грузинские военные силы главной целью ставили разгром и грабежи отрядов Тимура, а не городского населения Нахичевани и Гянджи, так как именно против Тимуридов выступали свободолюбивые народы Закавказья. Правитель Ардебиля Бастам Джагирма не смог принять надлежащих мер против грузинских отрядов и был вынужден скрыться в Ширване. Омар Мирза не внял советам эмиров и послал против грузинских сил Омар Табана, Тукел Барласа и других военачальников. Вскоре Омар Мирза получил неутешительные сведения о поражении своих эмиров, которые спаслись бегством и укрылись в окрестностях города Маранд. Несмотря на блистательную победу над Тимуридами, грузинские ратники, как видно, все-таки оставили Нахичевань и Гянджу и возвратились на родину. Это подтверждается и тем фактом, что вскоре Гянджой и Карабахом овладел ширваншах Ибрагим, который являлся повелителем независимого феодального владения, мечтавший объединить весь Азербайджан (Ширваншах Ибрагим, который при первом же вторжении подчинился Тимуру, получил независимость и был обязан лишь чеканить монету и читать хутбу (проповедь) прославляя имя Тимура). Часть эмиров Азербайджана пришла к Ибрагиму. К нему же примкнул правитель Шаки - Сиди Ахмед. Согласно Мирхонду, грузинский царь Георгий VII (1393-1407) тоже направил своих послов и обещал повиновение ширваншаху. В данном случае слова Мирхонда можно понять следующим образом: царь Грузии Георгий VII с одной стороны признавал права ширваншаха, только что овладевшего территориями, которыми незадолго до него владел сам Георгий VII, а с другой стороны, он как бы присоединялся к союзническому соглашению с повелителем Ширвана и обещал ему помощь в случае надобности. Но вскоре политическая картина в Иране и в Закавказье вновь изменилась. Из Египта возвратились неоднократно разгромленные, а потом изгнанные Тимуром султан Ахмед Джалаир и его союзник, лидер объединения Туркменов Кара-Коинлу - Кара Юсуф, которые развязали войну против наследников Тимура. В 1408 г. Мираншах погиб в этом противостоянии, но и в рядах союзников не наблюдалось единения, вследствие чего жертвой стал Ахмед Джалаир. В 1410 г. возникло туркменское государство Кара-Коинлу. Его повелитель Кара-Юсуф владел южным Азербайджаном, а другие области он раздал своим сыновьям (В состав государства Кара-Коинлу входили Азербайджан южнее реки Куры, Армения, Курдистан и Арабский Ирак). Кара-Юсуф намеревался завоевать Ширван, где царствовал шейх Ибрагим. Правитель Кара-Коинлу несколько раз потребовал подчинения от ширваншаха. Поэтому шейх Ибрагим обратился за помощью к своим союзникам - грузинскому царю и правителю Шаки.
В исследованиях по истории Азербайджана и Грузии должное место отводится объединенным военным действиям независимых закавказских царств и княжеств против Кара-Юсуфа. Кроме трудов Матеоса Гандзасарели о совместных военных действиях Ширвани, Шаки и Грузии против Кара-Коинлу также сохранились сведения в работах Абу Арезак Самарканда, Мирхонда, Хондемира, Иахья Казвина, Шереф-хан Битлиси, Хасан Румлу и Мунеджим-ваши.
17 ноявря 1412 г. Кара-Юсуф выступил из Тавриза и подошел к Карабаху. Он послал посла к Ширваншаху и еще раз потребовал подчинения без боя. Шейх Иврагим, царь Грузии Константин I (1407-1412) и правитель Шаки - Сиди Ахмед овъединили свои войска и ответили отказом.
Войско союзников подступило к реке Куре и расположилось на ее левом верегу. К сожалению, в источниках не указано точное число союзных войск. Известно только, что царь Константин I имел две тысячи отборных всадников. Следует предположить, что у ширваншаха должно было быть больше воинов, так как он являлся главным действующим лицом в данном конфликте. Хасан Румлу отмечает, что шейх Иврагим собрал многочисленное войско и вместе с Константином I и правителем Шаки двинулся на Кара-Юсуфа. Однако, Кара-Юсуф превосходил союзников своими силами. Кроме того, он переманил на свою сторону кочевничью аристократию южного Азервайджана. Феодальное войско состояло именно из их отрядов. Поэтому, несмотря на то, что широкие народные массы поддерживали ширваншаха, численное преимущество на поле брани все-таки осталось за Кара-Юсуфом.
Войско Кара-Юсуфа расположилось на правом берегу Куры, напротив своих соперников. В одну ночь эмиры Кара-Юсуфа со своими отрядами переправились через Куру и вторглись в лагерь спящих союзников. Мирхонд сообщает, что застигнутые врасплох ширванцы обратились в бегство и только грузины дали ярый отпор. Узрев это, Кара-Юсуф самолично перешел в атаку против отчаянно сражавшихся грузинских воинов. В источнике описывается, как грузины окружили правителя Кара-Коинлу, но так как силы были слишком неравны, в конце концов, грузины были разбиты. Другой персоязычный историк Хасан Румлу отмечает, что увидев победоносное войско Кара-Юсуфа, ширваншах Ибрагим пожалел о своем необдуманном поступке, а грузины, возглавляемые царем Константином I, приняли бой и сразились с неприятелем. Победа осталась за Кара-Юсуфом. В сражении погибло много грузинских воинов. Ширваншах со своими братьями и сыновьями, а также правитель Сиди Ахмед и множество азербайджанских воинов попали в плен. Царь Константин I вместе с оставшимися в живых грузинскими бойцами тоже был пленен туркменами.
Так как ширванское войско в этом сражении оказало слабое сопротивление, Кара-Юсуф велел не трогать и не причинять зла ширванцам. Но что касается плененных грузин, то их поголовно перебили. Царя Константина вместе с другими знатными пленниками привели в меджлис Кара-Юсуфа. Заметив на лице Константина непокорность, Кара-Юсуф и его сын Фир Будак собственноручно зарубили его. Абд ар-Резак сообщает, что вместе с Константином туркмены убили его братьев и триста грузинских азнауров, т.е. дворян.
Это сражение имело место во второй половине ноявря 1412 г. Поведитель Кара-Юсуф ограбил весь Ширван и вернулся в Тавриз с огромной добычей. Несмотря на поражение союзников, эта битва является наглядным примером противостояния закавказских народов общему врагу.
Второй эпизод азербайджано-грузинских взаимоотношений приходится на 1770 г., когда произошло сражение грузин против османских завоевателей при Аспиндзе, на юге Грузии, на правом Берегу Куры. Прежде чем непосредственно коснуться перипетий самого сражения, необходимо краткоописать ту политическую картину в Закавказье, на фоне которой развивались события в битве при Аспиндзе. Специальное внимание заслуживает топоним Аспиндза. Название "Аспин- дза" в грузинскую лексику проникло из персидского и означало "гостиницу", " станцию отдыха" расположенную на больших трактах. Аспиндза, как топоним в грузинских письменных источниках встречается с IX в. Османы в конце XVI века завоевали Аспиндза и установили там свое правление. Во время османо-русской войны царь Эрекле II (1720-1798) предложил русскому командованию выступить совместно для взятия Ахалцихе и тем самым освободить Месхети (южная провинция Грузии) от османского ига. В марте 1770 г. в селе Сурами грузинское и русское войско соединились. Русский военный отряд, численностью в 1200 человек, возглавлял генерал Готлиб-Генрих Тотлебен, а грузинское - численностью в 7000 - царь Эрекле II. Объединенное войско выступило в направлении Ахалцихе по Боржомскому ущелью. 14 апреля они взяли крепость Садгери, а 17 апреля - окружили крепость Ацкури. Здесь Эрекле II потребовал прямо выступить на Ахалцихе и не терять времени и сил на взятие малочисленного гарнизона османов в Ацкури, который помимо всего был расположен на труднодоступной местности. Нахождение Ацкури в глубоком тылу, по увеждению царя, само разрешало вопрос этой крепости. Однако, генерал Тотлебен посчитал невозможным оставлять укрепленную крепость в тылу и поэтому стал готовиться к взятию Ацкури. Вскоре прояснилось, что его план штурма крепости не был правильным. Этим и воспользовался ахалцихский паша и 18 апреля заслал в крепость вспомогательный отряд численностью в 2000 человек. 19 апреля генерал Тотлебен вместе со своим отрядом неожиданно снял осаду и возвратился назад. Османы воспользовались этим, высыпали из крепости и атаковали грузинские силы. Быстрой контратакой Эрекле II отбросил нападавших и перешел в наступление по направлению к Аспиндза. Для того, чтобы отрезать грузинам путь, ахалцихский паша послал еще 1500 воинов из Ахалкалаки и из крепости Хертвиси. Эрекле II сумел одолеть этот отряд и обратил их в бегство. Вскоре вблизи Аспиндза появились основные силы неприятеля. 19 апреля Эрекле II намеренно дал возможность почти половине объединенного 8000-го корпуса османо-лезгинов перейти Куру через узкий мост до наступления ночи. Остальная, большая часть, не успела перейти мост и собиралась сделать это на следующий день. Эрекле II успешно воспользовался этой ошибкой врага и ночью послал маленький отряд отворных воинов к аспиндзскому мосту во главе с Агавава Эристави, Свимоном Мухранбатони и Худией Борчалойским. Этот отряд в темноте ночи внезапно напал на охраняющих мост воинов и всех перевил. Затем они полностью разобрали мост и бросили доски в Куру, а оставшуюся конструкцию подпилили на три четверти. Таким образом, перешедшим через мост османо-лезгинам был отрезан путь назад, а у оставшихся на левом берегу Куры их соратников не выло никакой возможности помочь своим собратьям, так как из-за весеннего половодья невозможно было перейти реку. 20 апреля грузины атаковали врага, который не выдержал сильного натиска и беспорядочно начал отступать к мосту. Почти перепиленный мост провалился, и Кура унесла жизни сотен османо-лезгинов, а на самом поле брани погибло около 4000 вражеских воинов.
Таким образом, несмотря на измену Тотлебена, Эрекле II одержал блестящую победу над врагом. В эту победу большую лепту внес азербайджанец Худия Борчалойский, который был одним из руководителей отряда, разобравшего, а затем подпилившего аспиндзский мост, рискуя своей жизнью ради общей победы. Следует отметить, что приграничная провинция Борчало (Борчало - исторический край в Квемо Картли в ущелье Дебеда. С 1765 года Эрекле II превратил Борчало в свое моуравство, т. е. он осуществлял правление края посредством своего представителя.) была особенно верна Эрекле II, так как постоянно чувствовала сильную поддержку и милость со стороны грузинского царя.
Следующий наглядный пример азервайджано-грузинского сотрудничества связан с Крцанисской Битвой, которая является одной из самых трагических страниц в истории Грузии. Это сражение произошло в сентябре 1795 г., между Эрекле II и шахом Персии Ага-Магомет-ханом, возглавляющего 35000-ое войско. Эрекле II ждал помощи от русских согласно Георгиевскому Трактату, подписанному между Россией и Грузией в 1783 г., и поэтому не организовал поголовное ополчение. Однако, как обычно, русские не оказали своевременную помощь, и Эрекле II спешно сумел собрать только 5000 воинов. Несмотря на героическое сопротивление, грузины потерпели страшное поражение: Тбилиси был разрушен до основания, беспощадно разграблен, и персы пленили несколько тысяч граждан. Сам царь чудом спасся от плена и со 150 всадниками укрылся в арагвском ущелье. Ага-Магомет-хан жаждал любой ценой захватить грузинского царя и послал в догонку 8000-ый отряд под командованием Калвала-хана. В Мцхета, Калвала-хан разделил отряд на две части: один он направил в город Гори, а другой, им лично возглавляемый, двинул в Мтиулети (северо-восточный, высокогорный край Грузии), для совственноручного пленения Эрекле II. Калвала-хан добрался до жинвальского моста и в его окрестностях неожиданно для себя лицом к лицу столкнулся с небольшим отрядом хевсуров и пшавов, которые с опозданием шли для участия в Крцанисской Битве. Совместно с хевсурами и пшавинцами против Калвала-хана достойно сражался верный Эрекле II азервайджанец Али Султан Шамшадилойский со своими элями (Эли - на тюркском и азербайджанском - Ил, Эл - означает "племя, народ". Они были скотоводо-кочевничье население в Кахети и Квемо Картли в XVI- ХVII вв).. Калвала-хан понес серьезные потери и в срочном порядке отступил. Грузинский отряд и Али Султан захватили многих персов и привели их к царю Эрекле II. Поражение Калвала-хана так озадачило Ага-Магомет-хана, что он прислал человека с предложением о переговорах, которые не состоялись по ряду причин. Как в предыдущем, так и в этом случае, очевиден факт того, как азербайджанец Али Султан Шамшадилойский со своими элями не раздумывая сразился с персами ради интересов Грузии. Следующий пример азербайджано-грузинских отношений приходится на период Первой Мировой Войны, которая повлекла за совой большие политические перемены на нашей планете. Эти перемены естественно коснулись Кавказа в целом, и Закавказья в частности. Среди множества проблем совершенно четко обозначилась главная - мирное сосуществование в Кавказском регионе. Это прекрасно понимали лидеры Закавказских стран и прилагали большие усилия ради реального претворения этой идеи в жизнь. К сожалению, грубое и насильственное вмешательство Большевистской России надолго похоронило заветную мечту единения. Однако, следует особое внимание обратить на те официальные документы, которые пропитаны желанием межгосударственного сотрудничества в сфере политической независимости ради общего процветания Закавказья. В этом плане чрезвычайно интересен документ, датированный 27 октябрем 1918 г., составленный министерством иностранных дел Грузии. Адресатом упомянутого документа являлся дипломатический представитель Республики Азербайджан в Грузии. До того, как предложить читателю полный тест этого документа, считаем нужным добавить, что 10 ноября 1918 г. министерство иностранных дел Грузии пригласило на мирную конференцию представителей Азербайджана, Армении и Северокавказских Горцев для рассмотрения основных вопросов, поставленных в документе от 27 октявря 1918 года.
Министерство Иностранных Дел Демократической Республики Грузии.
Копия сношения Министерства иностранных дел, 27 октября 1918 г. за номером №1501.
Представителю Демократической Республики Азербайджан при Грузинском правительстве.
Мировая война близится к концу, и нет сомнения в ближайшем будущем должен наступить момент, когда на Всемирном конгрессе будет решаться судьба народов, вообще, и выделившихся из бывшей Российской империи, в частности. Перед лицом этого конгресса народы Закавказья и Кавказа должны быть готовы выступить дружно и солидарно, ибо только при этом условии голоса их, как маленьких народов и новогосударственных образо- ваний могут иметь вес и значение. Принимая во внимание неоднократные наши переговоры по этому вопросу с вами, полагаем, что наступил момент, чтобы правительства государств Закавказья и Кавказа, проникнувшись духом взаимного доверия и готовностью прийти на помощь друг другу, признавая взаимную независимость, приступили бы к практическому осуществлению солидарного взаимоподдержаного выступления на будущем Всемирном конгрессе.
Для этой цели правительство Грузинской Республики предлагает правительствам Азербайджанской и Армянской Республик, а также правительству союза горских народов Северного Кавказа собраться на конференцию в Тифлисъ 10 ноявря сего года (1918) в 12 часов дня в помещении Министерства иностранных дел (Ермоловская №9), прислав на эту конференцию по два представителя с надлежащими законными полномочиями.
Ов ответе прошу нас уведомить заблаговременно.
И. Д. Министерство иностранных дел.
Также считаем нужным ознакомить читателя с протоколом 10 ноября 1918 г.
Протоколъ Заседания Кавказской конференции
10 ноявря 1918 года гор. Тифлисъ
Заседание было открыто в 12 ч. 20 минут дня представителем правительства. В заседании принимали участие:
1) От Грузинского Правительства Н.Н. Жордания (ввиду болезни назначенных делегатов Е.П. Гегечкори и Н. Рамишвили).
2) От Азербайджанского Правительства дипломатический представитель в Грузии Джафаров и доктор Векилов.
3) От Горского Правительства министр внутренних дел Пшемахо Коцев и министр финансов Васань Нирей Джавери.
http://www.dzeglebi.ge/rus/statiebi/ist ... djano.html
Многовековые и богатые историческими событиями взаимоотношения Закавказских стран изовилуют примерами их героической борьбы против многочисленных внешних завоевателей. Азербайджанцы, армяне и грузины во время нашествия вместе, бок о бок, защищали собственные и соседские земли. Одна из страниц борьбы азербайджанского и грузинского народов против туркменов Кара-Койнлу во главе с Кара-Юсуфом достоверно отражена в ряде восточных источников.
Последние два десятилетия XIV в. в истории Закавказья (а также - Ближневосточных стран) известны как период неоднократных военных кампаний кровожадных орд под предводительством Тимура. В связи с этим, выдающийся грузинский историк Нико Бердзенишвили писал: "Самым тяжелым для Грузии, также как и для целого Закавказья, было политическое последствие экспедиции Тимура. Трехсотлетняя борьба против "диких" кочевников в конце концов закончилась поражением Грузии и всего Кавказа.
Письменный источник, автором которого является Шереф ад-дин Али Иезиди, сообщает, что в 1393 г. Тимур передал престол Хулагу-Хана своему старшему сыну Мираншаху, а также ему же принадлежащий улус (Улус - (монг.) "государство, народ". Улусом называлось государство созданное Чингиз Ханом, а так же улусами назывались владения, выделенные Чингиз Ханом своим сыновьям, которые со второй половины XIII в. превратились в полу-независимые государства, номинально признающие верховенство великого хана. В период феодальной дезинтеграции, в конце XV-XVII вв. улусом называлось крупное феодальное владение.) в Иране. По словам Шериф ад-дин Али Иезиди: "земли перешедшие во владения Мираншаха охватывали территорию от Бакинского дервента до Багдада и от Хамадана до Рума. Хотя, реально, государство Илханов в Иране занимало земли гораздо обширнее. Вскоре Тимур отнял у Мираншаха отданные до того страны и передал для правления сыну Мираншаха - Омару Мирза. Самому Мираншаху Тимур оставил Аран, Муган, Армению и Грузию. После смерти Тимура, его на скорую руку созданное огромное государство быстро распалось. Междуусобица среди потомков Тимура положила конец их могуществу и стимулировала освободительное движение в завоеванных странах. Несмотря на серьезное разорение, причиненное ордами Тимура, сломить боевой дух закавказских народов не удалось. Они довольно быстро окрепли в военном смысле и начали проводить активную политику против Тимуридов. К примеру, Грузия отказалась от своего вассального положения и постепенно начала вытеснять неприятеля из Закавказья. Вышеупомянутый историк Мирхонд сообщает, что летом 1405 г., когда правитель Западного Ирана, внук Тимура, Омар Мирза развлекался и кутил в городе Хамадане, ему сообщили о вторжении грузинских войск, которые совершили набеги и грабежи в Нахичеване и Гяндже. Следует особенно отметить, что в грузинской историографии доминирует соображение, согласно которому грузинские военные силы главной целью ставили разгром и грабежи отрядов Тимура, а не городского населения Нахичевани и Гянджи, так как именно против Тимуридов выступали свободолюбивые народы Закавказья. Правитель Ардебиля Бастам Джагирма не смог принять надлежащих мер против грузинских отрядов и был вынужден скрыться в Ширване. Омар Мирза не внял советам эмиров и послал против грузинских сил Омар Табана, Тукел Барласа и других военачальников. Вскоре Омар Мирза получил неутешительные сведения о поражении своих эмиров, которые спаслись бегством и укрылись в окрестностях города Маранд. Несмотря на блистательную победу над Тимуридами, грузинские ратники, как видно, все-таки оставили Нахичевань и Гянджу и возвратились на родину. Это подтверждается и тем фактом, что вскоре Гянджой и Карабахом овладел ширваншах Ибрагим, который являлся повелителем независимого феодального владения, мечтавший объединить весь Азербайджан (Ширваншах Ибрагим, который при первом же вторжении подчинился Тимуру, получил независимость и был обязан лишь чеканить монету и читать хутбу (проповедь) прославляя имя Тимура). Часть эмиров Азербайджана пришла к Ибрагиму. К нему же примкнул правитель Шаки - Сиди Ахмед. Согласно Мирхонду, грузинский царь Георгий VII (1393-1407) тоже направил своих послов и обещал повиновение ширваншаху. В данном случае слова Мирхонда можно понять следующим образом: царь Грузии Георгий VII с одной стороны признавал права ширваншаха, только что овладевшего территориями, которыми незадолго до него владел сам Георгий VII, а с другой стороны, он как бы присоединялся к союзническому соглашению с повелителем Ширвана и обещал ему помощь в случае надобности. Но вскоре политическая картина в Иране и в Закавказье вновь изменилась. Из Египта возвратились неоднократно разгромленные, а потом изгнанные Тимуром султан Ахмед Джалаир и его союзник, лидер объединения Туркменов Кара-Коинлу - Кара Юсуф, которые развязали войну против наследников Тимура. В 1408 г. Мираншах погиб в этом противостоянии, но и в рядах союзников не наблюдалось единения, вследствие чего жертвой стал Ахмед Джалаир. В 1410 г. возникло туркменское государство Кара-Коинлу. Его повелитель Кара-Юсуф владел южным Азербайджаном, а другие области он раздал своим сыновьям (В состав государства Кара-Коинлу входили Азербайджан южнее реки Куры, Армения, Курдистан и Арабский Ирак). Кара-Юсуф намеревался завоевать Ширван, где царствовал шейх Ибрагим. Правитель Кара-Коинлу несколько раз потребовал подчинения от ширваншаха. Поэтому шейх Ибрагим обратился за помощью к своим союзникам - грузинскому царю и правителю Шаки.
В исследованиях по истории Азербайджана и Грузии должное место отводится объединенным военным действиям независимых закавказских царств и княжеств против Кара-Юсуфа. Кроме трудов Матеоса Гандзасарели о совместных военных действиях Ширвани, Шаки и Грузии против Кара-Коинлу также сохранились сведения в работах Абу Арезак Самарканда, Мирхонда, Хондемира, Иахья Казвина, Шереф-хан Битлиси, Хасан Румлу и Мунеджим-ваши.
17 ноявря 1412 г. Кара-Юсуф выступил из Тавриза и подошел к Карабаху. Он послал посла к Ширваншаху и еще раз потребовал подчинения без боя. Шейх Иврагим, царь Грузии Константин I (1407-1412) и правитель Шаки - Сиди Ахмед овъединили свои войска и ответили отказом.
Войско союзников подступило к реке Куре и расположилось на ее левом верегу. К сожалению, в источниках не указано точное число союзных войск. Известно только, что царь Константин I имел две тысячи отборных всадников. Следует предположить, что у ширваншаха должно было быть больше воинов, так как он являлся главным действующим лицом в данном конфликте. Хасан Румлу отмечает, что шейх Иврагим собрал многочисленное войско и вместе с Константином I и правителем Шаки двинулся на Кара-Юсуфа. Однако, Кара-Юсуф превосходил союзников своими силами. Кроме того, он переманил на свою сторону кочевничью аристократию южного Азервайджана. Феодальное войско состояло именно из их отрядов. Поэтому, несмотря на то, что широкие народные массы поддерживали ширваншаха, численное преимущество на поле брани все-таки осталось за Кара-Юсуфом.
Войско Кара-Юсуфа расположилось на правом берегу Куры, напротив своих соперников. В одну ночь эмиры Кара-Юсуфа со своими отрядами переправились через Куру и вторглись в лагерь спящих союзников. Мирхонд сообщает, что застигнутые врасплох ширванцы обратились в бегство и только грузины дали ярый отпор. Узрев это, Кара-Юсуф самолично перешел в атаку против отчаянно сражавшихся грузинских воинов. В источнике описывается, как грузины окружили правителя Кара-Коинлу, но так как силы были слишком неравны, в конце концов, грузины были разбиты. Другой персоязычный историк Хасан Румлу отмечает, что увидев победоносное войско Кара-Юсуфа, ширваншах Ибрагим пожалел о своем необдуманном поступке, а грузины, возглавляемые царем Константином I, приняли бой и сразились с неприятелем. Победа осталась за Кара-Юсуфом. В сражении погибло много грузинских воинов. Ширваншах со своими братьями и сыновьями, а также правитель Сиди Ахмед и множество азербайджанских воинов попали в плен. Царь Константин I вместе с оставшимися в живых грузинскими бойцами тоже был пленен туркменами.
Так как ширванское войско в этом сражении оказало слабое сопротивление, Кара-Юсуф велел не трогать и не причинять зла ширванцам. Но что касается плененных грузин, то их поголовно перебили. Царя Константина вместе с другими знатными пленниками привели в меджлис Кара-Юсуфа. Заметив на лице Константина непокорность, Кара-Юсуф и его сын Фир Будак собственноручно зарубили его. Абд ар-Резак сообщает, что вместе с Константином туркмены убили его братьев и триста грузинских азнауров, т.е. дворян.
Это сражение имело место во второй половине ноявря 1412 г. Поведитель Кара-Юсуф ограбил весь Ширван и вернулся в Тавриз с огромной добычей. Несмотря на поражение союзников, эта битва является наглядным примером противостояния закавказских народов общему врагу.
Второй эпизод азербайджано-грузинских взаимоотношений приходится на 1770 г., когда произошло сражение грузин против османских завоевателей при Аспиндзе, на юге Грузии, на правом Берегу Куры. Прежде чем непосредственно коснуться перипетий самого сражения, необходимо краткоописать ту политическую картину в Закавказье, на фоне которой развивались события в битве при Аспиндзе. Специальное внимание заслуживает топоним Аспиндза. Название "Аспин- дза" в грузинскую лексику проникло из персидского и означало "гостиницу", " станцию отдыха" расположенную на больших трактах. Аспиндза, как топоним в грузинских письменных источниках встречается с IX в. Османы в конце XVI века завоевали Аспиндза и установили там свое правление. Во время османо-русской войны царь Эрекле II (1720-1798) предложил русскому командованию выступить совместно для взятия Ахалцихе и тем самым освободить Месхети (южная провинция Грузии) от османского ига. В марте 1770 г. в селе Сурами грузинское и русское войско соединились. Русский военный отряд, численностью в 1200 человек, возглавлял генерал Готлиб-Генрих Тотлебен, а грузинское - численностью в 7000 - царь Эрекле II. Объединенное войско выступило в направлении Ахалцихе по Боржомскому ущелью. 14 апреля они взяли крепость Садгери, а 17 апреля - окружили крепость Ацкури. Здесь Эрекле II потребовал прямо выступить на Ахалцихе и не терять времени и сил на взятие малочисленного гарнизона османов в Ацкури, который помимо всего был расположен на труднодоступной местности. Нахождение Ацкури в глубоком тылу, по увеждению царя, само разрешало вопрос этой крепости. Однако, генерал Тотлебен посчитал невозможным оставлять укрепленную крепость в тылу и поэтому стал готовиться к взятию Ацкури. Вскоре прояснилось, что его план штурма крепости не был правильным. Этим и воспользовался ахалцихский паша и 18 апреля заслал в крепость вспомогательный отряд численностью в 2000 человек. 19 апреля генерал Тотлебен вместе со своим отрядом неожиданно снял осаду и возвратился назад. Османы воспользовались этим, высыпали из крепости и атаковали грузинские силы. Быстрой контратакой Эрекле II отбросил нападавших и перешел в наступление по направлению к Аспиндза. Для того, чтобы отрезать грузинам путь, ахалцихский паша послал еще 1500 воинов из Ахалкалаки и из крепости Хертвиси. Эрекле II сумел одолеть этот отряд и обратил их в бегство. Вскоре вблизи Аспиндза появились основные силы неприятеля. 19 апреля Эрекле II намеренно дал возможность почти половине объединенного 8000-го корпуса османо-лезгинов перейти Куру через узкий мост до наступления ночи. Остальная, большая часть, не успела перейти мост и собиралась сделать это на следующий день. Эрекле II успешно воспользовался этой ошибкой врага и ночью послал маленький отряд отворных воинов к аспиндзскому мосту во главе с Агавава Эристави, Свимоном Мухранбатони и Худией Борчалойским. Этот отряд в темноте ночи внезапно напал на охраняющих мост воинов и всех перевил. Затем они полностью разобрали мост и бросили доски в Куру, а оставшуюся конструкцию подпилили на три четверти. Таким образом, перешедшим через мост османо-лезгинам был отрезан путь назад, а у оставшихся на левом берегу Куры их соратников не выло никакой возможности помочь своим собратьям, так как из-за весеннего половодья невозможно было перейти реку. 20 апреля грузины атаковали врага, который не выдержал сильного натиска и беспорядочно начал отступать к мосту. Почти перепиленный мост провалился, и Кура унесла жизни сотен османо-лезгинов, а на самом поле брани погибло около 4000 вражеских воинов.
Таким образом, несмотря на измену Тотлебена, Эрекле II одержал блестящую победу над врагом. В эту победу большую лепту внес азербайджанец Худия Борчалойский, который был одним из руководителей отряда, разобравшего, а затем подпилившего аспиндзский мост, рискуя своей жизнью ради общей победы. Следует отметить, что приграничная провинция Борчало (Борчало - исторический край в Квемо Картли в ущелье Дебеда. С 1765 года Эрекле II превратил Борчало в свое моуравство, т. е. он осуществлял правление края посредством своего представителя.) была особенно верна Эрекле II, так как постоянно чувствовала сильную поддержку и милость со стороны грузинского царя.
Следующий наглядный пример азервайджано-грузинского сотрудничества связан с Крцанисской Битвой, которая является одной из самых трагических страниц в истории Грузии. Это сражение произошло в сентябре 1795 г., между Эрекле II и шахом Персии Ага-Магомет-ханом, возглавляющего 35000-ое войско. Эрекле II ждал помощи от русских согласно Георгиевскому Трактату, подписанному между Россией и Грузией в 1783 г., и поэтому не организовал поголовное ополчение. Однако, как обычно, русские не оказали своевременную помощь, и Эрекле II спешно сумел собрать только 5000 воинов. Несмотря на героическое сопротивление, грузины потерпели страшное поражение: Тбилиси был разрушен до основания, беспощадно разграблен, и персы пленили несколько тысяч граждан. Сам царь чудом спасся от плена и со 150 всадниками укрылся в арагвском ущелье. Ага-Магомет-хан жаждал любой ценой захватить грузинского царя и послал в догонку 8000-ый отряд под командованием Калвала-хана. В Мцхета, Калвала-хан разделил отряд на две части: один он направил в город Гори, а другой, им лично возглавляемый, двинул в Мтиулети (северо-восточный, высокогорный край Грузии), для совственноручного пленения Эрекле II. Калвала-хан добрался до жинвальского моста и в его окрестностях неожиданно для себя лицом к лицу столкнулся с небольшим отрядом хевсуров и пшавов, которые с опозданием шли для участия в Крцанисской Битве. Совместно с хевсурами и пшавинцами против Калвала-хана достойно сражался верный Эрекле II азервайджанец Али Султан Шамшадилойский со своими элями (Эли - на тюркском и азербайджанском - Ил, Эл - означает "племя, народ". Они были скотоводо-кочевничье население в Кахети и Квемо Картли в XVI- ХVII вв).. Калвала-хан понес серьезные потери и в срочном порядке отступил. Грузинский отряд и Али Султан захватили многих персов и привели их к царю Эрекле II. Поражение Калвала-хана так озадачило Ага-Магомет-хана, что он прислал человека с предложением о переговорах, которые не состоялись по ряду причин. Как в предыдущем, так и в этом случае, очевиден факт того, как азербайджанец Али Султан Шамшадилойский со своими элями не раздумывая сразился с персами ради интересов Грузии. Следующий пример азербайджано-грузинских отношений приходится на период Первой Мировой Войны, которая повлекла за совой большие политические перемены на нашей планете. Эти перемены естественно коснулись Кавказа в целом, и Закавказья в частности. Среди множества проблем совершенно четко обозначилась главная - мирное сосуществование в Кавказском регионе. Это прекрасно понимали лидеры Закавказских стран и прилагали большие усилия ради реального претворения этой идеи в жизнь. К сожалению, грубое и насильственное вмешательство Большевистской России надолго похоронило заветную мечту единения. Однако, следует особое внимание обратить на те официальные документы, которые пропитаны желанием межгосударственного сотрудничества в сфере политической независимости ради общего процветания Закавказья. В этом плане чрезвычайно интересен документ, датированный 27 октябрем 1918 г., составленный министерством иностранных дел Грузии. Адресатом упомянутого документа являлся дипломатический представитель Республики Азербайджан в Грузии. До того, как предложить читателю полный тест этого документа, считаем нужным добавить, что 10 ноября 1918 г. министерство иностранных дел Грузии пригласило на мирную конференцию представителей Азербайджана, Армении и Северокавказских Горцев для рассмотрения основных вопросов, поставленных в документе от 27 октявря 1918 года.
Министерство Иностранных Дел Демократической Республики Грузии.
Копия сношения Министерства иностранных дел, 27 октября 1918 г. за номером №1501.
Представителю Демократической Республики Азербайджан при Грузинском правительстве.
Мировая война близится к концу, и нет сомнения в ближайшем будущем должен наступить момент, когда на Всемирном конгрессе будет решаться судьба народов, вообще, и выделившихся из бывшей Российской империи, в частности. Перед лицом этого конгресса народы Закавказья и Кавказа должны быть готовы выступить дружно и солидарно, ибо только при этом условии голоса их, как маленьких народов и новогосударственных образо- ваний могут иметь вес и значение. Принимая во внимание неоднократные наши переговоры по этому вопросу с вами, полагаем, что наступил момент, чтобы правительства государств Закавказья и Кавказа, проникнувшись духом взаимного доверия и готовностью прийти на помощь друг другу, признавая взаимную независимость, приступили бы к практическому осуществлению солидарного взаимоподдержаного выступления на будущем Всемирном конгрессе.
Для этой цели правительство Грузинской Республики предлагает правительствам Азербайджанской и Армянской Республик, а также правительству союза горских народов Северного Кавказа собраться на конференцию в Тифлисъ 10 ноявря сего года (1918) в 12 часов дня в помещении Министерства иностранных дел (Ермоловская №9), прислав на эту конференцию по два представителя с надлежащими законными полномочиями.
Ов ответе прошу нас уведомить заблаговременно.
И. Д. Министерство иностранных дел.
Также считаем нужным ознакомить читателя с протоколом 10 ноября 1918 г.
Протоколъ Заседания Кавказской конференции
10 ноявря 1918 года гор. Тифлисъ
Заседание было открыто в 12 ч. 20 минут дня представителем правительства. В заседании принимали участие:
1) От Грузинского Правительства Н.Н. Жордания (ввиду болезни назначенных делегатов Е.П. Гегечкори и Н. Рамишвили).
2) От Азербайджанского Правительства дипломатический представитель в Грузии Джафаров и доктор Векилов.
3) От Горского Правительства министр внутренних дел Пшемахо Коцев и министр финансов Васань Нирей Джавери.
http://www.dzeglebi.ge/rus/statiebi/ist ... djano.html
-
- Сообщения: 3764
- Зарегистрирован: 07 мар 2015, 02:26
- Награды: 1
- Откуда: Грузия, Очамчири
- Благодарил (а): 532 раза
- Поблагодарили: 377 раз
- Пол:
Re: Отношение Грузии с соседними народами
МЛАДШАЯ ЛИНИЯ КОМНИНОВ И ОСНОВАНИЕ ИМПЕРИИ В ТРАПЕЗУНДЕ
В высшей степени любопытным явлением в фамильной истории византийских Комнинов оказывается младшая ветвь князей, стечением обстоятельств и частью личной волей императоров устраненная от наследования престолом и вступившая на путь протеста и интриг против старшей линии, располагавшей высшей властью. Этот специальный вопрос имеет, как видно будет далее, особенное значение в империи Трапезунда, и потому считаем необходимым его выяснить. У царя Алексея I Комнина (1081-1118) было три сына и четыре дочери от Ирины Дукэны. Старший его сын Иоанн был третьим в порядке рождений, т. е. родился после двух дочерей, Анны и Марии. После Иоанна у царя Алексея родились еще два сына, Андроник и Исаак, и две дочери, Евдокия и Феодора. Старшая дочь Анна, известная писательница и цесаревна, родилась в 1083 г., а старший сын Иоанн, впоследствии вступивший на престол, — в 1088 г. Как известно, в Византии определенного закона о престолонаследии не существовало, и на почве домогательства высшей власти происходили большие потрясения. В семье Алексея Комнина высокообразованная, гордая и властная супруга его проводила свои взгляды на престолонаследие, несогласные с видами и распоряжениями царя. Между тем как Алексей в 1092 г. объявил соимператором царевича Иоанна, едва достигшего трехлетнего возраста, царица Ирина употребляла все старания к передаче преемства власти кесарю Никифору Вриеннию, за которым была в замужестве цесаревна Анна. Из этого возникли семейные недоразумения и раздоры.
Скоро в этих раздорах начал принимать участие и играть видную роль цесаревич Исаак, третий сын Алексея I Комнина, носивший недавно лишь созданный громкий титул севастократора — первый чин вслед за императорским титулом. Ему усвояется еще титул порфирородного, на который имели право императорские дети, рожденные в порфировой зале. Хотя в день смерти Алексея в 1118 г. Исаак был душой партии, стоявшей за переход власти к старшему сыну умершего, Иоанну, тем не менее в царствование своего брата он не занимал видного положения ни при дворе, ни в администрации. Даже напротив, он оказался в немилости и находился то под стражей, то в изгнании в иностранных землях. И затем вся почти долголетняя жизнь этого весьма даровитого и высокообразованного князя-изгоя прошла в скитаниях по чужим землям и в разнообразных приключениях. Официальный историк Иоанна Комнина, писатель Киннам, упоминает, что при вступлении на престол (в 1143 г.) Мануила севастократор Исаак содержался в заключении, «ибо было подозрение, что он подкапывается под брата». Хотя Мануил дал ему свободу, но вскоре должен был предпринять меры предосторожности, так как «желание царской власти у Исаака овладело им, с ним росло и развивалось и как наследие перешло к его детям». Историк характеризует его следующими чертами. Он был человек воинственный и храбрый, одаренный высоким ростом и прекрасным сложением. Проживая у разных народов, между прочим у ико-нийского султана, он стремился к одной цели — напасть на византийские области и нанести вред царю. Сколько правды в этих словах официального историка и нет ли в них преувеличения насчет опасности для императоров Иоанна и Мануила, на это не имеется точных данных. Для нас важнее здесь обозначить, что ближайшее потомство этого князя, именно его сыновья Иоанн и Андроник, разделяют судьбу севастократора Исаака; и они были также чуждыми в Константинополе, воспитывались на чужбине и проводили жизнь в странствованиях по чужим странам. Старший сын его Иоанн принял мусульманство и окончательно порвал с эллинством и православием, что же касается второго сына Андроника, то он в старости достиг императорской власти в Константинополе и, так сказать, осуществил притязания протестующей младшей линии. Большую часть предыдущей жизни он провел за границей при дворе латинских князей Сирии и Палестины, у гостеприимных владетелей Грузии, с которыми связывали Комнинов родственные отношения, у сельджукских эмиров Икония и у русского Галицкого князя. По прямой линии от Андроника, через его сына севастократора Мануила, византийские Комнины в лице Алексея и Давида, сыновей Мануила, являются основателями Трапезундской империи.
Одним из крупнейших, хотя и недостаточно разработанных вопросов в истории образования Трапезундской империи должна быть признана родственная связь младшей линии Комнинов с грузинскими Багратидами. Значением этих связей не только объясняются самые события провозглашения захудалой линии византийских князей императорами в Трапезунде, но и главнейшие факты истории империи в первый период ее существования (XIII в. — начало XIV в.), пока ожесточенная борьба влияний местных и пришлых партий не окончилась преобладанием византийских Палеологов. Несмотря на бесспорную важность и настоятельную необходимость выяснения отношений между грузинским домом Багратидов и князьями-изгоями из Константинополя, в особенности Андроника и его внуков Алексея и Давида, все же недостаток исторического материала служит причиной того, что сделанные в этом смысле попытки не проливают достаточного света на занимающий нас вопрос.
«Из дошедших до нас известий, — читаем у академика Куника, — о связях между Багратидами и Комнинами в XII и XIII вв. смело можно вывести заключение, что или сам Андроник, родившийся около 1120 г., или кто-нибудь из его семейства породнился посредством брака с грузинским царским домом, потому что иначе трудно понять, каким образом Алексей, сын Андроника от Феодоры, в 1187 г. называется в грузинской летописи близким родственником Тамары, а Тамара в 1204 г. называется в Трапезундской летописи теткою Алексея, сына Мануила и внука Андроника (т. е. основателя трапезундской империи)». Весьма показательно описание в грузинской летописи приема, оказанного в Тифлисе Андронику около 1170 г.: «Его (царя Георгия III) посетил Андроник Комнин, двоюродный брат Мануила, обладателя всего запада и царя греческого, сопровождаемый своей женой ослепительной красоты, своими сыновьями и сыновьями сестры своей». «За такую милость Георгий оказал сему принцу прием, достойный его высокого рода, дал ему столько городов и крепостей, сколько ему нужно было, и назначил ему пребывание близ своей столицы... Находясь в Грузии, Андроник принимал участие в военных делах, но затем искал гостеприимства у султана Кылидж-Арслана II». В нашу задачу не входит, однако, следить за приключениями Андроника, которые закончились катастрофой в 1185 г., когда он был низвержен с престола византийских императоров и погиб в последовавшей затем смуте. Историческая роль затем выпадает на его потомство. Старший сын Андроника, севастократор Мануил, погиб в той же катастрофе, хотя нельзя удовлетворяться теми скудными данными, которые находим в летописи, будто он умер от ослепления. Не было бы удивительно, если бы действительно тело его было перевезено или в Грузию, или непосредственно в Трапезунд.
В частности, о судьбе детей его, хотя они родились еще до катастрофы 1185 г., до самого 1204 г. не имеется определенных известий. Принимая во внимание рассказанный местным, т. е. трапезундским историком факт, что в 1204 г. великий Комнин Алексей, отправившийся из Грузии «стараниями и трудами тетки своей Тамары, взял Трапезунд в апреле месяце 7 индикта», мы невольно останавливаемся перед загадкой: ужели же так легко досталось право на империю потомкам низверженного византийского императора, не имевшим ни войска, ни денежных средств для найма охотников? Не менее того представляется очень сомнительной та традиция, усвоенная Фальмерайером и Финлеем, по которой малолетние Алексей и Давид после катастрофы 1185 года спокойно оставались в Константинополе. При господствовавших тогда в империи нравах цари из дома Ангелов никак бы не потерпели присутствия в Константинополе соперников на власть из угасшей династии Комнинов. По догадке академика Куника, находящей себе поддержку в известии историка Халкокондила, царевичи Алексей и Давид в смутную эпоху смены династии Комнинов и воцарения Исаака Ангела переправлены были секретным образом в Колхиду, т. е. в Грузию.
Следовательно, весь период до 1204 г. они провели именно при дворе Тамары, своей тетки, где и получили воспитание и где выжидали благоприятного момента заявить о своих правах на царство. Есть сведения в грузинской летописи о том, что Тамара не была в дружественных отношениях с константинопольскими Ангелами и из-за дела об иконах Афонской горы начала успешную войну с греками, следствием которой было присоединение к Грузии Лазистана, Трапезунда, Синопа и Понта. Эти сведения, во всяком случае, служат достаточно правдоподобной подготовкой к последовавшим в 1204 г. событиям; в них мы находим объяснение тому, откуда у Алексея и Давида оказались материальные средства и где они набрали военный отряд, с которым открыли поход на Трапезунд. Независимо от того, при этом именно порядке событий и отношений получают себе объяснение оставшиеся загадочными факты внутренней истории Трапезунда в XIII и XIV вв. Характер первых царей и их правительства в течение целой половины существования империи отличается от господствующих в Константинополе обычаев и нравов и более сближается с восточными порядками. Итак, «Комнины еще младенцами попали в Грузию, где и получили воспитание; природным языком их был грузинский. Воспитываясь и вырастая при дворе своей родственницы, среди туземцев и в армии, они всюду были под влиянием грузинской жизни и грузинских понятий, так что в двадцатилетнем возрасте, по всей вероятности, больше походили на грузинских князей, чем на византийских, — точно так же, как дети греческих фанариотов в Молдавии и Валахии переродились в романцев (румыны)».
Продолжительная осада и занятие Константинополя крестоносцами Четвертого крестового похода было тем благоприятным для младшей линии Комнинов обстоятельством, которым они и воспользовались при помощи лазов, мингрельцев и частью греков, которых могли нанять на свою службу. Падение Константинополя рассматривалось патриотами как падение империи, восстановленная империя в Никее Феодором Ласкарем только присутствием патриарха могла иметь преимущества перед Трапезундской империей с царской династией Комнинов во главе. В других отношениях и та и другая империя имели право на историческое существование в зависимости от внутренних сил и средств и от способностей стоявших во главе правительства лиц. Признание власти в Трапезунде обеспечивало за царевичем Алексеем успех и в ближайших областях, находившихся под влиянием этого центрального и важнейшего в торгово-экономическом отношении города. Центральная часть империи, оставшаяся в тесном единении с Трапезундом, вошла в крепкую спайку с ним без всяких, по-видимому, усилий, и береговая область от Фермодона до Фасиса была в полном обладании Алексея и Давида. Что касается положения города Трапезунда перед весной 1204 г., то, по-видимому, в нем держался Никифор Палеолог в качестве дуки, представителя императорской власти в Константинополе, но он не был в состоянии оспаривать авторитет, идущий притом из двух источников, эллинского и грузинского. Повторяем, однако, во всем этом больше догадок и правдоподобных предположений, чем фактов, извлекаемых из летописи, но приходится прибегать к первым, чтобы осмыслить результаты последовавшей на Черноморском побережье эволюции.
Когда Алексей утвердился в Трапезунде, первым его старанием было воспользоваться всеми правами и привилегиями, на которые он мог претендовать как член царствовавшей в Константинополе династии, не угасшей со смертью Андроника. С точки зрения обычаев и господствовавшего права не было ничего необычного в принятии им титула василевса ромеев; затруднения были в событиях, имевших место в Никее, где утвердился и объявил себя царем Ласкарь, но здесь предстояло вступить в состязание за власть, которое могло обещать победу, а не поражение. Ближайшие к Трапезунду города и области, в особенности Пафлагония, где были наследственные земли Комнинов, скоро примкнули к его владениям. И совершенно обычным явлением нужно считать то, что вся фема Халдия не имела иного выбора, как признать свою зависимость от государя, власть которого обеспечивала восстановление нарушенного порядка в потрясенной сельджукскими набегами стране.
Главным соперником вновь образовавшейся империи был, рядом с Никейской империей Феодора Ласкаря, румский или иконийский султанат, также принявший на себя задачу поддержать на востоке идею Греческой империи. Вследствие этого власть Великих Комнинов в Трапезунде значительно сократилась, в конце концов ограничена была прежней фемой Халдия (с одной стороны Фермодон, с другой Фасис, на юг цепь гор). И политика империи великих Комнинов перестала претендовать на мировое значение, будучи ограничена мелкими интересами самозащиты от султаната и установления прочных отношений с Грузией. Прежде всего обращает на себя внимание географическое и этнографическое положение фемы Халдия, в которую входит Трапезунд. Самая военная и административная организация фемы способствовала тому, чтобы центральные притязания, идущие из Трапезунда, могли быть выполнены без особенного труда. Горная, труднодоступная область сдерживалась военными гарнизонами, сидевшими в крепостях, к которым, как к естественной защите против врага, тянуло местное население. Нужно присоединить, что власть в поселках и деревнях принадлежала крупным или мелким владетелям по местному феодальному праву, которые стояли в вассальных отношениях к начальникам крепостей и гарнизонов и административным чинам Трапезундской империи, как об этом будет подробнее изложено в одной из нижеследующих глав. Таковыми крепостями, подчиненными Трапезунду, оказывались Триполь, Керасунт, Ясоний, Месохалдия и др.
Объединительное движение имело два центра или двух вождей. В то время как Алексей выполнял поставленные ему задачи в Халдии, брат его Давид также с помощью грузин и лазов и константинопольских приверженцев начал расширять трапезундские владения в сторону Малой Азии. Здесь угрожала Комнинам особенная опасность в провозглашении никейским императором Феодора Ласкаря и особенно в венчании его рукой патриарха. Нужно было спешить войти в непосредственное соприкосновение с этой новой империей, не дав ей времени для организации. Нет никакого основания сомневаться в том, что Давид Комнин имел определенную идею на этот счет — завладеть Никеей и свергнуть Ласкаря, но задача оказалась выше его средств. Никейский император,— чтобы не входить здесь в подробности, уместные при изложении никейских событий, — в трудных обстоятельствах не останавливавшийся над выбором средств, лишь бы они вели к цели, вошел в соглашение с султаном Икония против своих соперников, трапезундских Комнинов. Последний также имел полное основание войти в виды Ласкаря, так как усиление трапезундских Комнинов было далеко не в его интересах. Столкновение между соперниками, имевшее трагические последствия для Комнинов, имело место при Амисе, где стоял Алексей и откуда турки воспрепятствовали ему движение вперед на помощь своему брату. Между тем в это же время отряд, предводимый Синадином, полководцем Давида, был разбит греками Ласкаря наголову, причем был взят в плен и его предводитель. Так скоро должны были рассеяться планы Комнинов на широкую власть и притязания. Это должно было оказать значительное влияние на перемену их политики. В высшей степени неблагоприятной и непоправимой была неудача при Амисе. Эта приморская крепость, в то же время и торговая пристань для Черноморья, зависела тогда от греческого администратора, управлявшего городом вполне самостоятельно и не признававшего ни Трапезундской, ни Никейской империи. Невдалеке от Амиса турки основали свою торговую колонию под именем Самсуна; таким образом местная греческая колония, опиравшаяся на симпатии греков Никеи, смотрела как на специально национальное дело на удержание власти в Амисе. Правитель города Савва отклонил все предложения Алексея Комнина и предпочел держаться мира с турками и с никейским императором. Здесь решилась таким образом дальнейшая судьба Трапезундской империи.
Именно совершенно неизбежной становилась катастрофа, постигшая операции Алексея Комнина. Сельджукские турки приостановили его движение, захватили Ираклию, Амастриду и соседние области, вошедшие уже в соглашение с трапезундскими Ком-нинами, поставив его в отчаянное положение и принудив к самому экстренному средству — к просьбе союза с завоевателями Константинополя, франками и венецианцами. Но на равнине между Ираклией и Никомидией полководец Ласкаря Андроник нанес франкским отрядам поражение, взял многих в плен. Давид пытался еще некоторое время держаться в Синопе, где и окончил жизнь. С тех пор этот город вполне отделился от Трапезундской империи.
История первого трапезундского царя Алексея, принявшего титул «Великий Комнин», проходит и постоянной войне с турками Икония, чей султан Айзеддин находился в дружбе с греками Никейской империи. Ввиду стесненного положения, в котором была Трапезундская империя, можно поставить в большую заслугу Алексею I, что он не настаивал на невозможном, не думал искать спасения в безнадежном соперничестве с никейскими греками и турками, напротив, нашел возможность войти в соглашение с турками, правда, на условиях вассальных отношений с обязательством уплаты небольшой подати и посылки вспомогательного отряда султану Икония, чем утвердил положение империи, существование которой признали, наконец, никейские греки и турецкие эмиры Малой Азии. Он умер 1 февраля 1222 года, оставив после себя сына, именем Иоанна, который, однако, не был непосредственным его преемником. Скудные сведения об основателе империи в Трапезунде, находимые в письменных памятниках, нисколько не восполняются археологическими данными, представляющими в других отношениях богатый материал.
Андроник Гид, занявший после Алексея трапезундский престол, по своему происхождению принадлежал, вероятно, к местному дворянству. Фамилия Гидов и до сих пор встречается между обитателями области. В объяснение того факта, что Гид занимал престол помимо законного наследника в лице сына Алексея Иоанна, известно лишь то, что он был женат на дочери Алексея Комнина. Можно сделать догадку, таким образом, о семейном раздоре, последовавшем по смерти основателя империи, следствием чего было то, что он не был погребен или в митрополии, или в другой городской церкви, как то было в обычае.
http://www.dzeglebi.ge/rus/statiebi/ist ... ninav.html
В высшей степени любопытным явлением в фамильной истории византийских Комнинов оказывается младшая ветвь князей, стечением обстоятельств и частью личной волей императоров устраненная от наследования престолом и вступившая на путь протеста и интриг против старшей линии, располагавшей высшей властью. Этот специальный вопрос имеет, как видно будет далее, особенное значение в империи Трапезунда, и потому считаем необходимым его выяснить. У царя Алексея I Комнина (1081-1118) было три сына и четыре дочери от Ирины Дукэны. Старший его сын Иоанн был третьим в порядке рождений, т. е. родился после двух дочерей, Анны и Марии. После Иоанна у царя Алексея родились еще два сына, Андроник и Исаак, и две дочери, Евдокия и Феодора. Старшая дочь Анна, известная писательница и цесаревна, родилась в 1083 г., а старший сын Иоанн, впоследствии вступивший на престол, — в 1088 г. Как известно, в Византии определенного закона о престолонаследии не существовало, и на почве домогательства высшей власти происходили большие потрясения. В семье Алексея Комнина высокообразованная, гордая и властная супруга его проводила свои взгляды на престолонаследие, несогласные с видами и распоряжениями царя. Между тем как Алексей в 1092 г. объявил соимператором царевича Иоанна, едва достигшего трехлетнего возраста, царица Ирина употребляла все старания к передаче преемства власти кесарю Никифору Вриеннию, за которым была в замужестве цесаревна Анна. Из этого возникли семейные недоразумения и раздоры.
Скоро в этих раздорах начал принимать участие и играть видную роль цесаревич Исаак, третий сын Алексея I Комнина, носивший недавно лишь созданный громкий титул севастократора — первый чин вслед за императорским титулом. Ему усвояется еще титул порфирородного, на который имели право императорские дети, рожденные в порфировой зале. Хотя в день смерти Алексея в 1118 г. Исаак был душой партии, стоявшей за переход власти к старшему сыну умершего, Иоанну, тем не менее в царствование своего брата он не занимал видного положения ни при дворе, ни в администрации. Даже напротив, он оказался в немилости и находился то под стражей, то в изгнании в иностранных землях. И затем вся почти долголетняя жизнь этого весьма даровитого и высокообразованного князя-изгоя прошла в скитаниях по чужим землям и в разнообразных приключениях. Официальный историк Иоанна Комнина, писатель Киннам, упоминает, что при вступлении на престол (в 1143 г.) Мануила севастократор Исаак содержался в заключении, «ибо было подозрение, что он подкапывается под брата». Хотя Мануил дал ему свободу, но вскоре должен был предпринять меры предосторожности, так как «желание царской власти у Исаака овладело им, с ним росло и развивалось и как наследие перешло к его детям». Историк характеризует его следующими чертами. Он был человек воинственный и храбрый, одаренный высоким ростом и прекрасным сложением. Проживая у разных народов, между прочим у ико-нийского султана, он стремился к одной цели — напасть на византийские области и нанести вред царю. Сколько правды в этих словах официального историка и нет ли в них преувеличения насчет опасности для императоров Иоанна и Мануила, на это не имеется точных данных. Для нас важнее здесь обозначить, что ближайшее потомство этого князя, именно его сыновья Иоанн и Андроник, разделяют судьбу севастократора Исаака; и они были также чуждыми в Константинополе, воспитывались на чужбине и проводили жизнь в странствованиях по чужим странам. Старший сын его Иоанн принял мусульманство и окончательно порвал с эллинством и православием, что же касается второго сына Андроника, то он в старости достиг императорской власти в Константинополе и, так сказать, осуществил притязания протестующей младшей линии. Большую часть предыдущей жизни он провел за границей при дворе латинских князей Сирии и Палестины, у гостеприимных владетелей Грузии, с которыми связывали Комнинов родственные отношения, у сельджукских эмиров Икония и у русского Галицкого князя. По прямой линии от Андроника, через его сына севастократора Мануила, византийские Комнины в лице Алексея и Давида, сыновей Мануила, являются основателями Трапезундской империи.
Одним из крупнейших, хотя и недостаточно разработанных вопросов в истории образования Трапезундской империи должна быть признана родственная связь младшей линии Комнинов с грузинскими Багратидами. Значением этих связей не только объясняются самые события провозглашения захудалой линии византийских князей императорами в Трапезунде, но и главнейшие факты истории империи в первый период ее существования (XIII в. — начало XIV в.), пока ожесточенная борьба влияний местных и пришлых партий не окончилась преобладанием византийских Палеологов. Несмотря на бесспорную важность и настоятельную необходимость выяснения отношений между грузинским домом Багратидов и князьями-изгоями из Константинополя, в особенности Андроника и его внуков Алексея и Давида, все же недостаток исторического материала служит причиной того, что сделанные в этом смысле попытки не проливают достаточного света на занимающий нас вопрос.
«Из дошедших до нас известий, — читаем у академика Куника, — о связях между Багратидами и Комнинами в XII и XIII вв. смело можно вывести заключение, что или сам Андроник, родившийся около 1120 г., или кто-нибудь из его семейства породнился посредством брака с грузинским царским домом, потому что иначе трудно понять, каким образом Алексей, сын Андроника от Феодоры, в 1187 г. называется в грузинской летописи близким родственником Тамары, а Тамара в 1204 г. называется в Трапезундской летописи теткою Алексея, сына Мануила и внука Андроника (т. е. основателя трапезундской империи)». Весьма показательно описание в грузинской летописи приема, оказанного в Тифлисе Андронику около 1170 г.: «Его (царя Георгия III) посетил Андроник Комнин, двоюродный брат Мануила, обладателя всего запада и царя греческого, сопровождаемый своей женой ослепительной красоты, своими сыновьями и сыновьями сестры своей». «За такую милость Георгий оказал сему принцу прием, достойный его высокого рода, дал ему столько городов и крепостей, сколько ему нужно было, и назначил ему пребывание близ своей столицы... Находясь в Грузии, Андроник принимал участие в военных делах, но затем искал гостеприимства у султана Кылидж-Арслана II». В нашу задачу не входит, однако, следить за приключениями Андроника, которые закончились катастрофой в 1185 г., когда он был низвержен с престола византийских императоров и погиб в последовавшей затем смуте. Историческая роль затем выпадает на его потомство. Старший сын Андроника, севастократор Мануил, погиб в той же катастрофе, хотя нельзя удовлетворяться теми скудными данными, которые находим в летописи, будто он умер от ослепления. Не было бы удивительно, если бы действительно тело его было перевезено или в Грузию, или непосредственно в Трапезунд.
В частности, о судьбе детей его, хотя они родились еще до катастрофы 1185 г., до самого 1204 г. не имеется определенных известий. Принимая во внимание рассказанный местным, т. е. трапезундским историком факт, что в 1204 г. великий Комнин Алексей, отправившийся из Грузии «стараниями и трудами тетки своей Тамары, взял Трапезунд в апреле месяце 7 индикта», мы невольно останавливаемся перед загадкой: ужели же так легко досталось право на империю потомкам низверженного византийского императора, не имевшим ни войска, ни денежных средств для найма охотников? Не менее того представляется очень сомнительной та традиция, усвоенная Фальмерайером и Финлеем, по которой малолетние Алексей и Давид после катастрофы 1185 года спокойно оставались в Константинополе. При господствовавших тогда в империи нравах цари из дома Ангелов никак бы не потерпели присутствия в Константинополе соперников на власть из угасшей династии Комнинов. По догадке академика Куника, находящей себе поддержку в известии историка Халкокондила, царевичи Алексей и Давид в смутную эпоху смены династии Комнинов и воцарения Исаака Ангела переправлены были секретным образом в Колхиду, т. е. в Грузию.
Следовательно, весь период до 1204 г. они провели именно при дворе Тамары, своей тетки, где и получили воспитание и где выжидали благоприятного момента заявить о своих правах на царство. Есть сведения в грузинской летописи о том, что Тамара не была в дружественных отношениях с константинопольскими Ангелами и из-за дела об иконах Афонской горы начала успешную войну с греками, следствием которой было присоединение к Грузии Лазистана, Трапезунда, Синопа и Понта. Эти сведения, во всяком случае, служат достаточно правдоподобной подготовкой к последовавшим в 1204 г. событиям; в них мы находим объяснение тому, откуда у Алексея и Давида оказались материальные средства и где они набрали военный отряд, с которым открыли поход на Трапезунд. Независимо от того, при этом именно порядке событий и отношений получают себе объяснение оставшиеся загадочными факты внутренней истории Трапезунда в XIII и XIV вв. Характер первых царей и их правительства в течение целой половины существования империи отличается от господствующих в Константинополе обычаев и нравов и более сближается с восточными порядками. Итак, «Комнины еще младенцами попали в Грузию, где и получили воспитание; природным языком их был грузинский. Воспитываясь и вырастая при дворе своей родственницы, среди туземцев и в армии, они всюду были под влиянием грузинской жизни и грузинских понятий, так что в двадцатилетнем возрасте, по всей вероятности, больше походили на грузинских князей, чем на византийских, — точно так же, как дети греческих фанариотов в Молдавии и Валахии переродились в романцев (румыны)».
Продолжительная осада и занятие Константинополя крестоносцами Четвертого крестового похода было тем благоприятным для младшей линии Комнинов обстоятельством, которым они и воспользовались при помощи лазов, мингрельцев и частью греков, которых могли нанять на свою службу. Падение Константинополя рассматривалось патриотами как падение империи, восстановленная империя в Никее Феодором Ласкарем только присутствием патриарха могла иметь преимущества перед Трапезундской империей с царской династией Комнинов во главе. В других отношениях и та и другая империя имели право на историческое существование в зависимости от внутренних сил и средств и от способностей стоявших во главе правительства лиц. Признание власти в Трапезунде обеспечивало за царевичем Алексеем успех и в ближайших областях, находившихся под влиянием этого центрального и важнейшего в торгово-экономическом отношении города. Центральная часть империи, оставшаяся в тесном единении с Трапезундом, вошла в крепкую спайку с ним без всяких, по-видимому, усилий, и береговая область от Фермодона до Фасиса была в полном обладании Алексея и Давида. Что касается положения города Трапезунда перед весной 1204 г., то, по-видимому, в нем держался Никифор Палеолог в качестве дуки, представителя императорской власти в Константинополе, но он не был в состоянии оспаривать авторитет, идущий притом из двух источников, эллинского и грузинского. Повторяем, однако, во всем этом больше догадок и правдоподобных предположений, чем фактов, извлекаемых из летописи, но приходится прибегать к первым, чтобы осмыслить результаты последовавшей на Черноморском побережье эволюции.
Когда Алексей утвердился в Трапезунде, первым его старанием было воспользоваться всеми правами и привилегиями, на которые он мог претендовать как член царствовавшей в Константинополе династии, не угасшей со смертью Андроника. С точки зрения обычаев и господствовавшего права не было ничего необычного в принятии им титула василевса ромеев; затруднения были в событиях, имевших место в Никее, где утвердился и объявил себя царем Ласкарь, но здесь предстояло вступить в состязание за власть, которое могло обещать победу, а не поражение. Ближайшие к Трапезунду города и области, в особенности Пафлагония, где были наследственные земли Комнинов, скоро примкнули к его владениям. И совершенно обычным явлением нужно считать то, что вся фема Халдия не имела иного выбора, как признать свою зависимость от государя, власть которого обеспечивала восстановление нарушенного порядка в потрясенной сельджукскими набегами стране.
Главным соперником вновь образовавшейся империи был, рядом с Никейской империей Феодора Ласкаря, румский или иконийский султанат, также принявший на себя задачу поддержать на востоке идею Греческой империи. Вследствие этого власть Великих Комнинов в Трапезунде значительно сократилась, в конце концов ограничена была прежней фемой Халдия (с одной стороны Фермодон, с другой Фасис, на юг цепь гор). И политика империи великих Комнинов перестала претендовать на мировое значение, будучи ограничена мелкими интересами самозащиты от султаната и установления прочных отношений с Грузией. Прежде всего обращает на себя внимание географическое и этнографическое положение фемы Халдия, в которую входит Трапезунд. Самая военная и административная организация фемы способствовала тому, чтобы центральные притязания, идущие из Трапезунда, могли быть выполнены без особенного труда. Горная, труднодоступная область сдерживалась военными гарнизонами, сидевшими в крепостях, к которым, как к естественной защите против врага, тянуло местное население. Нужно присоединить, что власть в поселках и деревнях принадлежала крупным или мелким владетелям по местному феодальному праву, которые стояли в вассальных отношениях к начальникам крепостей и гарнизонов и административным чинам Трапезундской империи, как об этом будет подробнее изложено в одной из нижеследующих глав. Таковыми крепостями, подчиненными Трапезунду, оказывались Триполь, Керасунт, Ясоний, Месохалдия и др.
Объединительное движение имело два центра или двух вождей. В то время как Алексей выполнял поставленные ему задачи в Халдии, брат его Давид также с помощью грузин и лазов и константинопольских приверженцев начал расширять трапезундские владения в сторону Малой Азии. Здесь угрожала Комнинам особенная опасность в провозглашении никейским императором Феодора Ласкаря и особенно в венчании его рукой патриарха. Нужно было спешить войти в непосредственное соприкосновение с этой новой империей, не дав ей времени для организации. Нет никакого основания сомневаться в том, что Давид Комнин имел определенную идею на этот счет — завладеть Никеей и свергнуть Ласкаря, но задача оказалась выше его средств. Никейский император,— чтобы не входить здесь в подробности, уместные при изложении никейских событий, — в трудных обстоятельствах не останавливавшийся над выбором средств, лишь бы они вели к цели, вошел в соглашение с султаном Икония против своих соперников, трапезундских Комнинов. Последний также имел полное основание войти в виды Ласкаря, так как усиление трапезундских Комнинов было далеко не в его интересах. Столкновение между соперниками, имевшее трагические последствия для Комнинов, имело место при Амисе, где стоял Алексей и откуда турки воспрепятствовали ему движение вперед на помощь своему брату. Между тем в это же время отряд, предводимый Синадином, полководцем Давида, был разбит греками Ласкаря наголову, причем был взят в плен и его предводитель. Так скоро должны были рассеяться планы Комнинов на широкую власть и притязания. Это должно было оказать значительное влияние на перемену их политики. В высшей степени неблагоприятной и непоправимой была неудача при Амисе. Эта приморская крепость, в то же время и торговая пристань для Черноморья, зависела тогда от греческого администратора, управлявшего городом вполне самостоятельно и не признававшего ни Трапезундской, ни Никейской империи. Невдалеке от Амиса турки основали свою торговую колонию под именем Самсуна; таким образом местная греческая колония, опиравшаяся на симпатии греков Никеи, смотрела как на специально национальное дело на удержание власти в Амисе. Правитель города Савва отклонил все предложения Алексея Комнина и предпочел держаться мира с турками и с никейским императором. Здесь решилась таким образом дальнейшая судьба Трапезундской империи.
Именно совершенно неизбежной становилась катастрофа, постигшая операции Алексея Комнина. Сельджукские турки приостановили его движение, захватили Ираклию, Амастриду и соседние области, вошедшие уже в соглашение с трапезундскими Ком-нинами, поставив его в отчаянное положение и принудив к самому экстренному средству — к просьбе союза с завоевателями Константинополя, франками и венецианцами. Но на равнине между Ираклией и Никомидией полководец Ласкаря Андроник нанес франкским отрядам поражение, взял многих в плен. Давид пытался еще некоторое время держаться в Синопе, где и окончил жизнь. С тех пор этот город вполне отделился от Трапезундской империи.
История первого трапезундского царя Алексея, принявшего титул «Великий Комнин», проходит и постоянной войне с турками Икония, чей султан Айзеддин находился в дружбе с греками Никейской империи. Ввиду стесненного положения, в котором была Трапезундская империя, можно поставить в большую заслугу Алексею I, что он не настаивал на невозможном, не думал искать спасения в безнадежном соперничестве с никейскими греками и турками, напротив, нашел возможность войти в соглашение с турками, правда, на условиях вассальных отношений с обязательством уплаты небольшой подати и посылки вспомогательного отряда султану Икония, чем утвердил положение империи, существование которой признали, наконец, никейские греки и турецкие эмиры Малой Азии. Он умер 1 февраля 1222 года, оставив после себя сына, именем Иоанна, который, однако, не был непосредственным его преемником. Скудные сведения об основателе империи в Трапезунде, находимые в письменных памятниках, нисколько не восполняются археологическими данными, представляющими в других отношениях богатый материал.
Андроник Гид, занявший после Алексея трапезундский престол, по своему происхождению принадлежал, вероятно, к местному дворянству. Фамилия Гидов и до сих пор встречается между обитателями области. В объяснение того факта, что Гид занимал престол помимо законного наследника в лице сына Алексея Иоанна, известно лишь то, что он был женат на дочери Алексея Комнина. Можно сделать догадку, таким образом, о семейном раздоре, последовавшем по смерти основателя империи, следствием чего было то, что он не был погребен или в митрополии, или в другой городской церкви, как то было в обычае.
http://www.dzeglebi.ge/rus/statiebi/ist ... ninav.html
-
- Сообщения: 3764
- Зарегистрирован: 07 мар 2015, 02:26
- Награды: 1
- Откуда: Грузия, Очамчири
- Благодарил (а): 532 раза
- Поблагодарили: 377 раз
- Пол:
Re: Отношение Грузии с соседними народами
Христианство в Аварии
Первая глава диссертации “Очерк политической истории раннесредневековой Аварии (VII-XII вв.). Христианство”.
История христианской церкви в Нагорном Дагестане, составляя отдельный этап в истории аварского народа, неразрывно связана с политической историей средневековой Аварии. Изучение любого государственного образования и его исторического развития нельзя вести без определения его географического пространства и анализа изменения территории, что потребовало обращения к историко-географической характеристике средневековой Аварии.
На основании нового толкования прочно вошедших в научный оборот источников, уточненного прочтения документальных свидетельств, и с привлечением новых источников автор реконструирует картину политического развития средневековой Аварии (“царства Сарир), на фоне которой рассматривается собственно процесс христианизации — этапы его проникновения, специфика его бытования.
Было установлено, что современная география расселения аварцев (Джаро-Белоканы, Салатавия) и историческая территориально не совпадают, значительная территория Северо-Западного и Западного Дагестана (Дидо), исторически заселенные народностями андо-цезской группы, не входят в состав Сарира. Вопрос изменения территории Сарира был тесно связан с вопросами его внешней политики, которая отражала специфику этноконфессиональных контактов и объясняла предпосылки проникновения христианства в Сарир.
Сарирское государство испытывало политическое, экономическое и идеологическое воздействие со стороны развитых государств Закавказья (Армении, Албании) и Грузии, которые в стремлении подчинить своему влиянию население Северо-Восточного Кавказа, использовали распространение христианской религии среди дагестанских народов как одно из важнейших средств в достижении этой цели.
Время проникновения христианских идей на земли Дагестана не установлено вполне точно. Принято считать, что очагами распространения христианской религии в Дагестане на юге являлись средневековая Албания и Армения (вплоть до VIII в. включительно), на западе — Грузия (Картли и Кахети). На этот процесс оказали влияние религиозно-политические разногласия, которые исторически сложились после раскола христианской церкви между двумя группами христиан -монофизитами и диофизитами (халкедонитами). Он был активно использован в своей борьбе двумя крупнейшими державами своего времени — Византией и Персией. Последовавшая в дальнейшем длительная поддержка Ираном армяно-грегорианской церкви вызывалась политическими соображениями — война Ирана с Византией требовала поддержки на Кавказе. Персидские правители проводят политику поддержки армян-монофизитов, выступавших за полное отделение от византийской церкви.
В кавказском регионе столкиваются интересы трех сильных держав Передней Азии — Аравии, Ирана, Византии, соперничавших между собой. На фоне таких масштабных политических событий предстоит рассмотреть развитие религиозной ситуации на небольшой территории северо-восточного Кавказа — в Дагестане.
Сарир испытывает влияние христианства через государства, непосредственно с ним граничившими (Кавказской Албанией, Грузией, Аланией, Хазарией). Историческая традиция будет придавать внешним контактам Сарира этноконфессиональный характер. Различия религиозные в средние века воспринимались как своего рода концентрация различий духовных, этических, юридических, в образе жизни и мировоззрения. На их фоне отношения этнические, экономические, языковые и прочие отходили на второй план. В таком контексте рассматриваются отношения Сарира с Кавказской Албанией, Грузией, Аланией, Хазарией.
Вторая глава работы “Христианство на территории средневековой Аварии XII -XVI вв.”
Рассматриваются вопросы бытования христианства в основных культурно-политических центрах средневековой Аварии (Хунзахском нуцальстве, Андалале, Гидатле).
Хунзахское нуцальство, образовавшееся в центре Аварии в результате распада Сарира, в начале XII в. попадает под сильное политическое и идеологическое влияние Грузии. Проводятся параллели между титулом правителя новообразовавшегося государства на Хунзахском плато “нуцала” и традиционным грузинским титулом административного лица, подчиненного эриставу — “нацвалом”.
Существование грузинских церквей на Хунзахском плато, датируемых X-XIV вв., известных по археологическим материалам (сс. Датуна, Хунзах, Амитль, Хини, Заиб, Обода и др.), строительство на его территории небольших церквей, обслуживающих христианские общины в контексте рассматриваемых исторических событий указывает на степень приобщенности местного населения к христианству. Контроль грузинской центральной царской власти распространяется на деятельность грузинской православной церкви на Хунзахском плато.
Помимо Хунзахского нуцальства, с распадом Сарирской державы, в Х-ХIV вв. во Внутреннем Дагестане выделяются Андалал и Гидатль, культурно-политические центры Аварии. Здесь просматривается большая группа археологических и других памятников христианской культуры. Эпиграфика позволяет датировать их X- XV вв. При картографировании все они выстраиваются в линии, которые совпадают с древними коммуникационными путями, которые выводили из христианского Эрети (VII- X вв.), позднее – Кахети (XII в.) во внутренний Дагестан.
Насколько это позволяют источники, рассматриваются позиции христианства в северо-западной, высокогорной Аварии. Нижняя точка проникновения христианства на этой территории определяется I в.н.э, верхняя точка прослеживается по рубежной, хронологической границе между христианством и исламом, которая колеблется между XVI-XVII вв.
В середине XIII в., в результате политического кризиса, с. Хунзах и все Хунзахское плато было захвачено мусульманским войском. В Хунзахе утверждается первое мусульманское правление. Учитывая тот факт, что этот период — эпоха грузинско-христианского владычества на северо-восточном Кавказе, период газийского правления был краток. В Хунзах возвращается прежняя суракатовская династия нуцалов с традициями политической власти, ориентированной на Грузию. Грузинская христианская церковь в Нагорном Дагестане, которая с самого начала выступала под покровительством централизованного грузинского государства, приобретает здесь организационные формы.
Автор исследует политические обстоятельства, предшествовавшие потере христианством своих позиций в Аварии. К концу XIII в. под власть или влияние мусульманских золотоордынских ханов попадают ряд областей Дагестана, здесь мусульманское духовенство находит политическую поддержку со стороны правящей верхушки Золотой Орды. В начале ХIV в. Хунзахское нуцальство оказывается в окружении мусульманских государств, и его правитель под давлением экономической необходимости вынужден перейти в ислам.
Несмотря на переход нуцала в ислам, в Хунзахском нуцальстве складывается редкая и, парадоксальная по своей сути, ситуация длительного сосуществования христианства и ислама. Автор исследует причины и находит условия, при которых могла возникнуть такая ситуция. Православие опиралось здесь на длительную историческую традицию, которое на прямую зависело от поддержки из Грузии, переживающей до ХIV в. (до нашествий Тимура) общий подъем. В то время как ислам, став государственной религией Хунзахского нуцальства в начале ХIV в. поддерживался пока только нуцальской властью, которая переживает политический кризис до 2-й половины ХIV в.
Рассматриваются политические предпосылки и собственно процесс вытеснения христианства исламом в средневековой Аварии. Бесспорный факт, нашествие Тимура в конце XIV в. нанесло критический удар по позициям христианства в Аварии, однако в Высокогорном Дагестане, в Дидо, в северо-западной Аварии, христианство при активной поддержке Грузии сопротивляется исламизации вплоть до XVI в. Автором предпринимается попытка периодизации развития и упадка христианской политической и религиозной культуры в Аварии.
При анализе конфессиональной ситуации в Дагестане конца ХIV — ХV вв. автор обращает внимание на те факторы, которые объясняют изменение религиозной ситуации в Дагестане конца ХIV — ХV вв. в событиях в более широкого плана, происходивших в регионе.
В третьей главе “Христианская культура средневековой Аварии” предпринимается попытка собрать воедино, систематизировать и ввести в научный оборот все известные памятники христианской культуры как единый комплекс, очерченный этнополитическими границами средневековой Аварии. Опыт разных церковных традиций, бытовавших в Аварии, как бы далеко они не уходили друг от друга в догматическом, политическом, культурном и художественном отношении является опытом единой христианской культуры
Автор вводит в исследование исторические предания об основаниях аварских сел как источники по истории христианства в нагорном Дагестане.
Погребальные памятники христианской культуры в Аварии автор использует как наглядный материал для изучения собственно процесса христианизации, определения ее ареала распространения, формирования христианских обрядов погребения.
С самого начала своего существования, христианство (православие) приобретает в Аварии организационные формы. Основной формой организации религиозной жизни христианства являлся приход – церковный округ с населением, имеющий свой храм. Независимо от степени сохранности церквей (наземные или археологические памятники) христианское зодчество Аварии до настоящего времени как самостоятельная задача не выносилась на предмет исследования. Христианские церкви Аварии, объединенные определенными генетическими и типологическими связями представляют собой еще не исчерпанный до конца историко-архитектурный материал. Автор исследования задается целью обозначить географию их расположения и определить их историко-архитектурные истоки.
Происшедшие в идеологии населения Нагорного Дагестана изменения находят отражение в его художественной культуре. Рассматриваются христианские символы и религиозно-мифические мотивы в христианских памятниках средневековой Аварии, представленные в основном в петрографике и резном камне. Впервые предпринимается попытка проникнуть в смысловое значение петроглифов с христианской символикой.
В новом ключе рассматриваются три ярких петрографических памятника христианской культуры, которые ранее представляли только искусствоведческий интерес. В одном из них мы склонны рассматривать один из вариантов изображения христианского сюжета “Чудо св. Евстафия”, достаточно широко распространенном на Кавказе. На этом примере становится очевидным, как памятники материальной культуры христианства, связанные друг с другом географически, хронологически, но исследованные только искусствоведами в отдельности и без учета их исторической обусловлености, теряют свою первоначальную значимость.
Семантический анализ декора и композиции ряда памятников резного камня средневековой Аварии показывает наличие в ней широко бытовавших в иконографии христианской культуры основных христианских символов (львы, павлины, голуби, грифоны, древо жизни).
Обнаруженная на территории Андалала группа однотипных памятников (частью фрагментами) резного камня строго определенной формы и украшенных ленточным орнаментом типа “плетенки” рассматриваются автором как фрагменты украшения алтарных преград церквей, существовавших на ее территории.
С процессом христианизации связано распространение грузинского письма в Дагестане. Помимо датированной информации о хронологическом диапазоне христианской культуры в Аварии, эпиграфические памятники дают сведения о степени распространенности грузинской письменности и языка, о возникновении и существовании местной письменности на основании древнегрузинской графической системы.
При определении диоцеза Хундзской епархии автор ссылается на установленные факты грузинского происхождения епархии, наличия в ней грузинского духовенства, службы на грузинском языке и грузинской письменности. Автор приходит к выводу, что возможно территория, находящаяся под контролем и юрисдикцией Хундзской епархии была значительно шире исторических границ нуцальства и включала в себя земли, расположенные вдоль течения Аварского и Кара Койсу — общества Гидатль, Андалал и др.
В заключении подводятся общие итоги и основные выводы исследования.
Глава I. Очерк политической истории раннесредневековой Аварии (VII-XII вв.). Христианство.
§1. Историко-географическая характеристика раннесредневековой Аварии. Сарир.
История христианской церкви в Нагорном Дагестане, составляя отдельный этап в истории аварского народа, неразрывно связана с политической историей средневековой Аварии.
Изучение любого государственного образования и его исторического развития нельзя вести без определения его географического пространства и анализа изменения территории. Как отмечал историк “исторической географии” В.К. Яцунский в исследованиях такого рода существенны следующие направления: историческая физическая география, население с точки зрения его народности (размещения и передвижения по территории), география политических границ, а так же важнейшие политические события.[43] В последнее десятилетие историческая наука обогатилась новыми публикациями, археологическими и эпиграфическими материалами о средневековом Дагестане. Новое толкование прочно вошедших в научный оборот источников, уточненное прочтение документальных свидетельств, привлечение новых источников позволяет реконструировать процесс государственного развития на территории средневековой Аварии (царства Сарир, позднее — Аварского (Хунзахского) нуцальства) в свете вышеопределенных исследовательских направлений.
По сведениям арабских историков VII-X вв. на территории современного Дагестана выделяют ряд политических образований — “царств” Дербент, Лакз, Табасаран, Сарир, Зирихгеран, Кайтак (Хайдак), Гумик, Туман, Филан, Джидан, “царства гуннов” и др[44]. Принято считать, что перечисленные выше образования существовали еще раньше, по крайней мере в VI в.н.э. Общая тенденция их развития выражалась в стремлении к созданию более или менее крупных государственных единиц, в рамках которых сложились в основном народности Дагестана.[45] Территория, населенная в настоящее время аварцами, по мнению большинства исследователей, согласных с выводом В.В. Бартольда, соответствует государству Сарир.[46] В.М. Бейлис относил возникновение Сарира к середине VI в.[47] В настоящее время это общепризнанное мнение.
Сарир. Границы основного ядра территории государства Сарир (VI-XI вв.) представляли довольно внушительные размеры, включая в себя не только нагорную и предгорную часть современного Дагестана, но и сопредельные земли. [48] Существует точка зрения, высказанная В.Г. Гаджиевым, по которой Сарир был общедагестанским, и, по масштабам Кавказа крупным государством, объединявшим целый ряд народностей и племен.[49]
По данным арабоязычных авторов, Сарир граничил на севере с аланами и хазарами. Ал-Истахри и ибн-Хаукаль указывают, что от хазарской столицы Семендер до границ Сарира 2 фарсаха пути.[50] Ал-Йакуби располагает Сарир между Дербентом и аланами.[51]
В середине IX в. политическое образование Кайтаг и часть территории Шандана оказались в составе Сарира.[52] В первой половине X в. Гумик попадает в зависимость от соседнего Сарира.[53] К этому периоду относят сообщение ал-Йакуби, что большинство поселений Аррана принадлежит владетелю Сарира.[54] В географическом сочинении XIII в. указано, что Сарир граничит с Абхазом, Кипчаком, Ширваном и Дербентом.[55] По данным грузинского историка Леонти Мровели в восточной части Кавказа сущетвует крупная этническая общность Лекетия, которая тянется от “моря Дарубандского на востоке до реки Ломека” (Терека).[56] Под Лекетией, по мнению А.В. Гадло скрывается конкретное наименование Сарир.[57]
Аварские земли в Западном Дагестане, известные в сирийской хронике VI в. Захария Митиленского под названием Бат-Даду (Дидоэтия), по мнению А.Р. Шихсаидова это нагорный Дагестан в целом, которую арабские авторы назвали “Сариром”.[58] Существует другая точка зрения, Д.М. Магомедова, по которой Дидо в этот период выступает как отдельное политическое образование. В IV-Х вв. у дидойцев существовала самостоятельная политическая организация и государство Дидо не входило в состав Сарира.[59] Спорными остаются территории обществ Джаро-Белокан (современные пределы Белоканского, Закатальского и Кварельского районов республик Азербайджана и Грузии) и Салатавии, населенные в настоящее время аварцами.
При существующем расхождении мнений о времени образования Джаро-Белоканского союза, они сходны в одном — этот союз образовался в результате переселения народов Дагестана на территорию Кахетии, где они покорили местное население и, разделив их села между обществами, объединились в союзы сельских общин. Последние, в свою очередь, вступают в союзные отношения между собой и так образуется федерация Джаро-Белоканских союзов сельских общин.[60] Однако вопрос о времени и причинах переселения аварцев до настоящего времени остается нерешенным. Известно, что аварские и цахурские общины существовали в Кахетии до ХVI в., т.к. из сообщения Мухаммеда-Рафи мы узнаем, что термин “Голода” (под этим именем известны именно аварские поселения Джаро-Белоканской области) был известен уже к началу ХIV в. В это время Голода и Цахур считаются собственностью, владением шамхала Кумухского, которому они уплачивали ежегодную дань.[61]
Согласно грузинской историографии территория Джаро-Белокан исторически составляла часть древней Эрети, населенной грузинами.[62] В первой четверти XI в., в результате политического слияния Кахети и Эрети, образовалось новое государство, которое у грузин называется “царством Кахети”. Внутриадминистративное управление царства осуществлялось через наместников-эриставов. Двое из эриставств были расположены за Алазанью – Гагма-мхари и Елисени. В Елисени при цукетской церкви учреждается кафедра епископа, духовной юрисдикции которого подчинялись округа Елисени, Цукети, Шеки — собственно, территория современной Закатало-Белоканской области.[63] Таким образом территория Закатальского округа являлась частью Кавказской Албании, затем Эрети, и с XI в. в составе Кахети.
Сведения о возникновении аварских сел и создании Салатавского союза обществ в Северо-Восточном Дагестане противоречивы. Ссылаясь на археологический материал Д.М. Атаев склонен был принимать оборонительные сооружения (VII-VIII вв.) Верхнего Чирьюрта северной границей Сарира.[64] Но, по материалам историко-этнографических исследований, образование большинства территориальных общин Салатавии принято относить примерно к ХV в.[65] Историческая наука не располагает достоверными сведениями о существовании здесь аварских сел до возникновения в начале ХVI в. в Салатавии союза сельских общин.[66]
Таким образом, современная география расселения аварцев (Джаро-Белоканы, Салатавия) и историческая территориально не совпадают, значительная территория Северо-Западного и Западного Дагестана (Дидо), исторически заселенные народностями андо-цезской группы, не входят в состав Сарира.
Вопрос изменения территории Сарира был тесно связан с вопросами его внешней политики. Одним из важных факторов, определяющих внешнеэкономическую ориентацию государственных образований в период раннего средневековья являлся религиозный признак.
§ 2. Этноконфессиональные контакты и предпосылки проникновения христианства в Сарире.
Время проникновения христианских идей на земли Дагестана не установлено вполне точно. Принято считать, что очагами распространения христианской религии в Дагестане на юге являлись средневековая Албания и Армения (вплоть до VIII в. включительно), на западе — Грузия (Картли и Кахети). Немаловажную роль на этот процесс повлияли религиозно-политические разногласия, которые исторически сложились после раскола христианской церкви между двумя группами христиан -монофизитами и диофизитами (халкедонитами). Доктринальные разногласия, касающиеся двойной природы Иисуса Христа, одновременно Бога и человека, привели к отделению армянской, коптской и якобитской церквей от остальной части христианства после IV Халкидонского Вселенского Собора в 451 г. Монофизиты отрицали две природы в одном лице, за что и были осуждены Собором. После 451 г. Египет и Сирия предпочли монофизитскую христологию, и когда они были завоеваны арабами, монофизитская партия обрадовалась возможности выйти из-под контроля Константинополя.[67]
Этот раскол был использован в своей борьбе двумя крупнейшими державами своего времени — Византией и Персией. Монофизитам покровительствовал Иран, халкедонитам (православие) Византия.
Персидские власти для укрепления идеологических связей с закавказскими странами пыталась объединить армянскую, албанскую и картлийскую церкви. В 506 г. на Двинском соборе армянская, картлийская и албанская церковь под давлением персов признают единственным истинно христианским вероисповеданием монофизитский толк. После этого церковь становится главной опорой Персии в Закавказье.
Однако в Картли диофизиты (халкедониты) имели сильных сторонников, опиравшихся на Византию. К концу VI в. монофизиты здесь были окончательно разгромлены. Вахтанг Горгасал учреждает католикосат, и ставит во главе Картлийской церкви взамен архиепископа, ставленника персов, католикоса. Первым католикосом царь ставит диофизита, объявив тем самым открытую борьбу так назваемому “персидскому” христианству, т.е. монофизитам. Этим была подчеркнута самостоятельность грузинской церкви. Конечным результатом этого соперничества было разделение до этого единой грузинской и армянской церкви, происшедшей в 607 г.
Последовавшая в дальнейшем длительная поддержка Ираном армяно-грегорианской церкви вызывалась политическими соображениями — война Ирана с Византией требовала поддержки на Кавказе. Персидские правители проводят политику поддержки армян-монофизитов, выступавших за полное отделение от византийской церкви.
Пока Византия и Иран были заняты опустошительными войнами, в Аравии возникла и быстро окрепла новая религия — ислам. В результате стремительных победоносных завоеваний арабов под знаменем ислама произошли ряд событий, которые в дальнейшем сыграют важную роль в политической истории народов и государств. Покорив Сирию, Месопатамию, Сасанидский Иран, арабы устремляются на Кавказ. [68] Таким образом здесь столкнулись интересы трех сильных держав Передней Азии — Аравии, Ирана, Византии, соперничавших между собой. На фоне таких масштабных политических событий предстоит развиваться религиозной ситуации на небольшой территории северо-восточного Кавказа — в Дагестане.
Сарирское государство испытывало политическое, экономическое и идеологическое воздействие со стороны развитых государств Закавказья (Армении, Албании) и Грузии, которые в стремлении подчинить своему влиянию население Северо-Восточного Кавказа, использовали распространение христианской религии среди дагестанских народов как одно из важнейших средств в достижении этой цели. Вместе с тем, Сарир мог испытывать влияние христианства и через государства, непосредственно с ним граничившими — Хазарию, Аланию. Последующая историческая традиция будет придавать внешним контактам Сарира характер этноконфессиональных отношений. Различия религиозные в средние века воспринимались как своего рода конценрация различий духовных, этических, юридических, в образе жизни и мировоззрения. На их фоне отношения этнические, экономические, языковые и прочие отходили на второй план.
Албанская церковь. Вопрос о вхождении Дагестана в состав Албании до сих пор окончательно не решен. Албанское государство на различных этапах своего развития охватывало разные территории. В периоды наибольшего военно-политического могущества оно включало в свои пределы Азербайджана, Грузии, Дагестана. Одни исследователи проводят северную границу Албании по Дербенту, другие отодвигают их за р. Сулак и дальше.[69] О.М. Давудов одну из территориальных границ хронологически (по III в .н.э.) проводит по так называемым Керавнским горам, отождествляемым с Андийским хребтом и реке Соане, сопоставляемой с системой Аргун-Терек.[70]
С V в. Албания была известна уже в составе Персии в качестве отдельной провинции, куда входили Арран, Чога (район Дербента) и Лбин.
Согласно церковной традиции албанская церковь — одна из древних христианских церквей на Кавказе. Уже в I в.н.э. в Чоге (район Дербента) выступал с проповедями христианства Елисей, ученик апостола Фаддея (одного из 12 первых апостолов, которого И. Христос направил вместе с апостолом Варфоломеем для проповеди христианства в Персию и на Кавказ). Основываясь на этой традиции албанская церковь причисляет себя к апостольской автокефалии. В албанская церковь 551 г. порвала с Византией, как и армянская, и ее глава стал называться католикосом. [71]Албанская церковь догматически стабильно не придерживалась монофизитства. Падение политического влияния Сасанидов в Закавказье сопровождалось крушением церковной гегемонии монофизитов.[72] В конце VI в. — начале VII в., в связи с усилением в Закавказье политического влияния Византии, в период правления Михранидов, албанская церковь совместно с грузинской примкнула к диофизитам. Однако после завоевания Закавказья арабами в начале VIII в. албанская церковь, при содействии арабов, порывает с диофизитством.
Арабский халифат в отношении христианского населения последовательно проводил политику Сасанидов, т.е. боясь усиления византийского влияния, поддерживала монофизитский толк. Противникам монофизитства и ислама в Албании, со своей стороны, покровительствовали грузинские католикосы, которые были объявлены еретиками.[73]
В начале VIII в. в политических целях, пытаясь координировать действие подвластного им христианского населения, действия церквей, Арабский халифат при содействии армянской церкви сделал албанскую церковь монофизитской и иерархически подчинил ее армянской грегорианской церкви (705 г.).[74] Албанская церковь с этого времени стала рассматриваться как часть армянской церкви, и языком богослужения ее становится древнеармянский.
Уже в VI-VIII вв. прослеживаются факты проникновения христианства монофизитского толка в дагестанские земли: к началу VI в. относится повеление царя Вачагана Благочестивого об обучении грамоте молодежи из всех областей Албании; в конце VII в. среди гуннов Варачана, в Хазарии, успешную миссионерскую деятельность ведет епископ Исраель.[75] Яркие следы деятельности албанских миссионеров — обломки плит с буквами“албанского” алфавита обнаружены на территории Дагестана в аварских сс. Хуштада, Нижнее Гаквари, Тлондода и даргинском с. Верхнее Лабкомахи. Из этой группы памятников выделяется находка, обнаруженная близ городища VI-VII вв. в сел. Верхнее Лабкомахи, которая представляла собой небольшую табличку заполненную албанским алфавитом.[76]
Временем расцвета албанской письменности принято считать V-VII вв. После VII в. албанское письмо выходит из обихода в связи с тем, что албанская церковь окончательно попала под контроль армянской церкви, в которой древнеармянский язык являлся официальным, канонизированным языком монофизитской церкви.[77]
Из армянского языка проник в аварский язык и некоторые другие дагестанские языки такой важный термин христианской религии как “хъанч”-”крест”. Отдельные аварские ойконимы Гьачада (Хач=ада), Гьочоб (Хач=об) в Чародинском районе увязываются некоторыми этимологами авароведами с армянским “хач”-”крест”, “церковь”, разъясняющими эти названия как “аул с церковью”.[78]
Известное заимствование во многих языках Дагестана из армянского языка — слово “крест” (армянское “хач”) у лакцев — “ххач”, аварцев и даргинцев — “хъанч”, кумыков — “ханч”, лезгин — “хаш” [79] мы склонны рассматривать как следствие раннего проникновения христианства армяно-григорианского толка (монофизитского) на территорию Дагестана вплоть до VIII в.
Дербент являлся крупнейшим христианским центром Кавказской Албании, в котором находилась резиденция католикоса (патриарха) страны, перенесенная позднее в Партав (552 г.).[80] В.В. Бартольд полагал, что патриарший двор оставался здесь вплоть до 733 г.[81] Несмотря на усиление власти Ирана в районе Дербентского прохода и наличия в самом городе значительного персидского гарнизона, Дербент оставался в этот период крупным христианским центром Кавказа. Нет прямых данных о взаимоотношениях христианского духовенства со светской властью Дербента, представленной иранскими правителями, исповедовашими зороастризм. Однако, археологические исследования, подтверждающие факт существования в раннесредневековом городе христианских памятников, включающих в себя и огромный христианский храм V- VII вв. свидетельствуют о том высоком месте, занимаемом христианским духовенством в социальной структуре раннесредневекового Дербента.[82] М.М. Дьяконов, в связи с аналогичными Дербенту городами сасанидского Ирана, где христианское население составляло значительную часть жителей или даже основную, отмечал, что там религиозный глава играл роль посредника между шахом и его христианскими поданными — горожанами. Вероятно, аналогичную роль играл и глава дербентской церкви, выступавший посредником между сасанидской администрацией и христианским населением города, несмотря на противоречия идеологического порядка. Одной из главных причин подобной веротерпимости было совпадение интересов в деле защиты Закавказья и Западных провинций Ирана от северных набегов кочевников.[83]
В первой четверти VII в., в результате арабо-хазарских войн, г. Дербент входит в состав халифата. В итоге почти вековой борьбы арабам удалось укрепиться в районе Дербента, где стала править мусульманская династия.[84] С этого времени Дербент превращается в крупнейший центр распространения ислама в Дагестане.
С укреплением позиций халифата, от начала 20-х годов до середины VIII в. приходится самое большое число арабских походов во Внутренний Дагестан и самое значительное число опустошений в этих районах. Дербентские эмиры неоднократно возглавляют походы “газиев” в “страны неверных”.[85] В военизированной жизни пограничного города правитель Дербента выступает не только крупнейшим светским феодалом, но и главой всех мусульман города и округи. В этом плане показательно поведение первого эмира из местной династии Хашимидов — Хашима б. Сурака. Укрепившись на престоле в 255/869 г., он вскоре, в 263/876 г. “сделал набег (газв) на Серир и перебил много народу, он захватил их имущество, полонил их детей и женщин и победоносно вернулся. В 265/878 г. он повторил свой набег”.[86]
К Х в. на юге Дагестана возникают два воинственных мусульманских княжества — Дербентское и Ширванское, в связи с чем Сарир превращается в объект частого вооруженного нападения со стороны “газиев”- “борцов за веру”, сражавшихся под предводительством арабских правителей Ширвана и Дербента.
Грузинская церковь. Ближайшим центром христианской культуры для высокогорной зоны Северо-Восточного Кавказа являлись Картли и Кахети, отсюда идут миссионеры, отсюда исходит пропаганда христианства уже с IV в. Такое направление устремлений христианско-миссионерской деятельности для Грузии было естественным, так как юг, юго-запад и запад были в сфере влияния уже христианизированных государств Византии и Армении. Как поприще для миссионерской деятельности оставались лишь север и восток, которые представляли собой высокогорные районы Северо-Восточного Кавказа. Сюда устремилась экспансия грузинской церкви, поощряемая и поддерживаемая государством.[87]
В экономической, политической и культурной жизни раннесредневекового Дагестана традиционно значительное место занимали взаимоотношения с Грузией.[88] В VI-X вв. в Грузии шел процесс создания сильного, единого, независимого государства. Дагестан же длительный период оставался территорией, разделенной на множество политических единиц. Децентрализация его политической власти давала Грузии возможность активного военно-политического и идеологического влияния и вмешательства как на границе (Западный Дагестан), так и во внутреннем Дагестане. Весь этот период (VII- XIV вв.) отмечается активная деятельность грузинской христианской церкви в Нагорном Дагестане. С самого начала она выступает под покровительством государства — это было одной из характерных черт грузинского христианства, как религии, провозглашаемой центральной государственной властью.
С IV вв. христианство в Грузии становится столпом государства и его идеологическим оружием, которое происходило под сильным влиянием византийской политической культуры в целом, в частности — понятий об иерархичности и централизации монархической власти, ее богоустановленности, так же как и сакрализации.[89] Христианство, признанное официальной религией в Картли в 30-х годах IV в. постепенно распространяется по периферии Картли. Ко второй половине VI в. положение грузинской церкви упрочается — этому содействуют усиление Византии, прекращение притеснений со стороны персов, так же приход и подвижническая (миссионерская) деятельность 13 “сирийских отцов” (V-VI вв.) — монахов-монофизитов, прибывших в Картли после 520 г. из Сирии. Расположенные по горным окраинам христианизированной страны Восточной Грузии, а именно в Картли и Кахети, они представляли собой форпосты грузино-христианской культуры. Само географическое расположение монастырей “сирийских отцов” по стране определяла их основную задачу — миссионерскую деятельность, распространение христианства среди язычников и укрепления основ христианства среди уже обращенных.[90]
Восточнее княжества Кахети лежало царство Эрети. По сведениям Вахушти, так обозначается область, включающая весь восточный Кахети вместе с Кизики (Камбечиани) и Элисени (современный Белоканский, Закатальский, Кахский р-ны). По грузинским источникам ее северная граница определялась по Главному Кавказскому хребту.[91] Интенсивная политическая и экспансия Картли (Иверии) на восток, в Эрети, влекла за собой распространение мощного потока восточногрузинской культуры. Начиная с IV в. исключительную роль в этом аспекте играет новая религия — христианство. Доказательством проникновения в Эрети восточногрузинской культуры является факт интенсивного строительства по всей территории Эрети памятников грузинской церковной архитектуры (Череми, Зегани, Дзвели, Гавази, Вазисубани, Гурджани, Велисцихе и др.), начиная с IV в. до VIII- IX вв. и позднее.
В VI в., в период подвижничества в Восточной Грузии “сирийских отцов”, целью которых было распространение монофизитизма, некоторые из них, Абибос Некресели, Давид Гареджели, Стефане Хирсели развивали свою деятельность именно на территории Эрети.[92]
Уже во второй половине V в., в эпоху Вахтанга Горгасала, в северо-восточной провинции провинции Эрети — Цукети возникают и существует пять важных культурно-политических и церковно-епископских центров. По данным хроники Джуаншера, Тушети со своими соседями Дидоэти и Хундзахи была объединена в Цукетское эриставство.[93] В последующее время, в начале царствования Арчила (40-50 гг. VIII в.), по сведениям того же источника, мтаваром (князем) Цукети был Абухуасро, который являлся так же “...эриставом тушинов и хундзов и всех язычников этих гор”. Таким образом, кроме собственно Цукети, владения Абухуасро включали территории, подчиненные ему как мтавару расположенные за Большим Кавказским хребтом, населенные аварцами — хунзахцами и дидойцами.[94]
Учитывая тот фактор, что процесс распространения грузинского христианства всегда предшествовал политическому проникновению, то территория “хундзов”, с V в. по VIII в. входившая в Цукетское эристиавство, предполагает более раннее влияние деятельности Цукетского епископства.
Политически Эрети в составе государства Картли и его епископства подчиняются юрисдикции католикосов Картли. Во второй половине VI в. в Эрети возникает епископство города Некреси. В его пределы, кроме заалазанских территорий входит северная “провинция” Эрети — Дидоэти.[95]
Как уже упоминалось, хунзахцы в VIII в. непосредственно входили в управление Цукетского эристава Абухуасро — “назначенца” царя Арчила. В 40-50-е гг. VIII в. в Эрети создается и выдвигается новый город Нухпати (Нопата, Нохпато). Царь Арчил придавал особое значение городу и создает на реке Белоканис-цкали сильный опорный стратегический пункт — проходящая через Нухпати “белоканская дорога” была главным путем в горный Дагестан, в страну “Хундз” (Хунзах).
Географическое положение Нухпати в грузинской историографии точно не устанавлено. Большинство специалистов (И. Джавахишвили, Н. Бердзенишвили, Г. Чубинашвили, С. Еремян) предполагает, что Нухпати находился в районе Нуха-Шаки и идентифицирует его с Шаки (современная Нуха). По мнению Т.Г. Папуашвили Нухпати был расположен в бассейне реки Белоканис-цкали, в ее среднем течении, на одном из южных отрогов Кавказского хребта. Выбирая место для нового города, Арчил решающее значение придавал задаче, ставящейся перед этим пунктом. Одним из главных мотивов создания и укрепления этого города была политическая задача, которая прикрывалась религиозными побуждениями — обращением в христианство горных племен нохпатов, которая на самом деле заключалась в распространении политического господства царя в этой области. Выполнению этой задачи способствовало стратегическое положение города — он стоял на дороге, ведущей в горы. Это была дорога, связывающая Грузию с горным Дагестаном, так называемая “белоканская дорога”, которая проходила по ущелью р. Белоканис-цкали и вела непосредственно в центральный Дагестан, в район Хунзаха. [96]
Связи г. Нухпати с горным Дагестаном не ограничивались только чисто политическими взаимоотношениями, они распространялись на экономическую и культурную сферы жизни. Традиционно, культурные связи Эрети с горными районами завязывались на почве распространения христианства. Через г. Нухпати в горные области Дагестана, в Хунзах, вливался мощный поток грузинской христианской культуры (ощутимыми материальными следами этого процесса являются известные на Хунзахском плато храмовые памятники грузинского зодчества, грузинской эпиграфики ктиторского содержания, разнообразные памятники христианской культуры).
Продвижение христианства в Аварию из областей Эрети отражало на себе те процессы, которые происходили в регионе с начала VII по X вв. и христив анской церкви, издавна раскалывавшие ее изнутри. Бескомпромиссная борьба между халкедонизмом и антихалкедонизмом, происходившая в этот период в Эрети и Албании, в то же самое время являлась ничем иным, как борьбой между грузинским и армянским влиянием. В начале VIII в. Албанская церковь окончательно попала под контроль монофизитской армянской церкви. В 705 г. Арабский халифат в политических целях, при содействии армянской церкви сделал албанскую церковь монофизитской и иерархически подчинил ее армянской грегорианской церкви. Победа диофизитов (халкедонизма) предвещала укрепление в Эрети грузинской культуры и политического господства Грузии. Укрепление монофизитов привело бы к приоритету армянской церкви. В конечном счете эта борьба была не более чем отзвуком борьбы за политическую ориентацию.
В VII- в первой половине VIII вв. в Эрети, являвшейся одной из провинций Картли (Иверии), официальной религией была общегосударственная религия Картли — христианство халкедонитского толка (православие), ставшее после раскола 607-608 гг. с армянской церковью официальной религией Картлийского (Иверийского) государства. С середины VIII в., когда началось феодальное разложение государства Иверии, первой из нее выделяется провинция Эрети, которая оформляется в самостоятельное княжество. С самого начала возникновения независимого феодального княжества Эрети официальным культом провозглашает монофизитство. Таким образом, опираясь на местные антихалкедонитские силы и поддержку армянского духовенства, правители Эрети оправдывали и аргументировали свое право на политическую независимость от Картли (Иверии). Но уже в 40-е гг. X в. в Эрети происходит государственный переворот — политическое воссоединение с царством Картли и вместе с тем — обращение в православие.[97]
В XI в. царь Квирике проводит в Эрети административную реформу и назначает эриставов. Вахушти напоминает, что эти эриставства существовали гораздо раньше XI в. Шторский эристав включал в себя часть юго-западного Дагестана, именно — верховья Андийской Койсу (Дидоэти) и Аварской Койсу (Хунзах). Территория, подвластная Мачскому эриставу включала в себя территории современных Белоканской, Закатальской, Кахской и Шекинской районов.[98]
Многовековый процесс проникновения грузинской христианской культуры в Нагорный Дагестан, процесс, который непрерывно развивался с VIII в. (Эретское царство VIII-X вв., Кахетинское царство XI в.) продолжает усиливаться после освобождения в начале XII в. Давидом Строителем Восточного Закавказья от владычества турок-сельджуков вплоть до 20-х гг. XIII в.
Христианство в Хазарии. На севере Сарир граничил с Хазарским каганатом, наиболее сильным политическим объединением, сложившимся в середине VII в. в Приморском Дагестане и Восточном Предкавказье. В его состав входили равнинная часть Северного Дагестана и его прибрежная полоса вплоть до Дербента. [99]Первые попытки христианизации гуннов, предпринятые Арменией в IV и первой трети VI вв., когда гуннское общество было разобщено на отдельные племена, а экономика имела кочевнический характер, не увенчалась успехом.[100]
При албанском князе Вараз-Трдате (669-699 гг.) в 684 г., в связи с участившимися набегами северных кочевых племен из Хазарии и в целях организации антиарабского союза, в его столицу, г. Варачан, было отправлено посольство во главе с епископом Исраилем. [101] Результатом деятельности посольства Исраила было принятие христианства Алп-Илутвером и его окружением. В самом г. Варачан была основана самостоятельная церковь во главе с католикосом.
Алп-Илутвер обратился к князьям и епископам Албании и Армении с извещением о своем вступлении в семью христианских государей, с просьбою об установлении в его стране епископства и о назначении главою гуннской церкви Исраила. Исраил был назначен гуннским епископом и известен в албанской церкви в качестве просветителя гуннов и хазар. Хотя о последующей его деятельности среди новообращенных не имеется. Достоверен лишь тот факт, что назначенный гуннским епископом Исраил после своего первого посещения Варачана ни разу не был в стране гуннов, а оставался в Албании епископом Мец-Когманца.[102]
Спустя два года вышеописанных событий состоялось сокрушительное нашествие хазар на Закавказье. По предположению А.П. Новосельцева — принятие Алп-Илутвером христианства было враждебно встречено основной частью хазарской знати. В последующее время, вплоть до 30-х г. VIII в. нет никаких известий о попытках изменения религии хазар. По мнению Артамонова М.И., обращение князя гуннов Алп-Илутвера было только эпизодом, не сыгравшим сколько-нибудь заметной роли в религиозной жизни страны гуннов, хотя распространение христианства, начавшееся раннее этого эпизода, несомненно продолжалось и после него.[103] И, несмотря на определенные успехи христианских миссионеров, чья деятельность находит наиболее яркое конкретное воплощение в остатках верхнечирьюртовских церквей VII в., христианство не стало официальной религией каганата.
В VIII в. в условиях возросшего международного значения Хазарии вопрос о ее государственной религии приобрел большую остроту. В первой половине VIII в. перед правительством Хазарии встала дилемма — либо христианство, либо ислам, или и та и другая из этих двух претендующих на всеобщее распространение религий. Могущественная хазарская держава была желаемым союзником как для Византийской империи, так и для Арабского халифата, в непрекращающейся борьбе друг с другом. Обе эти государства пытались обеспечить прочные дружеские отношения с хазарским каганом, и та и другая сторона с большой настойчивостью старались навязать хазарам свою религию, как лучшую в данных условиях форму подчинения хазар своим интересам.
В 737 г. арабскому полководцу Мервану удалось принудить хазарского кагана принять ислам. Хазары были язычниками, и победитель Мерван, в соответствии с мусульманской практикой предложил им переход в ислам. Однако вынужденное обращение было непрочным. Хазарский каган скоро отказался от религии своих врагов.[104]
Связанное с Византией христианство издавно и широко было распространено в подвластных Хазарии областях Крыма и Кавказа, и давление на хазар с этой стороны было не столь грубым и прямолинейным, как со стороны арабов-мусульман, но зато более постоянным. Однако хазары выбрали третью религию, которая обеспечивала им вхождение в круг средневековых цивилизаций и, вместе с тем, самостоятельное положение между борющимися сторонами, т.е. исламом и христианством, а именно — иудаизм.[105]
В конце VIII в. Византия добивается от хазар существенной уступки в пользу хазарских христиан – христиане в Хазарии получают единую церковную организацию, распространившуюся на всю страну. Епископская кафедра в Доросе (в Крымской Готии) преобразуется в митрополию, руководившую семью епархиями. Происходит объединение хазарских христиан единой митрополией, в церковном отношении подчиненной Константинополю. Образование в Хазарии сильной церковной организации увеличивало влияние Византии в этой стране и открывало перспективу полной победы в ней христианской религии. Однако, если еще в первой половине VIII в. Византия являлась союзницей Хазарии против арабов, то во второй половине этого столетия ситуация изменилась.[106] В IX в. Готская метрополия, посредством которой Византия надеялась укрепить христианство в Хазарии и оказывать влияние на внутренние хазарские дела, в силу определенных политических обстоятельств (связанных с переходом Готии под власть Византии 842-856 гг.), была ликвидирована. Хазарское правительство провело репрессии против христиан, в первую очередь уничтожив их церковные организации, в которых оно видело опасное орудие в руках Византии. В 834 г., после возобновления дружественных отношений с Византией, хазары, тем не менее не позволили соорудить в Саркеле (западные пределы владений каганата – крепость на Нижнем Дону) христианский храм.[107] Во второй половине IХ в. в качестве государственной религии Хазарии выступает иудейская религия. В X в. по сообщению Масуди (956 г.) в Хазарском каганате прослеживается обстановка веротерпимости, характерная для ряда других государственных образований этого периода (Сарир, Зирихгеран, Хайдак). Он пишет: “...В столице хазарского царства существует обычай, по которому у них полагается семь судей: два для мусульман, два для хазар, руководствующиеся книгою Тора, два для христиан, постанавливающие решения согласно с Евангелием и один для славян, руссов и прочих язычников, судящий по языческим законам”.[108] В этот период (первая половина X в.) Хазария быстро идет к упадку. Одновременно на международной арене идет возростание политического значения Алании, правители которой развили ярко выраженную антихазарскую деятельность. Значительную роль в этом сыграла Византия, переживавшая в этот период политический подъем и видевшая в Алании сильного союзника в борьбе против хазар.
К 30-40-м годам X в. относится сообщение Масуди о союзе между Сариром и аланами, скрепленном брачными связями и войне Сарира против хазар: “... Царь (Сарира) усердно и с успехом воюет с хазарами, так как этот народ живет на равнине, а сам он в горах. ...Царство аланов граничит с царством Сарир. В настоящее время между царем аланов и Сахиб-ас-Сариром заключен договор и они взаимно отдали друг за друга сестер. ...Цари аланов приняли христианство.”[109]
Несомненно, христианство в Хазарии не исчезло без следа. Часть населения приобщившегося к новой религии продолжает его исповедовать. Однако на фоне сложившихся политических отношений Сарира и Хазарии трудно рассматривать последний, как как один из очагов распространения христианства в горные районы Дагестана.
Христианство в Алании. С X в. прослеживаются тесные контакты Сарира с Аланией. В период Х-ХIII вв. Алания по определению А.В. Гадло представляет собой такое же политическое образование как Сарир, полностью соответствовавшее всем признакам раннесредневековой монархии.[110] Ал-Масуди относит принятие христианства царями Алании к VII в., однако широкая христианизация алан началась только в первой половине Х в. В начале 20-х годов Х в. принимает христианство царь Алании, и вместе с ним в новую веру обращаются главы отдельных племенных и территориальных групп.[111]
В начале Х в. возрастает политическое значение Алании. Письменные источники говорят о присущей Алании Х-ХI вв. ярко выраженной антихазарской деятельности. Значительную роль в этом играла Византия, которая видела в Алании сильного союзника.[112] В этот период тесные политические связи Сарира с Аланией усиливаются отмечают как арабские, так и местные источники. Как сообщает ал-Масуди (943 г.), между правителями “царем алланов и Сахиб-ас-Сариром заключен договор, и они взаимно отдали друг за друга сестер”.[113] Сведения Масуди о династических связях между христианскими правителями Сарира и Алании, выступают как усиление союза двух крупных политических образований Северо-Восточного Кавказа, заключенных против хазарского владычества. В этой связи не лишено значения замечание Масуди о том, что в мире с царством алан живут христианское владение Гумик, расположенное в бассейне Казикумухского Койсу, с которыми граничил Сарир: “...Царство Гумик — жители его христиане. Они не подчинены царю, у них несколько вождей. Они в мире с царством алланов.”[114] В “Тарих Ширвана и ал-Баб” сообщается о том, что в 1032 г. “...сарирцы и аланы, заключив соглашение, совместно напали на Ширван”.[115]
В первой половине 80-х годов XII в. по указу императора Александра II Комнина (1180-1183 гг.) и акту патриаршего синода Аланская митрополия была слита с архиепископией Абхазии. Этот союз был возможен только как факт признания политического значения аланской церкви на только со стороны империи, но и со стороны соверена Абхазии — правительства Картли. [116]
Вместе с тем, на территории Алании разыгрывались конфликты между разными церковными административно-организационными системами и традициями. Грузинская церковь, входившая в состав Антиохийского патриархата вела пропаганду в восточных районах страны, в основном в верховьях Ассы, Аргуна и Сунджи, а так же в некоторых ущельях верховья Терека. Константинопольская патриархия, в состав которой входили кафедры Абхазии и Алании, действовала в западных районах, главным образом в верховьях Кубани. Соответственно, в обоих районах складывалась ориентация на разные культурно-религиозные школы и шло распространение разных письменных культур. В районах, лежащих к востоку от Терека, включая территорию современной Ингушетии, Чечни и вплоть до горного Дагестана (Авария) распространялся грузинский язык и проходила работа по приспособлению восточнокавказских языков к грузинской графике. В районах лежащих к западу от Терека, распространялся греческий язык и имелись попытки приспособить к греческой графике алано-иранский язык и его диалекты.
Таким образом, связанная в первую очередь с правящим слоем аланской политической общности христианская церковь, с одной стороны способствовала ее единению, ее общему просвещению, с другой — ее культурной дезинтеграции.[117] И, тем не менее, на этом фоне особенно значимы сообщения ал-Истахари и Ибн-Хаукаля о том, что “ ... в государство Византии (ар-Рум) входят области славян (ал-Сакалиба) и соседних с ними русов (ар-рус), Сарира ( ас-Сарира), алан (ал-Алан), армян и тех, кто исповедует христианство”.[118] В число христианских государств, являвшихся союзниками Византии, включены Алания наряду с Сариром.
Кризис, охвативший Аланию после первого столкновения с монголами, назревший уже на рубеже XII- XIII вв. сказался и на положении аланской церкви. Ее влияние в этот период резко ослабевает. Борьба аланов с монголами, продолжавшаяся практически на протяжении всего XIII в. не способствовала усилению централизации страны и укреплению церкви. К началу XIV в. за Аланской митрополией остается только центральная область Северного Кавказа и северные горные районы близкой к Западной Алании Абхазии.
§3 Проникновение христианства и его позиции в Сарире VI-XII вв.
В VI-XI вв. государство Сарир активный участник на политической арене Дагестана. Главной столицей Сарирской державы являлся Хунзах. В исторической литературе нет общепринятой терминологии формы правления и типа государственной власти. Правитель Сарира через особый военно-административный аппарат, состоявший из лиц, носивших титулы батриков (патрициев) и тарханов управлял своей страной и войском. Верховную власть государства Сарир характеризуют как наследственную монархию.[119]
По данным арабских письменных источников, христианами в Сарире в нач. Х в. были лишь царь и его свита. Местопребыванием христианских правителей Сарира называется крепость, которая стояла на вершине горы. Ибн Руста (903 г.) так сообщает о ней : “...Замок царя ...находится на вершине горы... и окружает его стена из камня. Обитатели замка все христиане, а остальные его жители кяфиры”.[120] На вершине этой горы, расположенной на Хунзахском плато, на горе Акаро археологами зафиксировано существование укрепления и христианского храма (Х-ХIV вв. )[121]
По сообщению ал-Истахри (930 г.) “...народ Серира — христиане” .[122] У Ибн Хаукаля (978 г.) имеется более определенная информация о государстве с центром в Хунзахе, отражающая перемены, произошедшие примерно к середине Х в.: “...Народ Серира — христиане. ...Между жителями Серира и мусульманами мир.”[123] Как видно из текста, уже все население обозначается христианским, а не только “обитатели замка”. Подтверждением тому служат археологические материалы Урадинского могильника, которые указывают на распространение христианства в VIII-X вв. среди рядовых жителей населения Сарира.[124] Не менее выразительны в информативном отношении христианские могильники близ сс. Урада, Тидиб, Хунзах, Галла, Тинди, Кванада, Ругуджа датируемые Д.М. Атаевым VIII- X вв. [125]
Очевидно, в середине — начале второй половины Х в. правящая верхушка сарирского общества и ее окружение, а также часть населения Хунзахского плато исповедует христианство. Судя по погребальному обряду Урадинского могильника, он принадлежал местному населению, приобщившегося к христианству, но еще сохранившего в своих обрядах элементы язычества. Несомненно, принятие христианства в этот период в малой степени изменило религиозный быт древнехунзахского общества — по прежнему сохраняется язычество. Можно скорее говорить о ситуации складывания двоеверия, в котором усматривается компромисс двух совершенно чуждых друг-другу религиозных исповеданий. У язычества уже не было будущего, а у христианства еще не было настоящего.
По поводу определения времени проникновения христианства в Сарир не существет четко принятой нижней хронологической точки . Как одно из предположений раннего проникновения христианства в Аварию, В.Ф. Минорский с ссылкой на армянского историка Товма Арцруни (900 г.), в числе народов обращенных в христианство в IV в. “Григорисом, сыном Варданеса” называет народ, соответствующий по его мнению, аварцам. [126]
На размышления о времени и путях проникновения христианских идей в Сарир исследователей наталкивали личные имена правителей Сарира, носивших христианское имя ирано-сирийского происхождения: в “Тарих ал-Баб” дважды — в X в. (292 г.х./903 г.) и XI в. (416 г.х./1025 г.) упомянуто имя владетеля Серира — “Бухт-йишо” (“Спас Иисус”). В.Ф. Минорский этот факт сопоставляет с деятельностью “сирийских отцов” в V-VI вв., полагая, что их влияние могло проникнуть в Аварию.[127] В таком случае проникновение христианской идеи в Серир могло произойти несомненно гораздо раннее IХ в.
На наш взгляд, это предположение, связанное с подвижничеством в Восточной Грузии “сирийских отцов” в VI в., является наиболее вероятным. Некоторые из них, Абибос Некресели, Давид Гареджели, Стефане Хирсели в этот период развивали свою деятельность именно на территории Эрети. [128] Еще во второй половина V в., в эпоху Вахтанга Горгасала отмечается непосредственное влияние Цукетского эриставства (епископства) на Хунзах.[129] Позднее, в начале царствования Арчила (40-50 гг. VIII в.), по сведениям того же источника, мтаваром Цукети был назначен Абухуасро, который одновременно являлся “...эриставом тушинов и хундзов и всех язычников этих гор”.[130] Таким образом, кроме собственно Цукети, владения Абухуасро включали территории, подчиненные ему как мтавару расположенные за Большим Кавказским хребтом, населенные аварцами.[131] Учитывая тот фактор, что процесс распространения христианства всегда предшествовал политическому проникновению грузинской экспансии, то на территории “хундзов”, с V в. по VIII в. находившаяся под влиянием Цукетского эристиавства, предполагается миссионерская деятельность епископств Эрети, в том числе и “сирийских отцов”.
Акцентируя внимание на раннем проникновении идей христианства в Сарир, В.Ф. Минорский обращается к преданию, которое приводит Ибн-Руста о Сарире: “Когда кто нибудь умрет из них, они кладут его на носилки, и выносят его на открытое место, где оставляют его на три дня на носилках. Затем жители города садятся на коней и облачаются в панцири и кольчуги. Они... со своими копьями устремляются на мертвое тело, лежащее на носилках. Они кружат вокруг носилок, направляя копья на тело, но не пронзая его... Я спросил их, зачем они так делают, и они ответили: “Был у нас один человек, он умер и был похоронен, а через три дня он закричал из своей могилы...”. И этот обычай существует у них уже 300 лет”.[132] В.Ф.Минорский приводит другой вариант этого предания, переданного автором Гардизи: “...он сказал: Душа покинула меня, и вы положили меня в могилу; пока я лежал в могиле, моя душа вернулась ко мне”. В.Ф. Минорский был склонен усматривать в этом предании отзвук предания о воскресении Христа.[133]
Предположение В.Ф. Минорского позволяет нам ориентировать нижний предел проникновения христианства на Хунзахское плато приблизительно к VI в., что хронологически вполне соотносится как с деятельностью “сирийских отцов” в Эрети, так и собственно епископств Эрети. Таким образом, появление христианства в Сарире связанное с Эрети вполне могло иметь место в ранний период существования Сарира: в VI — в начале VII вв.
В.М. Бейлис, размышляя по поводу христианских имен сарирских правителей, допускал предположение, что они могли вопринять христианство от миссионеров монофизитской Албанской церкви. Он напоминает о посольстве епископа Исраила в 685 г. к хазарскому кагану Алп-Илутверу, северному соседу Сарира.[134] Результаты миссионерской деятельности были впечатляющими, но все же, как это было отмечено, носили эпизодический характер. В середине VIII в. Хазария оставалась языческой, более того, в 737 г. хазарский каган был вынужден принять ислам.
Нельзя не учитывать и тот важный момент, что посольство Исраила, преследуя определенные политические цели Албании и Армении, проповедывало христианство монофизитского толка. В то время как Хунзах в V- VIII вв. находится под непосредственным влиянием Эрети, одной из провинций Картли, официальной религией которой была общегосударственная религия Картли — христианство диофизитского толка (православие), ставшее после раскола в 607-608 гг. с армянской церковью официальной религией Картлийского государства.
О бытовании христианства в VIII в. в Сарире косвенно могут указывать события 738-739 гг., когда после победоносной войны с хазарами арабский полководец Мерван вторгается вглубь территории Сарира и завоевывает его. После ожесточенных и длительных схваток Мерван заключает выгодные договоры с правителями Сарира, Тумана, Зирихгерана, Хамзина, Табасарана, Лакза, Филана и обязывает их вносить ежегодные подати .[135] По данным ал-Куфи, жители Сарира вынуждены были принять условия победителя — платить джизью в виде 1 тыс. рабов, 10 тыс. динаров и 500 мудд провизии. [136] Характерно, что Мерван не сменяет представителей местной власти, которые оказали ему сопротивление, не навязывает ислам силой оружия, а только заключает договоры на условиях, предъявляемых народам, сохраняющим свои религиозные представления.
В политике арабов в завоеванных землях немаловажное значение имело конфессиональное положение покоренного населения, относятся ли они к “людям Писания” (каковыми считались иудеи, христиане, зороастрйцы) или же это “кяфиры” (неверующие). К “людям Писания” ислам допускал веротерпимость, если они признавали себя поданными мусульманского государства и платили подать — джизью, которая представляла собой своего рода вознаграждение за проявленную веротерпимость и сохранение жизни этих иноверцев.[137] В 737 г. хазарам, которые были язычниками, победитель Мерван, в соответствии с мусульманской практикой предложил переход в ислам.[138]
После арабских нашествий Сарир длительный период ведет борьбу с появившимся в Дагестане аванпостом ислама – ал-Бабом (Дербентом). В главе “О правителях Баб ал-Абваба, Маската и пограничных областей, иначе называемых маракиз” повествуется о походах эмира ал-Баба – б.Хашима и трех его сыновей с 263 г.х./876 по 292 г.х./905 : “… сделал набег (газв) на Сарир и перебил много народу, захватил их имущество, полонил их женщин и детей и победоносно вернулся”, “… он повторил свой набег и опять вернулся с победой”.[139] В IX-X вв. Сарир подвергается нападению со стороны мусульманских владений, а сам он постоянный участник многих антимусульманских походов.
В середине IХ в. в состав христианского Сарира входит Кайтаг (в середине VIII в. одна из административно-территориальных единиц арабской провинции Арминийа). Показателен путь религиозных исканий кайтагского правителя Адзар-Нарсе. По сообщению Ибн-Русте он придерживался сразу трех религий: в пятницу он молился с мусульманами, по субботам с евреями, а по воскресеньям — с христианами. Он объяснял это желанием достигнуть истины всех религий, пытаясь решить, что же лучше: ислам арабов, иудаизм хазаров, или христианство, на котором остановились правители Сарира.[140] К началу X в. влияние хазар на Северо-Восточном Кавказе усливается, в результате чего Кайтаг входит в состав Хазарии.
С середины X в., при эмире Мансуре (399-425 гг.х/1003-1034 гг), Сарир начинает играть роль “третьей силы” в междоусобной борьбе между ал-Бабом и Ширваном. Эмиру Мансуру помимо долгой борьбы с Ширваном, приходилось отражать набеги с севера — аланов, сарирцев, русов. Желая заручиться поддержкой владетеля Сарира, он женится на его дочери. Известно о двух набегах в этот период на ал-Баб: о походах русов в 642 г.х./1030 и о набеге аланов и сарирцев в 423 г.х./1032. Агрессорами, у которых народ ал-Баба отобрал обратно награбленную военную добычу, названы русы. На следующий год русы и аланы возвращаются с целью мести. Вероятен сговор всех антимусульманских групп. Но тот факт, что сарирцы не упоминаются, показывает, что Мансуру удалось их нейтрализовать их своим браком. К 1068 г. ал-Баб окончательно утрачивает характер аванпоста ислама против “неверных”, поскольку борющиеся за власть стороны периодически обращаются за поддержкой к “неверным” – Сариру, Хайдаку.[141]
В Х-ХI вв. по материалам “Истории Ширвана и Дербенда” христианский Сарир начинает выделяться в политической жизни восточного Кавказа: он активно вмешивается во внутреннюю жизнь Дербенда, Ширвана, Газикумуха, соседних сельских обществ, заключает соглашения с другими кавказскими владениями, его правитель вступает в родственные связи со многими правителями Кавказа.[142] Важным моментом для Х в. в истории государства Сарир с центром в Хунзахе являлось изменение соотношения сил между ним и мусульманскими эмиратами Восточного Кавказа — Дербентским и Ширванским. Если в IХ в. Сарир, подвергался нападениям со стороны Дербента и Ширвана — носителей исламской идеи на Восточном Кавказе, то в Х в. христианский Сарир возглавляет борьбу против исламской экспансии, объединяет вокруг себя многие земли, совершает походы в названные эмираты.
В IX- X вв. в государство Сарир пребывает в союзе христианских государств, сплоченных вокруг мощной христианской державы своего времени — Византийской империи.
http://krotov.info/history/10/3/avar_01.htm
Первая глава диссертации “Очерк политической истории раннесредневековой Аварии (VII-XII вв.). Христианство”.
История христианской церкви в Нагорном Дагестане, составляя отдельный этап в истории аварского народа, неразрывно связана с политической историей средневековой Аварии. Изучение любого государственного образования и его исторического развития нельзя вести без определения его географического пространства и анализа изменения территории, что потребовало обращения к историко-географической характеристике средневековой Аварии.
На основании нового толкования прочно вошедших в научный оборот источников, уточненного прочтения документальных свидетельств, и с привлечением новых источников автор реконструирует картину политического развития средневековой Аварии (“царства Сарир), на фоне которой рассматривается собственно процесс христианизации — этапы его проникновения, специфика его бытования.
Было установлено, что современная география расселения аварцев (Джаро-Белоканы, Салатавия) и историческая территориально не совпадают, значительная территория Северо-Западного и Западного Дагестана (Дидо), исторически заселенные народностями андо-цезской группы, не входят в состав Сарира. Вопрос изменения территории Сарира был тесно связан с вопросами его внешней политики, которая отражала специфику этноконфессиональных контактов и объясняла предпосылки проникновения христианства в Сарир.
Сарирское государство испытывало политическое, экономическое и идеологическое воздействие со стороны развитых государств Закавказья (Армении, Албании) и Грузии, которые в стремлении подчинить своему влиянию население Северо-Восточного Кавказа, использовали распространение христианской религии среди дагестанских народов как одно из важнейших средств в достижении этой цели.
Время проникновения христианских идей на земли Дагестана не установлено вполне точно. Принято считать, что очагами распространения христианской религии в Дагестане на юге являлись средневековая Албания и Армения (вплоть до VIII в. включительно), на западе — Грузия (Картли и Кахети). На этот процесс оказали влияние религиозно-политические разногласия, которые исторически сложились после раскола христианской церкви между двумя группами христиан -монофизитами и диофизитами (халкедонитами). Он был активно использован в своей борьбе двумя крупнейшими державами своего времени — Византией и Персией. Последовавшая в дальнейшем длительная поддержка Ираном армяно-грегорианской церкви вызывалась политическими соображениями — война Ирана с Византией требовала поддержки на Кавказе. Персидские правители проводят политику поддержки армян-монофизитов, выступавших за полное отделение от византийской церкви.
В кавказском регионе столкиваются интересы трех сильных держав Передней Азии — Аравии, Ирана, Византии, соперничавших между собой. На фоне таких масштабных политических событий предстоит рассмотреть развитие религиозной ситуации на небольшой территории северо-восточного Кавказа — в Дагестане.
Сарир испытывает влияние христианства через государства, непосредственно с ним граничившими (Кавказской Албанией, Грузией, Аланией, Хазарией). Историческая традиция будет придавать внешним контактам Сарира этноконфессиональный характер. Различия религиозные в средние века воспринимались как своего рода концентрация различий духовных, этических, юридических, в образе жизни и мировоззрения. На их фоне отношения этнические, экономические, языковые и прочие отходили на второй план. В таком контексте рассматриваются отношения Сарира с Кавказской Албанией, Грузией, Аланией, Хазарией.
Вторая глава работы “Христианство на территории средневековой Аварии XII -XVI вв.”
Рассматриваются вопросы бытования христианства в основных культурно-политических центрах средневековой Аварии (Хунзахском нуцальстве, Андалале, Гидатле).
Хунзахское нуцальство, образовавшееся в центре Аварии в результате распада Сарира, в начале XII в. попадает под сильное политическое и идеологическое влияние Грузии. Проводятся параллели между титулом правителя новообразовавшегося государства на Хунзахском плато “нуцала” и традиционным грузинским титулом административного лица, подчиненного эриставу — “нацвалом”.
Существование грузинских церквей на Хунзахском плато, датируемых X-XIV вв., известных по археологическим материалам (сс. Датуна, Хунзах, Амитль, Хини, Заиб, Обода и др.), строительство на его территории небольших церквей, обслуживающих христианские общины в контексте рассматриваемых исторических событий указывает на степень приобщенности местного населения к христианству. Контроль грузинской центральной царской власти распространяется на деятельность грузинской православной церкви на Хунзахском плато.
Помимо Хунзахского нуцальства, с распадом Сарирской державы, в Х-ХIV вв. во Внутреннем Дагестане выделяются Андалал и Гидатль, культурно-политические центры Аварии. Здесь просматривается большая группа археологических и других памятников христианской культуры. Эпиграфика позволяет датировать их X- XV вв. При картографировании все они выстраиваются в линии, которые совпадают с древними коммуникационными путями, которые выводили из христианского Эрети (VII- X вв.), позднее – Кахети (XII в.) во внутренний Дагестан.
Насколько это позволяют источники, рассматриваются позиции христианства в северо-западной, высокогорной Аварии. Нижняя точка проникновения христианства на этой территории определяется I в.н.э, верхняя точка прослеживается по рубежной, хронологической границе между христианством и исламом, которая колеблется между XVI-XVII вв.
В середине XIII в., в результате политического кризиса, с. Хунзах и все Хунзахское плато было захвачено мусульманским войском. В Хунзахе утверждается первое мусульманское правление. Учитывая тот факт, что этот период — эпоха грузинско-христианского владычества на северо-восточном Кавказе, период газийского правления был краток. В Хунзах возвращается прежняя суракатовская династия нуцалов с традициями политической власти, ориентированной на Грузию. Грузинская христианская церковь в Нагорном Дагестане, которая с самого начала выступала под покровительством централизованного грузинского государства, приобретает здесь организационные формы.
Автор исследует политические обстоятельства, предшествовавшие потере христианством своих позиций в Аварии. К концу XIII в. под власть или влияние мусульманских золотоордынских ханов попадают ряд областей Дагестана, здесь мусульманское духовенство находит политическую поддержку со стороны правящей верхушки Золотой Орды. В начале ХIV в. Хунзахское нуцальство оказывается в окружении мусульманских государств, и его правитель под давлением экономической необходимости вынужден перейти в ислам.
Несмотря на переход нуцала в ислам, в Хунзахском нуцальстве складывается редкая и, парадоксальная по своей сути, ситуация длительного сосуществования христианства и ислама. Автор исследует причины и находит условия, при которых могла возникнуть такая ситуция. Православие опиралось здесь на длительную историческую традицию, которое на прямую зависело от поддержки из Грузии, переживающей до ХIV в. (до нашествий Тимура) общий подъем. В то время как ислам, став государственной религией Хунзахского нуцальства в начале ХIV в. поддерживался пока только нуцальской властью, которая переживает политический кризис до 2-й половины ХIV в.
Рассматриваются политические предпосылки и собственно процесс вытеснения христианства исламом в средневековой Аварии. Бесспорный факт, нашествие Тимура в конце XIV в. нанесло критический удар по позициям христианства в Аварии, однако в Высокогорном Дагестане, в Дидо, в северо-западной Аварии, христианство при активной поддержке Грузии сопротивляется исламизации вплоть до XVI в. Автором предпринимается попытка периодизации развития и упадка христианской политической и религиозной культуры в Аварии.
При анализе конфессиональной ситуации в Дагестане конца ХIV — ХV вв. автор обращает внимание на те факторы, которые объясняют изменение религиозной ситуации в Дагестане конца ХIV — ХV вв. в событиях в более широкого плана, происходивших в регионе.
В третьей главе “Христианская культура средневековой Аварии” предпринимается попытка собрать воедино, систематизировать и ввести в научный оборот все известные памятники христианской культуры как единый комплекс, очерченный этнополитическими границами средневековой Аварии. Опыт разных церковных традиций, бытовавших в Аварии, как бы далеко они не уходили друг от друга в догматическом, политическом, культурном и художественном отношении является опытом единой христианской культуры
Автор вводит в исследование исторические предания об основаниях аварских сел как источники по истории христианства в нагорном Дагестане.
Погребальные памятники христианской культуры в Аварии автор использует как наглядный материал для изучения собственно процесса христианизации, определения ее ареала распространения, формирования христианских обрядов погребения.
С самого начала своего существования, христианство (православие) приобретает в Аварии организационные формы. Основной формой организации религиозной жизни христианства являлся приход – церковный округ с населением, имеющий свой храм. Независимо от степени сохранности церквей (наземные или археологические памятники) христианское зодчество Аварии до настоящего времени как самостоятельная задача не выносилась на предмет исследования. Христианские церкви Аварии, объединенные определенными генетическими и типологическими связями представляют собой еще не исчерпанный до конца историко-архитектурный материал. Автор исследования задается целью обозначить географию их расположения и определить их историко-архитектурные истоки.
Происшедшие в идеологии населения Нагорного Дагестана изменения находят отражение в его художественной культуре. Рассматриваются христианские символы и религиозно-мифические мотивы в христианских памятниках средневековой Аварии, представленные в основном в петрографике и резном камне. Впервые предпринимается попытка проникнуть в смысловое значение петроглифов с христианской символикой.
В новом ключе рассматриваются три ярких петрографических памятника христианской культуры, которые ранее представляли только искусствоведческий интерес. В одном из них мы склонны рассматривать один из вариантов изображения христианского сюжета “Чудо св. Евстафия”, достаточно широко распространенном на Кавказе. На этом примере становится очевидным, как памятники материальной культуры христианства, связанные друг с другом географически, хронологически, но исследованные только искусствоведами в отдельности и без учета их исторической обусловлености, теряют свою первоначальную значимость.
Семантический анализ декора и композиции ряда памятников резного камня средневековой Аварии показывает наличие в ней широко бытовавших в иконографии христианской культуры основных христианских символов (львы, павлины, голуби, грифоны, древо жизни).
Обнаруженная на территории Андалала группа однотипных памятников (частью фрагментами) резного камня строго определенной формы и украшенных ленточным орнаментом типа “плетенки” рассматриваются автором как фрагменты украшения алтарных преград церквей, существовавших на ее территории.
С процессом христианизации связано распространение грузинского письма в Дагестане. Помимо датированной информации о хронологическом диапазоне христианской культуры в Аварии, эпиграфические памятники дают сведения о степени распространенности грузинской письменности и языка, о возникновении и существовании местной письменности на основании древнегрузинской графической системы.
При определении диоцеза Хундзской епархии автор ссылается на установленные факты грузинского происхождения епархии, наличия в ней грузинского духовенства, службы на грузинском языке и грузинской письменности. Автор приходит к выводу, что возможно территория, находящаяся под контролем и юрисдикцией Хундзской епархии была значительно шире исторических границ нуцальства и включала в себя земли, расположенные вдоль течения Аварского и Кара Койсу — общества Гидатль, Андалал и др.
В заключении подводятся общие итоги и основные выводы исследования.
Глава I. Очерк политической истории раннесредневековой Аварии (VII-XII вв.). Христианство.
§1. Историко-географическая характеристика раннесредневековой Аварии. Сарир.
История христианской церкви в Нагорном Дагестане, составляя отдельный этап в истории аварского народа, неразрывно связана с политической историей средневековой Аварии.
Изучение любого государственного образования и его исторического развития нельзя вести без определения его географического пространства и анализа изменения территории. Как отмечал историк “исторической географии” В.К. Яцунский в исследованиях такого рода существенны следующие направления: историческая физическая география, население с точки зрения его народности (размещения и передвижения по территории), география политических границ, а так же важнейшие политические события.[43] В последнее десятилетие историческая наука обогатилась новыми публикациями, археологическими и эпиграфическими материалами о средневековом Дагестане. Новое толкование прочно вошедших в научный оборот источников, уточненное прочтение документальных свидетельств, привлечение новых источников позволяет реконструировать процесс государственного развития на территории средневековой Аварии (царства Сарир, позднее — Аварского (Хунзахского) нуцальства) в свете вышеопределенных исследовательских направлений.
По сведениям арабских историков VII-X вв. на территории современного Дагестана выделяют ряд политических образований — “царств” Дербент, Лакз, Табасаран, Сарир, Зирихгеран, Кайтак (Хайдак), Гумик, Туман, Филан, Джидан, “царства гуннов” и др[44]. Принято считать, что перечисленные выше образования существовали еще раньше, по крайней мере в VI в.н.э. Общая тенденция их развития выражалась в стремлении к созданию более или менее крупных государственных единиц, в рамках которых сложились в основном народности Дагестана.[45] Территория, населенная в настоящее время аварцами, по мнению большинства исследователей, согласных с выводом В.В. Бартольда, соответствует государству Сарир.[46] В.М. Бейлис относил возникновение Сарира к середине VI в.[47] В настоящее время это общепризнанное мнение.
Сарир. Границы основного ядра территории государства Сарир (VI-XI вв.) представляли довольно внушительные размеры, включая в себя не только нагорную и предгорную часть современного Дагестана, но и сопредельные земли. [48] Существует точка зрения, высказанная В.Г. Гаджиевым, по которой Сарир был общедагестанским, и, по масштабам Кавказа крупным государством, объединявшим целый ряд народностей и племен.[49]
По данным арабоязычных авторов, Сарир граничил на севере с аланами и хазарами. Ал-Истахри и ибн-Хаукаль указывают, что от хазарской столицы Семендер до границ Сарира 2 фарсаха пути.[50] Ал-Йакуби располагает Сарир между Дербентом и аланами.[51]
В середине IX в. политическое образование Кайтаг и часть территории Шандана оказались в составе Сарира.[52] В первой половине X в. Гумик попадает в зависимость от соседнего Сарира.[53] К этому периоду относят сообщение ал-Йакуби, что большинство поселений Аррана принадлежит владетелю Сарира.[54] В географическом сочинении XIII в. указано, что Сарир граничит с Абхазом, Кипчаком, Ширваном и Дербентом.[55] По данным грузинского историка Леонти Мровели в восточной части Кавказа сущетвует крупная этническая общность Лекетия, которая тянется от “моря Дарубандского на востоке до реки Ломека” (Терека).[56] Под Лекетией, по мнению А.В. Гадло скрывается конкретное наименование Сарир.[57]
Аварские земли в Западном Дагестане, известные в сирийской хронике VI в. Захария Митиленского под названием Бат-Даду (Дидоэтия), по мнению А.Р. Шихсаидова это нагорный Дагестан в целом, которую арабские авторы назвали “Сариром”.[58] Существует другая точка зрения, Д.М. Магомедова, по которой Дидо в этот период выступает как отдельное политическое образование. В IV-Х вв. у дидойцев существовала самостоятельная политическая организация и государство Дидо не входило в состав Сарира.[59] Спорными остаются территории обществ Джаро-Белокан (современные пределы Белоканского, Закатальского и Кварельского районов республик Азербайджана и Грузии) и Салатавии, населенные в настоящее время аварцами.
При существующем расхождении мнений о времени образования Джаро-Белоканского союза, они сходны в одном — этот союз образовался в результате переселения народов Дагестана на территорию Кахетии, где они покорили местное население и, разделив их села между обществами, объединились в союзы сельских общин. Последние, в свою очередь, вступают в союзные отношения между собой и так образуется федерация Джаро-Белоканских союзов сельских общин.[60] Однако вопрос о времени и причинах переселения аварцев до настоящего времени остается нерешенным. Известно, что аварские и цахурские общины существовали в Кахетии до ХVI в., т.к. из сообщения Мухаммеда-Рафи мы узнаем, что термин “Голода” (под этим именем известны именно аварские поселения Джаро-Белоканской области) был известен уже к началу ХIV в. В это время Голода и Цахур считаются собственностью, владением шамхала Кумухского, которому они уплачивали ежегодную дань.[61]
Согласно грузинской историографии территория Джаро-Белокан исторически составляла часть древней Эрети, населенной грузинами.[62] В первой четверти XI в., в результате политического слияния Кахети и Эрети, образовалось новое государство, которое у грузин называется “царством Кахети”. Внутриадминистративное управление царства осуществлялось через наместников-эриставов. Двое из эриставств были расположены за Алазанью – Гагма-мхари и Елисени. В Елисени при цукетской церкви учреждается кафедра епископа, духовной юрисдикции которого подчинялись округа Елисени, Цукети, Шеки — собственно, территория современной Закатало-Белоканской области.[63] Таким образом территория Закатальского округа являлась частью Кавказской Албании, затем Эрети, и с XI в. в составе Кахети.
Сведения о возникновении аварских сел и создании Салатавского союза обществ в Северо-Восточном Дагестане противоречивы. Ссылаясь на археологический материал Д.М. Атаев склонен был принимать оборонительные сооружения (VII-VIII вв.) Верхнего Чирьюрта северной границей Сарира.[64] Но, по материалам историко-этнографических исследований, образование большинства территориальных общин Салатавии принято относить примерно к ХV в.[65] Историческая наука не располагает достоверными сведениями о существовании здесь аварских сел до возникновения в начале ХVI в. в Салатавии союза сельских общин.[66]
Таким образом, современная география расселения аварцев (Джаро-Белоканы, Салатавия) и историческая территориально не совпадают, значительная территория Северо-Западного и Западного Дагестана (Дидо), исторически заселенные народностями андо-цезской группы, не входят в состав Сарира.
Вопрос изменения территории Сарира был тесно связан с вопросами его внешней политики. Одним из важных факторов, определяющих внешнеэкономическую ориентацию государственных образований в период раннего средневековья являлся религиозный признак.
§ 2. Этноконфессиональные контакты и предпосылки проникновения христианства в Сарире.
Время проникновения христианских идей на земли Дагестана не установлено вполне точно. Принято считать, что очагами распространения христианской религии в Дагестане на юге являлись средневековая Албания и Армения (вплоть до VIII в. включительно), на западе — Грузия (Картли и Кахети). Немаловажную роль на этот процесс повлияли религиозно-политические разногласия, которые исторически сложились после раскола христианской церкви между двумя группами христиан -монофизитами и диофизитами (халкедонитами). Доктринальные разногласия, касающиеся двойной природы Иисуса Христа, одновременно Бога и человека, привели к отделению армянской, коптской и якобитской церквей от остальной части христианства после IV Халкидонского Вселенского Собора в 451 г. Монофизиты отрицали две природы в одном лице, за что и были осуждены Собором. После 451 г. Египет и Сирия предпочли монофизитскую христологию, и когда они были завоеваны арабами, монофизитская партия обрадовалась возможности выйти из-под контроля Константинополя.[67]
Этот раскол был использован в своей борьбе двумя крупнейшими державами своего времени — Византией и Персией. Монофизитам покровительствовал Иран, халкедонитам (православие) Византия.
Персидские власти для укрепления идеологических связей с закавказскими странами пыталась объединить армянскую, албанскую и картлийскую церкви. В 506 г. на Двинском соборе армянская, картлийская и албанская церковь под давлением персов признают единственным истинно христианским вероисповеданием монофизитский толк. После этого церковь становится главной опорой Персии в Закавказье.
Однако в Картли диофизиты (халкедониты) имели сильных сторонников, опиравшихся на Византию. К концу VI в. монофизиты здесь были окончательно разгромлены. Вахтанг Горгасал учреждает католикосат, и ставит во главе Картлийской церкви взамен архиепископа, ставленника персов, католикоса. Первым католикосом царь ставит диофизита, объявив тем самым открытую борьбу так назваемому “персидскому” христианству, т.е. монофизитам. Этим была подчеркнута самостоятельность грузинской церкви. Конечным результатом этого соперничества было разделение до этого единой грузинской и армянской церкви, происшедшей в 607 г.
Последовавшая в дальнейшем длительная поддержка Ираном армяно-грегорианской церкви вызывалась политическими соображениями — война Ирана с Византией требовала поддержки на Кавказе. Персидские правители проводят политику поддержки армян-монофизитов, выступавших за полное отделение от византийской церкви.
Пока Византия и Иран были заняты опустошительными войнами, в Аравии возникла и быстро окрепла новая религия — ислам. В результате стремительных победоносных завоеваний арабов под знаменем ислама произошли ряд событий, которые в дальнейшем сыграют важную роль в политической истории народов и государств. Покорив Сирию, Месопатамию, Сасанидский Иран, арабы устремляются на Кавказ. [68] Таким образом здесь столкнулись интересы трех сильных держав Передней Азии — Аравии, Ирана, Византии, соперничавших между собой. На фоне таких масштабных политических событий предстоит развиваться религиозной ситуации на небольшой территории северо-восточного Кавказа — в Дагестане.
Сарирское государство испытывало политическое, экономическое и идеологическое воздействие со стороны развитых государств Закавказья (Армении, Албании) и Грузии, которые в стремлении подчинить своему влиянию население Северо-Восточного Кавказа, использовали распространение христианской религии среди дагестанских народов как одно из важнейших средств в достижении этой цели. Вместе с тем, Сарир мог испытывать влияние христианства и через государства, непосредственно с ним граничившими — Хазарию, Аланию. Последующая историческая традиция будет придавать внешним контактам Сарира характер этноконфессиональных отношений. Различия религиозные в средние века воспринимались как своего рода конценрация различий духовных, этических, юридических, в образе жизни и мировоззрения. На их фоне отношения этнические, экономические, языковые и прочие отходили на второй план.
Албанская церковь. Вопрос о вхождении Дагестана в состав Албании до сих пор окончательно не решен. Албанское государство на различных этапах своего развития охватывало разные территории. В периоды наибольшего военно-политического могущества оно включало в свои пределы Азербайджана, Грузии, Дагестана. Одни исследователи проводят северную границу Албании по Дербенту, другие отодвигают их за р. Сулак и дальше.[69] О.М. Давудов одну из территориальных границ хронологически (по III в .н.э.) проводит по так называемым Керавнским горам, отождествляемым с Андийским хребтом и реке Соане, сопоставляемой с системой Аргун-Терек.[70]
С V в. Албания была известна уже в составе Персии в качестве отдельной провинции, куда входили Арран, Чога (район Дербента) и Лбин.
Согласно церковной традиции албанская церковь — одна из древних христианских церквей на Кавказе. Уже в I в.н.э. в Чоге (район Дербента) выступал с проповедями христианства Елисей, ученик апостола Фаддея (одного из 12 первых апостолов, которого И. Христос направил вместе с апостолом Варфоломеем для проповеди христианства в Персию и на Кавказ). Основываясь на этой традиции албанская церковь причисляет себя к апостольской автокефалии. В албанская церковь 551 г. порвала с Византией, как и армянская, и ее глава стал называться католикосом. [71]Албанская церковь догматически стабильно не придерживалась монофизитства. Падение политического влияния Сасанидов в Закавказье сопровождалось крушением церковной гегемонии монофизитов.[72] В конце VI в. — начале VII в., в связи с усилением в Закавказье политического влияния Византии, в период правления Михранидов, албанская церковь совместно с грузинской примкнула к диофизитам. Однако после завоевания Закавказья арабами в начале VIII в. албанская церковь, при содействии арабов, порывает с диофизитством.
Арабский халифат в отношении христианского населения последовательно проводил политику Сасанидов, т.е. боясь усиления византийского влияния, поддерживала монофизитский толк. Противникам монофизитства и ислама в Албании, со своей стороны, покровительствовали грузинские католикосы, которые были объявлены еретиками.[73]
В начале VIII в. в политических целях, пытаясь координировать действие подвластного им христианского населения, действия церквей, Арабский халифат при содействии армянской церкви сделал албанскую церковь монофизитской и иерархически подчинил ее армянской грегорианской церкви (705 г.).[74] Албанская церковь с этого времени стала рассматриваться как часть армянской церкви, и языком богослужения ее становится древнеармянский.
Уже в VI-VIII вв. прослеживаются факты проникновения христианства монофизитского толка в дагестанские земли: к началу VI в. относится повеление царя Вачагана Благочестивого об обучении грамоте молодежи из всех областей Албании; в конце VII в. среди гуннов Варачана, в Хазарии, успешную миссионерскую деятельность ведет епископ Исраель.[75] Яркие следы деятельности албанских миссионеров — обломки плит с буквами“албанского” алфавита обнаружены на территории Дагестана в аварских сс. Хуштада, Нижнее Гаквари, Тлондода и даргинском с. Верхнее Лабкомахи. Из этой группы памятников выделяется находка, обнаруженная близ городища VI-VII вв. в сел. Верхнее Лабкомахи, которая представляла собой небольшую табличку заполненную албанским алфавитом.[76]
Временем расцвета албанской письменности принято считать V-VII вв. После VII в. албанское письмо выходит из обихода в связи с тем, что албанская церковь окончательно попала под контроль армянской церкви, в которой древнеармянский язык являлся официальным, канонизированным языком монофизитской церкви.[77]
Из армянского языка проник в аварский язык и некоторые другие дагестанские языки такой важный термин христианской религии как “хъанч”-”крест”. Отдельные аварские ойконимы Гьачада (Хач=ада), Гьочоб (Хач=об) в Чародинском районе увязываются некоторыми этимологами авароведами с армянским “хач”-”крест”, “церковь”, разъясняющими эти названия как “аул с церковью”.[78]
Известное заимствование во многих языках Дагестана из армянского языка — слово “крест” (армянское “хач”) у лакцев — “ххач”, аварцев и даргинцев — “хъанч”, кумыков — “ханч”, лезгин — “хаш” [79] мы склонны рассматривать как следствие раннего проникновения христианства армяно-григорианского толка (монофизитского) на территорию Дагестана вплоть до VIII в.
Дербент являлся крупнейшим христианским центром Кавказской Албании, в котором находилась резиденция католикоса (патриарха) страны, перенесенная позднее в Партав (552 г.).[80] В.В. Бартольд полагал, что патриарший двор оставался здесь вплоть до 733 г.[81] Несмотря на усиление власти Ирана в районе Дербентского прохода и наличия в самом городе значительного персидского гарнизона, Дербент оставался в этот период крупным христианским центром Кавказа. Нет прямых данных о взаимоотношениях христианского духовенства со светской властью Дербента, представленной иранскими правителями, исповедовашими зороастризм. Однако, археологические исследования, подтверждающие факт существования в раннесредневековом городе христианских памятников, включающих в себя и огромный христианский храм V- VII вв. свидетельствуют о том высоком месте, занимаемом христианским духовенством в социальной структуре раннесредневекового Дербента.[82] М.М. Дьяконов, в связи с аналогичными Дербенту городами сасанидского Ирана, где христианское население составляло значительную часть жителей или даже основную, отмечал, что там религиозный глава играл роль посредника между шахом и его христианскими поданными — горожанами. Вероятно, аналогичную роль играл и глава дербентской церкви, выступавший посредником между сасанидской администрацией и христианским населением города, несмотря на противоречия идеологического порядка. Одной из главных причин подобной веротерпимости было совпадение интересов в деле защиты Закавказья и Западных провинций Ирана от северных набегов кочевников.[83]
В первой четверти VII в., в результате арабо-хазарских войн, г. Дербент входит в состав халифата. В итоге почти вековой борьбы арабам удалось укрепиться в районе Дербента, где стала править мусульманская династия.[84] С этого времени Дербент превращается в крупнейший центр распространения ислама в Дагестане.
С укреплением позиций халифата, от начала 20-х годов до середины VIII в. приходится самое большое число арабских походов во Внутренний Дагестан и самое значительное число опустошений в этих районах. Дербентские эмиры неоднократно возглавляют походы “газиев” в “страны неверных”.[85] В военизированной жизни пограничного города правитель Дербента выступает не только крупнейшим светским феодалом, но и главой всех мусульман города и округи. В этом плане показательно поведение первого эмира из местной династии Хашимидов — Хашима б. Сурака. Укрепившись на престоле в 255/869 г., он вскоре, в 263/876 г. “сделал набег (газв) на Серир и перебил много народу, он захватил их имущество, полонил их детей и женщин и победоносно вернулся. В 265/878 г. он повторил свой набег”.[86]
К Х в. на юге Дагестана возникают два воинственных мусульманских княжества — Дербентское и Ширванское, в связи с чем Сарир превращается в объект частого вооруженного нападения со стороны “газиев”- “борцов за веру”, сражавшихся под предводительством арабских правителей Ширвана и Дербента.
Грузинская церковь. Ближайшим центром христианской культуры для высокогорной зоны Северо-Восточного Кавказа являлись Картли и Кахети, отсюда идут миссионеры, отсюда исходит пропаганда христианства уже с IV в. Такое направление устремлений христианско-миссионерской деятельности для Грузии было естественным, так как юг, юго-запад и запад были в сфере влияния уже христианизированных государств Византии и Армении. Как поприще для миссионерской деятельности оставались лишь север и восток, которые представляли собой высокогорные районы Северо-Восточного Кавказа. Сюда устремилась экспансия грузинской церкви, поощряемая и поддерживаемая государством.[87]
В экономической, политической и культурной жизни раннесредневекового Дагестана традиционно значительное место занимали взаимоотношения с Грузией.[88] В VI-X вв. в Грузии шел процесс создания сильного, единого, независимого государства. Дагестан же длительный период оставался территорией, разделенной на множество политических единиц. Децентрализация его политической власти давала Грузии возможность активного военно-политического и идеологического влияния и вмешательства как на границе (Западный Дагестан), так и во внутреннем Дагестане. Весь этот период (VII- XIV вв.) отмечается активная деятельность грузинской христианской церкви в Нагорном Дагестане. С самого начала она выступает под покровительством государства — это было одной из характерных черт грузинского христианства, как религии, провозглашаемой центральной государственной властью.
С IV вв. христианство в Грузии становится столпом государства и его идеологическим оружием, которое происходило под сильным влиянием византийской политической культуры в целом, в частности — понятий об иерархичности и централизации монархической власти, ее богоустановленности, так же как и сакрализации.[89] Христианство, признанное официальной религией в Картли в 30-х годах IV в. постепенно распространяется по периферии Картли. Ко второй половине VI в. положение грузинской церкви упрочается — этому содействуют усиление Византии, прекращение притеснений со стороны персов, так же приход и подвижническая (миссионерская) деятельность 13 “сирийских отцов” (V-VI вв.) — монахов-монофизитов, прибывших в Картли после 520 г. из Сирии. Расположенные по горным окраинам христианизированной страны Восточной Грузии, а именно в Картли и Кахети, они представляли собой форпосты грузино-христианской культуры. Само географическое расположение монастырей “сирийских отцов” по стране определяла их основную задачу — миссионерскую деятельность, распространение христианства среди язычников и укрепления основ христианства среди уже обращенных.[90]
Восточнее княжества Кахети лежало царство Эрети. По сведениям Вахушти, так обозначается область, включающая весь восточный Кахети вместе с Кизики (Камбечиани) и Элисени (современный Белоканский, Закатальский, Кахский р-ны). По грузинским источникам ее северная граница определялась по Главному Кавказскому хребту.[91] Интенсивная политическая и экспансия Картли (Иверии) на восток, в Эрети, влекла за собой распространение мощного потока восточногрузинской культуры. Начиная с IV в. исключительную роль в этом аспекте играет новая религия — христианство. Доказательством проникновения в Эрети восточногрузинской культуры является факт интенсивного строительства по всей территории Эрети памятников грузинской церковной архитектуры (Череми, Зегани, Дзвели, Гавази, Вазисубани, Гурджани, Велисцихе и др.), начиная с IV в. до VIII- IX вв. и позднее.
В VI в., в период подвижничества в Восточной Грузии “сирийских отцов”, целью которых было распространение монофизитизма, некоторые из них, Абибос Некресели, Давид Гареджели, Стефане Хирсели развивали свою деятельность именно на территории Эрети.[92]
Уже во второй половине V в., в эпоху Вахтанга Горгасала, в северо-восточной провинции провинции Эрети — Цукети возникают и существует пять важных культурно-политических и церковно-епископских центров. По данным хроники Джуаншера, Тушети со своими соседями Дидоэти и Хундзахи была объединена в Цукетское эриставство.[93] В последующее время, в начале царствования Арчила (40-50 гг. VIII в.), по сведениям того же источника, мтаваром (князем) Цукети был Абухуасро, который являлся так же “...эриставом тушинов и хундзов и всех язычников этих гор”. Таким образом, кроме собственно Цукети, владения Абухуасро включали территории, подчиненные ему как мтавару расположенные за Большим Кавказским хребтом, населенные аварцами — хунзахцами и дидойцами.[94]
Учитывая тот фактор, что процесс распространения грузинского христианства всегда предшествовал политическому проникновению, то территория “хундзов”, с V в. по VIII в. входившая в Цукетское эристиавство, предполагает более раннее влияние деятельности Цукетского епископства.
Политически Эрети в составе государства Картли и его епископства подчиняются юрисдикции католикосов Картли. Во второй половине VI в. в Эрети возникает епископство города Некреси. В его пределы, кроме заалазанских территорий входит северная “провинция” Эрети — Дидоэти.[95]
Как уже упоминалось, хунзахцы в VIII в. непосредственно входили в управление Цукетского эристава Абухуасро — “назначенца” царя Арчила. В 40-50-е гг. VIII в. в Эрети создается и выдвигается новый город Нухпати (Нопата, Нохпато). Царь Арчил придавал особое значение городу и создает на реке Белоканис-цкали сильный опорный стратегический пункт — проходящая через Нухпати “белоканская дорога” была главным путем в горный Дагестан, в страну “Хундз” (Хунзах).
Географическое положение Нухпати в грузинской историографии точно не устанавлено. Большинство специалистов (И. Джавахишвили, Н. Бердзенишвили, Г. Чубинашвили, С. Еремян) предполагает, что Нухпати находился в районе Нуха-Шаки и идентифицирует его с Шаки (современная Нуха). По мнению Т.Г. Папуашвили Нухпати был расположен в бассейне реки Белоканис-цкали, в ее среднем течении, на одном из южных отрогов Кавказского хребта. Выбирая место для нового города, Арчил решающее значение придавал задаче, ставящейся перед этим пунктом. Одним из главных мотивов создания и укрепления этого города была политическая задача, которая прикрывалась религиозными побуждениями — обращением в христианство горных племен нохпатов, которая на самом деле заключалась в распространении политического господства царя в этой области. Выполнению этой задачи способствовало стратегическое положение города — он стоял на дороге, ведущей в горы. Это была дорога, связывающая Грузию с горным Дагестаном, так называемая “белоканская дорога”, которая проходила по ущелью р. Белоканис-цкали и вела непосредственно в центральный Дагестан, в район Хунзаха. [96]
Связи г. Нухпати с горным Дагестаном не ограничивались только чисто политическими взаимоотношениями, они распространялись на экономическую и культурную сферы жизни. Традиционно, культурные связи Эрети с горными районами завязывались на почве распространения христианства. Через г. Нухпати в горные области Дагестана, в Хунзах, вливался мощный поток грузинской христианской культуры (ощутимыми материальными следами этого процесса являются известные на Хунзахском плато храмовые памятники грузинского зодчества, грузинской эпиграфики ктиторского содержания, разнообразные памятники христианской культуры).
Продвижение христианства в Аварию из областей Эрети отражало на себе те процессы, которые происходили в регионе с начала VII по X вв. и христив анской церкви, издавна раскалывавшие ее изнутри. Бескомпромиссная борьба между халкедонизмом и антихалкедонизмом, происходившая в этот период в Эрети и Албании, в то же самое время являлась ничем иным, как борьбой между грузинским и армянским влиянием. В начале VIII в. Албанская церковь окончательно попала под контроль монофизитской армянской церкви. В 705 г. Арабский халифат в политических целях, при содействии армянской церкви сделал албанскую церковь монофизитской и иерархически подчинил ее армянской грегорианской церкви. Победа диофизитов (халкедонизма) предвещала укрепление в Эрети грузинской культуры и политического господства Грузии. Укрепление монофизитов привело бы к приоритету армянской церкви. В конечном счете эта борьба была не более чем отзвуком борьбы за политическую ориентацию.
В VII- в первой половине VIII вв. в Эрети, являвшейся одной из провинций Картли (Иверии), официальной религией была общегосударственная религия Картли — христианство халкедонитского толка (православие), ставшее после раскола 607-608 гг. с армянской церковью официальной религией Картлийского (Иверийского) государства. С середины VIII в., когда началось феодальное разложение государства Иверии, первой из нее выделяется провинция Эрети, которая оформляется в самостоятельное княжество. С самого начала возникновения независимого феодального княжества Эрети официальным культом провозглашает монофизитство. Таким образом, опираясь на местные антихалкедонитские силы и поддержку армянского духовенства, правители Эрети оправдывали и аргументировали свое право на политическую независимость от Картли (Иверии). Но уже в 40-е гг. X в. в Эрети происходит государственный переворот — политическое воссоединение с царством Картли и вместе с тем — обращение в православие.[97]
В XI в. царь Квирике проводит в Эрети административную реформу и назначает эриставов. Вахушти напоминает, что эти эриставства существовали гораздо раньше XI в. Шторский эристав включал в себя часть юго-западного Дагестана, именно — верховья Андийской Койсу (Дидоэти) и Аварской Койсу (Хунзах). Территория, подвластная Мачскому эриставу включала в себя территории современных Белоканской, Закатальской, Кахской и Шекинской районов.[98]
Многовековый процесс проникновения грузинской христианской культуры в Нагорный Дагестан, процесс, который непрерывно развивался с VIII в. (Эретское царство VIII-X вв., Кахетинское царство XI в.) продолжает усиливаться после освобождения в начале XII в. Давидом Строителем Восточного Закавказья от владычества турок-сельджуков вплоть до 20-х гг. XIII в.
Христианство в Хазарии. На севере Сарир граничил с Хазарским каганатом, наиболее сильным политическим объединением, сложившимся в середине VII в. в Приморском Дагестане и Восточном Предкавказье. В его состав входили равнинная часть Северного Дагестана и его прибрежная полоса вплоть до Дербента. [99]Первые попытки христианизации гуннов, предпринятые Арменией в IV и первой трети VI вв., когда гуннское общество было разобщено на отдельные племена, а экономика имела кочевнический характер, не увенчалась успехом.[100]
При албанском князе Вараз-Трдате (669-699 гг.) в 684 г., в связи с участившимися набегами северных кочевых племен из Хазарии и в целях организации антиарабского союза, в его столицу, г. Варачан, было отправлено посольство во главе с епископом Исраилем. [101] Результатом деятельности посольства Исраила было принятие христианства Алп-Илутвером и его окружением. В самом г. Варачан была основана самостоятельная церковь во главе с католикосом.
Алп-Илутвер обратился к князьям и епископам Албании и Армении с извещением о своем вступлении в семью христианских государей, с просьбою об установлении в его стране епископства и о назначении главою гуннской церкви Исраила. Исраил был назначен гуннским епископом и известен в албанской церкви в качестве просветителя гуннов и хазар. Хотя о последующей его деятельности среди новообращенных не имеется. Достоверен лишь тот факт, что назначенный гуннским епископом Исраил после своего первого посещения Варачана ни разу не был в стране гуннов, а оставался в Албании епископом Мец-Когманца.[102]
Спустя два года вышеописанных событий состоялось сокрушительное нашествие хазар на Закавказье. По предположению А.П. Новосельцева — принятие Алп-Илутвером христианства было враждебно встречено основной частью хазарской знати. В последующее время, вплоть до 30-х г. VIII в. нет никаких известий о попытках изменения религии хазар. По мнению Артамонова М.И., обращение князя гуннов Алп-Илутвера было только эпизодом, не сыгравшим сколько-нибудь заметной роли в религиозной жизни страны гуннов, хотя распространение христианства, начавшееся раннее этого эпизода, несомненно продолжалось и после него.[103] И, несмотря на определенные успехи христианских миссионеров, чья деятельность находит наиболее яркое конкретное воплощение в остатках верхнечирьюртовских церквей VII в., христианство не стало официальной религией каганата.
В VIII в. в условиях возросшего международного значения Хазарии вопрос о ее государственной религии приобрел большую остроту. В первой половине VIII в. перед правительством Хазарии встала дилемма — либо христианство, либо ислам, или и та и другая из этих двух претендующих на всеобщее распространение религий. Могущественная хазарская держава была желаемым союзником как для Византийской империи, так и для Арабского халифата, в непрекращающейся борьбе друг с другом. Обе эти государства пытались обеспечить прочные дружеские отношения с хазарским каганом, и та и другая сторона с большой настойчивостью старались навязать хазарам свою религию, как лучшую в данных условиях форму подчинения хазар своим интересам.
В 737 г. арабскому полководцу Мервану удалось принудить хазарского кагана принять ислам. Хазары были язычниками, и победитель Мерван, в соответствии с мусульманской практикой предложил им переход в ислам. Однако вынужденное обращение было непрочным. Хазарский каган скоро отказался от религии своих врагов.[104]
Связанное с Византией христианство издавно и широко было распространено в подвластных Хазарии областях Крыма и Кавказа, и давление на хазар с этой стороны было не столь грубым и прямолинейным, как со стороны арабов-мусульман, но зато более постоянным. Однако хазары выбрали третью религию, которая обеспечивала им вхождение в круг средневековых цивилизаций и, вместе с тем, самостоятельное положение между борющимися сторонами, т.е. исламом и христианством, а именно — иудаизм.[105]
В конце VIII в. Византия добивается от хазар существенной уступки в пользу хазарских христиан – христиане в Хазарии получают единую церковную организацию, распространившуюся на всю страну. Епископская кафедра в Доросе (в Крымской Готии) преобразуется в митрополию, руководившую семью епархиями. Происходит объединение хазарских христиан единой митрополией, в церковном отношении подчиненной Константинополю. Образование в Хазарии сильной церковной организации увеличивало влияние Византии в этой стране и открывало перспективу полной победы в ней христианской религии. Однако, если еще в первой половине VIII в. Византия являлась союзницей Хазарии против арабов, то во второй половине этого столетия ситуация изменилась.[106] В IX в. Готская метрополия, посредством которой Византия надеялась укрепить христианство в Хазарии и оказывать влияние на внутренние хазарские дела, в силу определенных политических обстоятельств (связанных с переходом Готии под власть Византии 842-856 гг.), была ликвидирована. Хазарское правительство провело репрессии против христиан, в первую очередь уничтожив их церковные организации, в которых оно видело опасное орудие в руках Византии. В 834 г., после возобновления дружественных отношений с Византией, хазары, тем не менее не позволили соорудить в Саркеле (западные пределы владений каганата – крепость на Нижнем Дону) христианский храм.[107] Во второй половине IХ в. в качестве государственной религии Хазарии выступает иудейская религия. В X в. по сообщению Масуди (956 г.) в Хазарском каганате прослеживается обстановка веротерпимости, характерная для ряда других государственных образований этого периода (Сарир, Зирихгеран, Хайдак). Он пишет: “...В столице хазарского царства существует обычай, по которому у них полагается семь судей: два для мусульман, два для хазар, руководствующиеся книгою Тора, два для христиан, постанавливающие решения согласно с Евангелием и один для славян, руссов и прочих язычников, судящий по языческим законам”.[108] В этот период (первая половина X в.) Хазария быстро идет к упадку. Одновременно на международной арене идет возростание политического значения Алании, правители которой развили ярко выраженную антихазарскую деятельность. Значительную роль в этом сыграла Византия, переживавшая в этот период политический подъем и видевшая в Алании сильного союзника в борьбе против хазар.
К 30-40-м годам X в. относится сообщение Масуди о союзе между Сариром и аланами, скрепленном брачными связями и войне Сарира против хазар: “... Царь (Сарира) усердно и с успехом воюет с хазарами, так как этот народ живет на равнине, а сам он в горах. ...Царство аланов граничит с царством Сарир. В настоящее время между царем аланов и Сахиб-ас-Сариром заключен договор и они взаимно отдали друг за друга сестер. ...Цари аланов приняли христианство.”[109]
Несомненно, христианство в Хазарии не исчезло без следа. Часть населения приобщившегося к новой религии продолжает его исповедовать. Однако на фоне сложившихся политических отношений Сарира и Хазарии трудно рассматривать последний, как как один из очагов распространения христианства в горные районы Дагестана.
Христианство в Алании. С X в. прослеживаются тесные контакты Сарира с Аланией. В период Х-ХIII вв. Алания по определению А.В. Гадло представляет собой такое же политическое образование как Сарир, полностью соответствовавшее всем признакам раннесредневековой монархии.[110] Ал-Масуди относит принятие христианства царями Алании к VII в., однако широкая христианизация алан началась только в первой половине Х в. В начале 20-х годов Х в. принимает христианство царь Алании, и вместе с ним в новую веру обращаются главы отдельных племенных и территориальных групп.[111]
В начале Х в. возрастает политическое значение Алании. Письменные источники говорят о присущей Алании Х-ХI вв. ярко выраженной антихазарской деятельности. Значительную роль в этом играла Византия, которая видела в Алании сильного союзника.[112] В этот период тесные политические связи Сарира с Аланией усиливаются отмечают как арабские, так и местные источники. Как сообщает ал-Масуди (943 г.), между правителями “царем алланов и Сахиб-ас-Сариром заключен договор, и они взаимно отдали друг за друга сестер”.[113] Сведения Масуди о династических связях между христианскими правителями Сарира и Алании, выступают как усиление союза двух крупных политических образований Северо-Восточного Кавказа, заключенных против хазарского владычества. В этой связи не лишено значения замечание Масуди о том, что в мире с царством алан живут христианское владение Гумик, расположенное в бассейне Казикумухского Койсу, с которыми граничил Сарир: “...Царство Гумик — жители его христиане. Они не подчинены царю, у них несколько вождей. Они в мире с царством алланов.”[114] В “Тарих Ширвана и ал-Баб” сообщается о том, что в 1032 г. “...сарирцы и аланы, заключив соглашение, совместно напали на Ширван”.[115]
В первой половине 80-х годов XII в. по указу императора Александра II Комнина (1180-1183 гг.) и акту патриаршего синода Аланская митрополия была слита с архиепископией Абхазии. Этот союз был возможен только как факт признания политического значения аланской церкви на только со стороны империи, но и со стороны соверена Абхазии — правительства Картли. [116]
Вместе с тем, на территории Алании разыгрывались конфликты между разными церковными административно-организационными системами и традициями. Грузинская церковь, входившая в состав Антиохийского патриархата вела пропаганду в восточных районах страны, в основном в верховьях Ассы, Аргуна и Сунджи, а так же в некоторых ущельях верховья Терека. Константинопольская патриархия, в состав которой входили кафедры Абхазии и Алании, действовала в западных районах, главным образом в верховьях Кубани. Соответственно, в обоих районах складывалась ориентация на разные культурно-религиозные школы и шло распространение разных письменных культур. В районах, лежащих к востоку от Терека, включая территорию современной Ингушетии, Чечни и вплоть до горного Дагестана (Авария) распространялся грузинский язык и проходила работа по приспособлению восточнокавказских языков к грузинской графике. В районах лежащих к западу от Терека, распространялся греческий язык и имелись попытки приспособить к греческой графике алано-иранский язык и его диалекты.
Таким образом, связанная в первую очередь с правящим слоем аланской политической общности христианская церковь, с одной стороны способствовала ее единению, ее общему просвещению, с другой — ее культурной дезинтеграции.[117] И, тем не менее, на этом фоне особенно значимы сообщения ал-Истахари и Ибн-Хаукаля о том, что “ ... в государство Византии (ар-Рум) входят области славян (ал-Сакалиба) и соседних с ними русов (ар-рус), Сарира ( ас-Сарира), алан (ал-Алан), армян и тех, кто исповедует христианство”.[118] В число христианских государств, являвшихся союзниками Византии, включены Алания наряду с Сариром.
Кризис, охвативший Аланию после первого столкновения с монголами, назревший уже на рубеже XII- XIII вв. сказался и на положении аланской церкви. Ее влияние в этот период резко ослабевает. Борьба аланов с монголами, продолжавшаяся практически на протяжении всего XIII в. не способствовала усилению централизации страны и укреплению церкви. К началу XIV в. за Аланской митрополией остается только центральная область Северного Кавказа и северные горные районы близкой к Западной Алании Абхазии.
§3 Проникновение христианства и его позиции в Сарире VI-XII вв.
В VI-XI вв. государство Сарир активный участник на политической арене Дагестана. Главной столицей Сарирской державы являлся Хунзах. В исторической литературе нет общепринятой терминологии формы правления и типа государственной власти. Правитель Сарира через особый военно-административный аппарат, состоявший из лиц, носивших титулы батриков (патрициев) и тарханов управлял своей страной и войском. Верховную власть государства Сарир характеризуют как наследственную монархию.[119]
По данным арабских письменных источников, христианами в Сарире в нач. Х в. были лишь царь и его свита. Местопребыванием христианских правителей Сарира называется крепость, которая стояла на вершине горы. Ибн Руста (903 г.) так сообщает о ней : “...Замок царя ...находится на вершине горы... и окружает его стена из камня. Обитатели замка все христиане, а остальные его жители кяфиры”.[120] На вершине этой горы, расположенной на Хунзахском плато, на горе Акаро археологами зафиксировано существование укрепления и христианского храма (Х-ХIV вв. )[121]
По сообщению ал-Истахри (930 г.) “...народ Серира — христиане” .[122] У Ибн Хаукаля (978 г.) имеется более определенная информация о государстве с центром в Хунзахе, отражающая перемены, произошедшие примерно к середине Х в.: “...Народ Серира — христиане. ...Между жителями Серира и мусульманами мир.”[123] Как видно из текста, уже все население обозначается христианским, а не только “обитатели замка”. Подтверждением тому служат археологические материалы Урадинского могильника, которые указывают на распространение христианства в VIII-X вв. среди рядовых жителей населения Сарира.[124] Не менее выразительны в информативном отношении христианские могильники близ сс. Урада, Тидиб, Хунзах, Галла, Тинди, Кванада, Ругуджа датируемые Д.М. Атаевым VIII- X вв. [125]
Очевидно, в середине — начале второй половины Х в. правящая верхушка сарирского общества и ее окружение, а также часть населения Хунзахского плато исповедует христианство. Судя по погребальному обряду Урадинского могильника, он принадлежал местному населению, приобщившегося к христианству, но еще сохранившего в своих обрядах элементы язычества. Несомненно, принятие христианства в этот период в малой степени изменило религиозный быт древнехунзахского общества — по прежнему сохраняется язычество. Можно скорее говорить о ситуации складывания двоеверия, в котором усматривается компромисс двух совершенно чуждых друг-другу религиозных исповеданий. У язычества уже не было будущего, а у христианства еще не было настоящего.
По поводу определения времени проникновения христианства в Сарир не существет четко принятой нижней хронологической точки . Как одно из предположений раннего проникновения христианства в Аварию, В.Ф. Минорский с ссылкой на армянского историка Товма Арцруни (900 г.), в числе народов обращенных в христианство в IV в. “Григорисом, сыном Варданеса” называет народ, соответствующий по его мнению, аварцам. [126]
На размышления о времени и путях проникновения христианских идей в Сарир исследователей наталкивали личные имена правителей Сарира, носивших христианское имя ирано-сирийского происхождения: в “Тарих ал-Баб” дважды — в X в. (292 г.х./903 г.) и XI в. (416 г.х./1025 г.) упомянуто имя владетеля Серира — “Бухт-йишо” (“Спас Иисус”). В.Ф. Минорский этот факт сопоставляет с деятельностью “сирийских отцов” в V-VI вв., полагая, что их влияние могло проникнуть в Аварию.[127] В таком случае проникновение христианской идеи в Серир могло произойти несомненно гораздо раннее IХ в.
На наш взгляд, это предположение, связанное с подвижничеством в Восточной Грузии “сирийских отцов” в VI в., является наиболее вероятным. Некоторые из них, Абибос Некресели, Давид Гареджели, Стефане Хирсели в этот период развивали свою деятельность именно на территории Эрети. [128] Еще во второй половина V в., в эпоху Вахтанга Горгасала отмечается непосредственное влияние Цукетского эриставства (епископства) на Хунзах.[129] Позднее, в начале царствования Арчила (40-50 гг. VIII в.), по сведениям того же источника, мтаваром Цукети был назначен Абухуасро, который одновременно являлся “...эриставом тушинов и хундзов и всех язычников этих гор”.[130] Таким образом, кроме собственно Цукети, владения Абухуасро включали территории, подчиненные ему как мтавару расположенные за Большим Кавказским хребтом, населенные аварцами.[131] Учитывая тот фактор, что процесс распространения христианства всегда предшествовал политическому проникновению грузинской экспансии, то на территории “хундзов”, с V в. по VIII в. находившаяся под влиянием Цукетского эристиавства, предполагается миссионерская деятельность епископств Эрети, в том числе и “сирийских отцов”.
Акцентируя внимание на раннем проникновении идей христианства в Сарир, В.Ф. Минорский обращается к преданию, которое приводит Ибн-Руста о Сарире: “Когда кто нибудь умрет из них, они кладут его на носилки, и выносят его на открытое место, где оставляют его на три дня на носилках. Затем жители города садятся на коней и облачаются в панцири и кольчуги. Они... со своими копьями устремляются на мертвое тело, лежащее на носилках. Они кружат вокруг носилок, направляя копья на тело, но не пронзая его... Я спросил их, зачем они так делают, и они ответили: “Был у нас один человек, он умер и был похоронен, а через три дня он закричал из своей могилы...”. И этот обычай существует у них уже 300 лет”.[132] В.Ф.Минорский приводит другой вариант этого предания, переданного автором Гардизи: “...он сказал: Душа покинула меня, и вы положили меня в могилу; пока я лежал в могиле, моя душа вернулась ко мне”. В.Ф. Минорский был склонен усматривать в этом предании отзвук предания о воскресении Христа.[133]
Предположение В.Ф. Минорского позволяет нам ориентировать нижний предел проникновения христианства на Хунзахское плато приблизительно к VI в., что хронологически вполне соотносится как с деятельностью “сирийских отцов” в Эрети, так и собственно епископств Эрети. Таким образом, появление христианства в Сарире связанное с Эрети вполне могло иметь место в ранний период существования Сарира: в VI — в начале VII вв.
В.М. Бейлис, размышляя по поводу христианских имен сарирских правителей, допускал предположение, что они могли вопринять христианство от миссионеров монофизитской Албанской церкви. Он напоминает о посольстве епископа Исраила в 685 г. к хазарскому кагану Алп-Илутверу, северному соседу Сарира.[134] Результаты миссионерской деятельности были впечатляющими, но все же, как это было отмечено, носили эпизодический характер. В середине VIII в. Хазария оставалась языческой, более того, в 737 г. хазарский каган был вынужден принять ислам.
Нельзя не учитывать и тот важный момент, что посольство Исраила, преследуя определенные политические цели Албании и Армении, проповедывало христианство монофизитского толка. В то время как Хунзах в V- VIII вв. находится под непосредственным влиянием Эрети, одной из провинций Картли, официальной религией которой была общегосударственная религия Картли — христианство диофизитского толка (православие), ставшее после раскола в 607-608 гг. с армянской церковью официальной религией Картлийского государства.
О бытовании христианства в VIII в. в Сарире косвенно могут указывать события 738-739 гг., когда после победоносной войны с хазарами арабский полководец Мерван вторгается вглубь территории Сарира и завоевывает его. После ожесточенных и длительных схваток Мерван заключает выгодные договоры с правителями Сарира, Тумана, Зирихгерана, Хамзина, Табасарана, Лакза, Филана и обязывает их вносить ежегодные подати .[135] По данным ал-Куфи, жители Сарира вынуждены были принять условия победителя — платить джизью в виде 1 тыс. рабов, 10 тыс. динаров и 500 мудд провизии. [136] Характерно, что Мерван не сменяет представителей местной власти, которые оказали ему сопротивление, не навязывает ислам силой оружия, а только заключает договоры на условиях, предъявляемых народам, сохраняющим свои религиозные представления.
В политике арабов в завоеванных землях немаловажное значение имело конфессиональное положение покоренного населения, относятся ли они к “людям Писания” (каковыми считались иудеи, христиане, зороастрйцы) или же это “кяфиры” (неверующие). К “людям Писания” ислам допускал веротерпимость, если они признавали себя поданными мусульманского государства и платили подать — джизью, которая представляла собой своего рода вознаграждение за проявленную веротерпимость и сохранение жизни этих иноверцев.[137] В 737 г. хазарам, которые были язычниками, победитель Мерван, в соответствии с мусульманской практикой предложил переход в ислам.[138]
После арабских нашествий Сарир длительный период ведет борьбу с появившимся в Дагестане аванпостом ислама – ал-Бабом (Дербентом). В главе “О правителях Баб ал-Абваба, Маската и пограничных областей, иначе называемых маракиз” повествуется о походах эмира ал-Баба – б.Хашима и трех его сыновей с 263 г.х./876 по 292 г.х./905 : “… сделал набег (газв) на Сарир и перебил много народу, захватил их имущество, полонил их женщин и детей и победоносно вернулся”, “… он повторил свой набег и опять вернулся с победой”.[139] В IX-X вв. Сарир подвергается нападению со стороны мусульманских владений, а сам он постоянный участник многих антимусульманских походов.
В середине IХ в. в состав христианского Сарира входит Кайтаг (в середине VIII в. одна из административно-территориальных единиц арабской провинции Арминийа). Показателен путь религиозных исканий кайтагского правителя Адзар-Нарсе. По сообщению Ибн-Русте он придерживался сразу трех религий: в пятницу он молился с мусульманами, по субботам с евреями, а по воскресеньям — с христианами. Он объяснял это желанием достигнуть истины всех религий, пытаясь решить, что же лучше: ислам арабов, иудаизм хазаров, или христианство, на котором остановились правители Сарира.[140] К началу X в. влияние хазар на Северо-Восточном Кавказе усливается, в результате чего Кайтаг входит в состав Хазарии.
С середины X в., при эмире Мансуре (399-425 гг.х/1003-1034 гг), Сарир начинает играть роль “третьей силы” в междоусобной борьбе между ал-Бабом и Ширваном. Эмиру Мансуру помимо долгой борьбы с Ширваном, приходилось отражать набеги с севера — аланов, сарирцев, русов. Желая заручиться поддержкой владетеля Сарира, он женится на его дочери. Известно о двух набегах в этот период на ал-Баб: о походах русов в 642 г.х./1030 и о набеге аланов и сарирцев в 423 г.х./1032. Агрессорами, у которых народ ал-Баба отобрал обратно награбленную военную добычу, названы русы. На следующий год русы и аланы возвращаются с целью мести. Вероятен сговор всех антимусульманских групп. Но тот факт, что сарирцы не упоминаются, показывает, что Мансуру удалось их нейтрализовать их своим браком. К 1068 г. ал-Баб окончательно утрачивает характер аванпоста ислама против “неверных”, поскольку борющиеся за власть стороны периодически обращаются за поддержкой к “неверным” – Сариру, Хайдаку.[141]
В Х-ХI вв. по материалам “Истории Ширвана и Дербенда” христианский Сарир начинает выделяться в политической жизни восточного Кавказа: он активно вмешивается во внутреннюю жизнь Дербенда, Ширвана, Газикумуха, соседних сельских обществ, заключает соглашения с другими кавказскими владениями, его правитель вступает в родственные связи со многими правителями Кавказа.[142] Важным моментом для Х в. в истории государства Сарир с центром в Хунзахе являлось изменение соотношения сил между ним и мусульманскими эмиратами Восточного Кавказа — Дербентским и Ширванским. Если в IХ в. Сарир, подвергался нападениям со стороны Дербента и Ширвана — носителей исламской идеи на Восточном Кавказе, то в Х в. христианский Сарир возглавляет борьбу против исламской экспансии, объединяет вокруг себя многие земли, совершает походы в названные эмираты.
В IX- X вв. в государство Сарир пребывает в союзе христианских государств, сплоченных вокруг мощной христианской державы своего времени — Византийской империи.
http://krotov.info/history/10/3/avar_01.htm
-
- Сообщения: 3764
- Зарегистрирован: 07 мар 2015, 02:26
- Награды: 1
- Откуда: Грузия, Очамчири
- Благодарил (а): 532 раза
- Поблагодарили: 377 раз
- Пол:
Re: Отношение Грузии с соседними народами
Свет христианства из Грузии. Область Двалетия ( из книги "Христианство на Северном Кавказе")
Наряду с Абхазией и Лазикой ближайшим христианским соседом народов Северного Кавказа была Грузия. Выше мы касались христианизации Грузии, произошедшей уже в IV в., после чего Грузия, как и Армения, стала оплотом православия на Востоке. Более того, в некоторых средневековых источниках Грузия получает название "Георгия" - страна св. Георгия (1, с. 222-228). По сведениям (очевидно, легендарным) Платона Иоссели-ани, просветительница Грузии св. Нина приходилась родственницей Георгию, сооружала в его честь храмы, и Грузия избрала его своим покровителем (2, с. 15, прим. 19).
Уже в V в. в Грузии появляются первые христианские храмы базиликальной композиции, например, Болнисский Сион 478-493 гг. (3, с. 92-95, рис. 13-14; 4, с. 7, 140), с VI в. начинается строительство центрально-купольных храмов, блестящим образцом которых является Джвари у г. Мцхета. В последующую эпоху грузинские зодчие создали целый ряд архитектурных шедевров с декоративной резьбой по камню на фасадах и монументальной фресковой живописью внутри храмов (5). Греко-византийское влияние на развитие грузинской церковной архитектуры, особенно на раннем этапе, признано специалистами (6, 7), но в дальнейшем основой ее является самобытное творчество грузинских зодчих и художников. Высокий уровень грузинской христианской культуры средневековья не вызывает сомнений. Грузинская восточная церковь стала автокефальной, с собственным католикосом во второй половине V в. при царе Вахтанге Горгосале (8, с. 24).
Грузия всегда имела политические интересы на Северном Кавказе. В первую очередь они адресовались аланским племенным объединениям, затем государственности. Северокавказские народы с первых веков н. э. поставляли в Грузию военные контингенты, высшая знать Картли вступала в браки с военно-родовой аристократией сармато-алан, и это отразилось в ономастиконе картлийской знати (9, с. 471-472). Эти активные связи между Картли и Северным Кавказом сохранялись до татаро-монгольского нашествия XIII в. и были плодотворными. Безусловно, высокая культура феодальной Грузии оказывала влияние на соседние северные народы, и этой проблеме, в том числе и в политическом аспекте, посвящен ряд специальных исследований. Рассматривать их не входит в нашу задачу. Отметим только, что в историографии существует тенденция преувеличения роли и значения грузинского влияния на Северный Кавказ. Ярким образцом подобных панегирических сочинений могут быть монографии Д. К. Степнадзе (10) и 3. Ш. Дидебулидзе (11). Так, Д. К. Степнадзе безоговорочно заявляет о распространении политического влияния Грузии на весь Кавказ в XII в. и пишет, что распространение христианства в Адыгее и на всем Северном Кавказе "было одной из государственных задач внешней политики грузинского царства" (10, с. 141).
В книге 3. Ш. Дидебулидзе находим императивные утверждения о якобы равной роли Византии и Грузии в процессе христианизации Северного Кавказа, "с переменным успехом для каждой из них", причем с XI в. "инициатива прочно переходит в руки грузинского государства", христианское влияние из Грузии на Северный Кавказ "было всегда весьма ощутимо и значительно" (11, с. 42). Не анализируя источники и игнорируя успехи византийских миссий на Северный Кавказ, 3. Ш. Дидебулидзе пишет о христианизации Грузией Алании и страны вайнахов как о следствии политического подчинения Центрального Предкавказья, которое "избрали правители Грузии" (11, с. 100). Изложенные взгляды 3. Ш. Дидебулидзе вписываются в концепцию грузино-северокавказских отношений в Х-ХП вв., выработанную предшествующей грузинской историографией при активном участии акад. Н. А. Бердзенишвили (12, с. 37). Насколько научна и приемлема данная концепция?
Грузинские письменные источники предоставляют нам интересную информацию о попытках правителей Грузии насадить христианство у кавказских горцев. Первые попытки относятся к IV в. и связаны с именем св. Нины (Нино). "Просветительница Грузии" направилась к горцам, не желавшим креститься, с эриставом и царским войском. В хронике "Мокцевай Картлисай" сказано: "и эристав пустил немного в ход оружие, и они со страху выдали на сокрушение своих идолов" (13, с. 23). Но этим дело не кончилось. Следует полагать, что после ухода грузинских миссионеров языческие капища были восстановлены. Как свидетельствует "Картлис цховреба", сын царя Мириана, организовавшего первый поход в горы, Бакар "обратил в христианство большинство кавкасианов, обращение которых не удалось его отцу" (9, с. 130). Как отмечает Г. А. Меликишвили, государственная власть Картли не переставала стремиться к этой цели, но обращение горцев было очень длительным процессом. "В грузинских летописях даже при описании событий царствования Лаша (XIII в.) проскальзывает жалоба на язычество горцев" (пховцев; 9, с. 130). Можно полагать,. Что так было не только у пховцев, но и во многих других горских обществах.
Как ни отрывочны приведенные данные, они позволяют прийти к двум важным заключениям: 1) о массовом внедрении христианства на равнинно-предгорную зону Предкавказья и в Аланию со стороны Грузии говорить оснований нет; 2) грузинское миссионерство затронуло лишь некоторые горные районы, прилегающие к Картли. Подтверждают ли эти выводы археологические материалы, которые известны сейчас науке?
В рецензии на упоминавшуюся книгу 3. Ш. Дидебулидзе я изложил свой взгляд на проблему грузинского христианства на Северном Кавказе (14, с. 96-98). Выделены на основании комплекса разнородных источников три ограниченных ареала сильного грузинского влияния в зоне высокогорья на северной границе Картли: Двалетия, Дзурдзукетия и Дидо. В литературе эти дефиниции возражений не встретили, и нет причин не изложить их вновь.
Область Двалетия
Расположена в верхнем течении р. Ардон. Б. А. Калоев называет ее Центральной Осетией и включает в ее пределы Мамисонское ущелье, Зарамагскую котловину, Нарскую котловину с ее ответвлениями, Закинское и Трусовское ущелья и Кобинскую котловину близ Военно-Грузинской дороги (15, с. 52). Историко-географическое районирование Северной Осетии, к сожалению, детально не разработано, но вряд ли есть смысл заменять исторически сложившиеся названия на современно-искусственные типа "Центральная Осетия". Более того, в определении Б. А. Калоева ареал Двалетии, в осетинском соответствующий понятию Туалгом, чрезмерно расширен в восточном направлении до с. Коби, тяготеющего к восточно-осетинской области Тагаурия. В то же время Б. А. Калоевым в область Двалетия не включен высокогорный район Магран-Двалети на южном склоне Кавказского хребта между ним и верховьями Большой Лиахви.
Естественно, что уже в силу своего географического положения на границе с Грузией область Двалетия издавна была с нею тесно связана. Не будем останавливаться на спорном вопросе об этнической принадлежности и происхождении двалов, ибо это не входит в наши задачи. В рассматриваемое здесь время население области Двалетия можно рассматривать как осетинское или преимущественно осетинское, сложившееся в результате инкорпорирования аборигенных двалов алано-асами (овсами). Особое значение Двалетии и для севера, и для юга Кавказа состоит в том, что она исключительно выгодно лежит на пересечении двух путей через перевалы: путь через Рокский перевал (2992 м) выводит в Шида Картли - Внутреннюю Грузию, путь через Мамисонский перевал (2851 м) ведет в Западную Грузию, следовательно, к черноморским портам. Ключ к указанным путям "хранится" в центре Двалетии в Нижнем Зарамаге: это неприступный Зарамагский утес с остатками древней крепости на нем. Отсюда аланы-осы могли предпринимать (и предпринимали) набеги на Грузию, причем сразу по двум стратегическим направлениямю В грузии это понимали. Опасность с севера было необходимо локализовать, и согласно грузинской хронике, при Хосрове Ануширване (VI в.) персы "вошли в Кавказск горы и построили для себя врата Осетии, а именно: одни большие врата самой Осетии, двое ворот в Двалии и одни врата - в Парачване Дурдзукском, поставили тамошних горцев в качестве пограничной охраны" ( с. 706, прим. 3). Сведения достоверны - в Касарской теснине (в 4 км низ Зарамагского утеса) в 1986 г. нами обследован оборонительный компла с мощной заградительной стеной.
В то же время высокогорные Сванетия и Двалетия для грузинских правителей и феодалов служили надежными убежищами в случае внешней опасности. Сюда же, особенно в Сванетию, укрывали церковные ценности и реликвии. Политическая надежность Двалетии для Грузии была очень важна, и эта цель достигалась прежде всего через приобщение населения Двалетии к христианству.
История христианизации Двалетии подробно рассмотрена В. Н. Гамрекели (17, с. 70-99). Автор справедливо пишет о том, что "ближайшим рассадником христианства, ближайшим центром христианской культуры для высокогорной зоны Центрального Кавказа являлась Картли: отсюда идут миссионеры, отсюда исходит пропаганда христианства и соответствующие государственные мероприятия" и что "участие в христианизации Двалетии других, помимо грузинских, христиано-церковных центров исключено", что горные общества упорно сопротивлялись распространению новой религии (17, с. 71). В. Н. Гамрекели намечены хронологические этапы продвижения христианства к горцам. Для нашей темы важным событием было учреждение при царе Вахтанге Горгасале Никозской епископии и строительство здесь церкви VI в. Никози находилась у выхода Большой Лиахви из гор на равнину, в районе нынешнего города Цхинвали. Никозская eпископия возникла на границе с Двалетией, и отсюда, по В. Н. Гамрекели, в том же VI в. и согласно Давиду Гареджели, ученики последнего "пошли как овцы меж волков и некоторые из них пошли к пределам Кахетии, а другие в горные места к жителям Двалетии" (17, с. 77). Житие Давида Гареджели, по признанию самого В. Н. Гамрекели, вызывает некоторые сомнения в достоверности. Тем не менее Гамрекели считает возможным "твердо говорить о xристианстве в Двалетии" с VI в. (17, с. 79). Мне кажется, что подобная да источниками не обоснована, археологически не подтверждена и представляет искусственную архаизацию процесса. Ссылки В. Н. Гамрекели на строиельство в VI в. Джвари близ Мцхеты и Атенского Сиона к христианизации двалов не имеют отношения.
Реально наблюдение В. Н. Гамрекели об оживлении религиозной пр паганды Никозской епархии с X в. Минуя императивные утвержденю интуитивные построения грузинского ученого, обратимся к материальным остаткам, не вызывающим никаких сомнений. Имеем в виду грузинские архитектурные памятники Двалетии.
Зругский храм "Хозита-Майрам"
В научной литературе известен дг но (2, с. 33; 18, с. 52), но квалифицированно исследован и опубликова начале 50-х годов грузинскими специалистами. Расположен в глубине Зругского ущелья близ покинутого осетинского селения Хозитикау, на высоте 2122 м над уровнем моря. Здание сохранилось плохо, его остатки постоянно подмываются р. Зругдон и обрушиваются. План здания по руинам восстановил В. О. Долидзе (19, с. 119-126). Храм представляет однонефное здание в виде четырехугольника с вписанной в восточную стену апсидой. По сторонам апсиды небольшие пастофории в два этажа, освещенные как и апсиды узкими щелевидными окнами. Переход от полукружия апсиды к наосу осуществлен при помощи трехступенчатого заплечья. Аналогичные трехступенчатые пилястры делят интерьер на две равные части, в углах западной стены находятся такие же трехступенчатые выступы. Заплечья, пилястры и выступы несли арки, поддержавшие цилиндрический свод и двухскатную кровлю. Арки были переброшены и вдоль продольных стен. Единственный входной проем сделан в западной части южной стены - деталь, довольно типичная для грузинских церквей средневековья. Длина здания 13,30 м, ширина - 7,80 м, высота достигала 8,20-8,60 м, по данным 1934 г. Кладка стен состоит из двух панцирей, сложенных из туфовых квадров "ширими" охристого цвета и бутобетонного заполнения между панцирями. По словам В. О. Долидзе, "это обычная техника возведения грузинских культовых сооружений" (19, с. 121). Экстерьер храма украшен резными наличниками и архивольтами окон и входа. Нет сомнений, что Зругский храм строил опытный зодчий и мастера не местного происхождения.
В интерьере храм был оштукатурен и покрыт фресками, фактически уже исчезнувшими. Их остатки описаны А. И. Вольской (20, с. 393-398). По ее наблюдениям, живопись размещалась в двух ярусах; верхний ярус апсиды содержал фигуры апостолов, нижний - фигуры святителей с Евангелием в руках. На других стенах прослежены сюжетные сцены: "Встреча Марии с Елизаветой", "Распятие", "Жены-мироносицы у гроба", "Чудо св. Евстафия". Дата фресковых росписей, по А. И. Вольской, - вторая половина XII в. (20, с. 397), тогда как строительство храма В. О. Долидзе относит к первому десятилетию XI в. (19, с. 126). Исторически это время активной христианизаторской деятельности грузинского католикоса Мелхиседека I.
Площадь храма составляет 60,2 кв. м, и это указывает на обслуживание небольшого прихода. Но в XI-XII вв. он, очевидно, играл важную роль в связях Грузии с Двалетией, тем более, что Зругский приход находился на пути к местному перевалу Дзедо. Южнее храма просматриваются руины построек и, очевидно, христианское кладбище, судя по большим и плоским отесанным плитам. К сожалению, археологически ни эти объекты, ни храм до сих пор не исследованы, одна из причин чего - труднодоступность "Хозита-Майрам".
Храм в Тли
Селение Тли расположено в Мамисонском ущелье на правом берегу р. Мамисондон, на пути к Мамисонскому перевалу. Руины древнего храма открыты в 1946 г. архитектором В. Лакисовым, сделавшим неточные обмеры и план. В 1953 г. храм был обследован и опубликова В. О. Долидзе (21, с. 767-773), после чего памятник стал известен, а материал О. Долидзе стал основным источником информации о храме, ибоархеологическому исследованию он не подвергался по тем же причинам что и "Хозита-Майрам". Кроме того, храм Тли кратко рассматривался В. А. Кузнецовым (22, с. 166-167), Г. Г. Гамбашидзе (23, с. 4) и В. Н. Гамрекели (17, с. 85). Храм в Тли представляет однонефный зал с полуциркульной апсидой, не выделенной снаружи и вписанной в толщу восточной стены. По обе стороны апсиды - глубокие ниши, переход от апсиды к продольным стенам осуществлен при помощи двухступенчатого заплечья, интерьер парой двухступенчатых пилястр разделен на два равных компартимента. Еще две пилястры находятся в углах западной стены. На пилястрах и угловых полупилястрах держались подпружные арки, несшие свод. Единственный вход находится в западной части южной стены, оформление его резным профилированным архивольтом аналогично такому же проему в "Хозита-Майрам". Размеры здания в интерьере 10,80x6 м. Стены сложены из двух панцирей с бутобетонным заполнением между ними, панцирная кладка из квадров и плит известкового туфа. На остатках стен с внутренней стороны сохранились участки штукатурки, на которую, очевидно, были нанесены фрески, ныне погибшие.
Селение Нар
Расположено в Наро-Мамисонской котловине на левом берегу р. Нардон - на родине великого осетинского поэта К. Л. X тагурова. От селения начинается тропа, ведущая по ущелью р. Зругдон к храму "Хозита-Майрам" (5-6 км, пройдена нами дважды). На юго-восточной окраине селения находится полуразрушенное и явно старинное святилище "Нары дзуар". Святилище впервые обследовано В. Лакисовым в 1946 г., сделавшим рисунок западной стены с тремя резными камнями и подписью "Монастырь в сел. Нар". Какая-то неясная (возможно фольклорного происхождения) связь с монастырем подтверждается надписью на камне на русском языке, где упоминается "Нарское монастырское" и имеется дата - 1825 г., а также упоминается Закинский приход, Последний действительно существовал в XVIII-начале XIX в. и входил Никозскую епархию грузинской церкви, упраздненную в 1811 г. (Ъ с. 61, 124, 162; 22, с. 167, прим. 28). Версия о монастыре в Наре недоказуема, гораздо вероятнее допускать наличие здесь остатков древней церкви. В донесении протопопа Иоанна Болгарского епископу астраханскому и ставропольскому Антонию от 18 июля 1780 г. сказано, что "в Нарском (уезде. - В. К.) близ деревни Истыр Нара (осет. "Большой Нар". - В. К) видны развалины церковные" (24, с. 169). О развалинах древнего христианского храма в Наре знал и писал Б. А. Алборов (25, с. 243). Эволюция же древнего христианского храма, особенно руинированного, в осетинское языческое святилище - распространенное явление в горах Северной Осетии.
Заинтересовавшись изложенными выше материалами, мы в октябре 1973 г. обследовали "Нары дзуар". Результаты обследования опубликованы (22, с. 168-169). Существование в Наре древней церкви подтверждалось наличием в кладке "Нары дзуара" не только двух разных техник кладки (древней и поздней), но и наличием в стенах дзуара нескольких туфовых блоков с резным орнаментом, сходным с резьбой в "Хозита-Майрам". Архитектор А. Ф. Гольдштейн заметил, что "по всему Северному Кавказу нет ни одной постройки из туфа, которая была бы возведена местными строителями..., в Грузии тоже из желтого отесанного камня возведены именно храмы" (26, с. 298-299). А. Ф. Гольдштейн прав, и можно быть уверенным в том, что резные туфовые блоки в кладке стен "Нары дзуара" попали туда во вторичном употреблении из разрушенного грузинского храма типа "Хозита-Майрам" и Тли, датируемого тем же временем - XI в. Несомненно, наши предположения могут быть подтверждены только широкими археологическими раскопками в будущем.
В 1974 г. грузинские памятники Двалетии-Туалгома были нами показаны экспедиции Института истории, археологии и этнографии им. И. А. Джавахишвили АН ГССР во главе с Г. Г. Гамбашидзе. Были показаны и остатки "Нары дзуара". Грузинский археолог согласился с нашими выводами о существовании здесь разрушенного грузинского храма XI в., но почему-то приписал его св. Георгию (23, с. 4-5; 27, с. 15; 28, с. 76-77). Но главное, конечно, не в этом, а в признании факта храма грузинского происхождения в Наре - наряду с Зарамагом это был наиболее крупный населенный пункт Наро-Мамисонской котловины. Нар занимает скалистый мыс при слиянии Зругдона и Нардона, а подобное местоположение характерно для раннесредневековых так называемых "мысовых" городищ. В 1973-1974 гг. в ходе осмотра Нарского мыса на осыпях и в почвенных обнажениях нами была собрана небольшая серия обломков средневековой керамики серого и коричневого цвета, и это указывает на наличие здесь поселения домонгольского времени.
Регах
Руины христианского храма в с. Регах в боковом (восточном) ответвлении Закинского ущелья Фаллагком, на высоте более 2000 м открыты автором этих строк и В. X. Тменовым летом 1973 г. Из Нара к Регаху по горной возвышенности идет тропа, расстояние 4-5 км. Храм превращен в осетинское святилище "Хуыцауы аргъуан" (осет. "Церковь Бога". - В. К.). Несмотря на следы поздних переделок храм опознается с первого взгляда, ибо стены уцелели на достаточную высоту и сохранили план здания. Оно небольшое, 7,50x5,50 м, с вписанной в толщу восточной стены апсидой и традиционным входом в западной части южной стены. В апсиде прослеживается оконный проем шириной 0,75 м, но заложенный, по сторонам окна три ниши. Еще два заложенных окна в продольных стенах. Интерьер расчленен на две части пилястрами, очевидно, несшим арку свода. Алтарь был приподнят на 15 см над уровнем пола наоса при помощи вертикально поставленных в ряд песчаниковых плит. Наконец, отметим, что кладка здания из сланцевых черно-серых плит с применением желтых туфовых блоков в углах и откосах окон, но резных блоков нет. Нет и следов оштукатуривания и фресковых росписей.
В своей монографии о зодчестве я посчитал датировку церкви неясной и поэтому не включил данный памятник в восточную группу (22 с. 170, прим. 31). Сейчас я склонен присоединиться к Г. Г. Гамбашидзе, отнесшему "Хуыцауы аргъуан" Регаха к "зрелому" средневековью XI-XIII вв. (23, с. 6). Сооружение небольшой и скромной церкви в и труднодоступном Регахе информирует нас о глубине грузинского христианского влияния на Двалетию в домонгольское время. Сказанное подтверждается бесспорной грузинской топонимикой Наро-Мамисонской котловины (напр., Калаки и Гори; 17, с. 96; 29, с. 63), плитами с грузинскими надписями из кладки святилища "Дзлесы дзуар" в с. Калаки, выполнеными письмом асомтаврули и
нусхури и датируемые Г. Г. Гамбашидзе XIII-XIV вв. (23, с. 6), В. Н. Гамрекели -XVI в. (30, с. 91-98), а также обнаружением в Зарамаге грузинской псалтыри, относимой грузинскими учеными к XIII в., но попавшей в Двалетию, по Г. С. Ахвледиани, в начале XVII в. (31, с. 160-167). Существенно и то, что в Двалетии-Туалгоме почтинет традиционных для горной Осетии склепов, но наличествуют грунтовые христианские захоронения в каменных ящиках и с христиане" каменными крестами - надгробиями. В качестве примера укажем их в Калаки и Лисри. Но эти кладбища с крестами производят впечатление позднесредневековых - вплоть до XVIII в. Можно думать, что грузинское христианство в центральном районе Двалетии оказалось стойким и просуществовало до присоединения Осетии к России в конце XVIII в., поддерживалось из Тифлиса Обществом восстановления православного христианства на Кавказе.
Нузальская церковь
Селение Нузал находится в глубине Алагирского ущелья, на левом берегу р. Ардон. О Нузальской церкви и ее фресках в XVIII в. упоминает Вахушти. В 1780 г. протопоп Иоанн Болгарский в донесении епископу астраханскому и ставропольскому Антонию сообщает о церквах Осетии: "в деревне Нузал - целая ж, в которой видно отчасти стенное изображение святых великомучеников Георгия и Федора Тирона и архистратига Михаила, в чие имя - неизвестно" (24, с. 169).
В дальнейшем церковь в с. Нузал неоднократно упоминалась в кавказоведческой литературе, как и ее фрески и надписи. Не касаясь этих упоминаний, отметим только, что Г. А. Кокиев поставил архитектурный облик Нузальской церкви в связь со склеповыми сооружениями Осетии, но после этого пришел к неожиданному выводу: "культура древних каменных церквей в горную Осетию вышла из Грузии" (32, с. 57). О Нузальской церкви этого не скажешь. Но о том же позже писал Л. П. Семенов: Нузальская церковь - "памятник грузинского церковного зодчества" (18, с.108). Впоследствии внимание исследователей переключилось на проблему мужа грузинской царицы Тамары Давида Сослана, якобы погребенного под полом церкви (33) и так называемую Нузальскую стихоэпитафию (34, с. 50-54; 35, с. 48-60 и др.). Не будем подробно останавливаться на описании Нузальской церкви и ее фресок, так как это сделано в ряде моих публикаций (22, с. 129-151; 36, с. 18-19; 37, с. 50-104). Отметим, что здание очень небольшое (5,50x3,30 м в экстерьере), для церкви ориентировано необычно почти по линии север-юг, имеет вход в южной стене и три шелевид-ных окна в остальных стенах. Стены на высоте 2-х метров плавно переходят в ложный свод путем напуска камней. В алтарной части в свод вмонтирован голосник - крупный глиняный сосуд, вполне типичный для XIII-XIV вв. В целом же архитектурный облик часовни с выступающими сланцевыми полочками на скатах свода настолько идентичен архитектуре осетинских наземных склепов, что чисто местный характер этого сооружения не вызывает сомнений. Грузинская архитектура к Нузальской церкви не имеет отношения.
Уникальность памятника заключается в его фресковых росписях и надписях на грузинском языке. Фрески Нузала также рассмотрены нами. Алтарная часть вертикальной чертой-разгранкой отделена от остального помещения, а горизонтальной разделена на верхний и нижний ярусы. Благодаря, вероятно, тому, что здание сохранилось, уцелели и фрески, доступные изучению. В верхнем ярусе живописи алтаря помещена центральная сцена - Деисус с Христом Пантократором в центре и греческой монограммой 1C ХС. Слева от Христа помещена Мария Богоматерь также с греческой монограммой МР EY, справа стоит Иоанн Предтеча, что засвидетельствовано на этот раз грузинской надписью "Цминда Иоане" - святой Иоанн. Рядом с Предтечей помещен архангел Гавриил, рядом с Богоматерью - архангел Михаил в роскошном красном одеянии. На продольных стенах в верхнем ярусе помещены святые конные воины Георгий (Уас-тырджи. - осет.) и Евстафий, стреляющий из лука в двух оленей.
В нижнем ярусе живописи алтарной части помещены четыре фигуры первосвятителей с грузинскими обозначениями имен: Романоз, Василий, Сокур. На восточной стене в нижнем ярусе вся штукатурка явно намеренно сбита и что было здесь, мы достоверно не знаем. Вероятнее всего, этот участок восточной стены занимал текст упомянутой стихоэпитафии "Нас было девять братьев" (38, с. 78-80). На западной стене в нижнем ярусе помещены фигуры пяти светских лиц, одетых в осетинскую национальную одежду, человек в центре держит на руках ребенка. Правее каждой фигуры написаны по-грузински имена, среди них чисто осетинское имя Сослан. Можно достаточно уверенно считать, что это местные ктиторы - заказчики и владельцы Нузала и его церкви. Изображения ктиторов особенно ценны как этнографически точный документ по истории одежды средневековых осетин, но серьезного внимания этнографов пока не привлекли.
Настоящим открытием (29, с. 163) стало выявление имени художника, расписывавшего Нузальскую церковь. Его автограф грузинской скорописью "мхедрули" был обнаружен после очистки фресок от грязи и солей в 1973 г. Автограф помещен ниже лошади св. Евстафия и по моей просьбе (по кальке) прочитан тбилисским эпиграфистом Т. В. Барнавели как "Кола Тлиев" (37, с. 72), но русифицированная форма фамилии вызывала сомние, и я через Г. Д. Тогошвили обратился к палеографу В. Силогава. В его чтении надпись содержит осетинскую фамильную номинацию "Bола Тлиаг" (38, с. 73). Это чтение мы принимаем. Вола Тлиаг - это Вола Тлийский, Вола из Тли. Речь может идти только о Тли в Мамисонском ущелье, где находятся руины грузинского храма XI в., другого Тли в Северной Осетии нет. В таком случае в лице Вола Тлиага мы имеем первого профессионального художника осетинской национальности, но прошедшего профессиональную подготовку в Грузии: росписи Нузальской церкви в основе своей обнаруживают грузинское происхождение (38, с. 69-72).
Несоответствие архитектурных неканонических форм и строительной техники здания прекрасным фресковым росписям в интерьере бросается в глаза, как и чрезвычайно интимный характер внутреннего помещения, вмещающего всего 10-15 человек. Очевидно, что это не приходская церковь, подобно храмам Зруга и Тли. Типологическое родство с осетинскими склепами и мужское погребение в каменном ящике под полом привели меня к предположению о том, что данное погребение скорее всего могло принадлежать только лицу весьма высокого социального положения. Это лицо было настолько значительно, что местные ктиторы (вероятно, члены того же рода) для его погребения построили специальный мавзолей в духе народных строительных традиций, интерьер по их заказу был расписан живописцем Тлиагом, происходившим из Двалетии и прекрасно знавшим местны нравы и обычаи, мавзолей превратился в надгробную часовню-меморий, где совершались службы памяти покойного. Поскольку дата Нузальской фресок определена как конец XIII - начало XIV в. (38, с. 75), это не может быть мавзолей Давида Сослана, как считали Е. Г. Пчелина и Т. Б. Мамукаев. С учетом указанной хронологии это скорее всего мавзолей-меморий легендарного, но реального исторического лица, известного нам не по имени,а по титулу "Ос-Багатар". Он проходит в некоторых грузинских источниках и в Нузальской стихоэпитафии "Нас было девять братьев" и, согласно исследованию В. Н. Гамрекели, умер в 1304-1306 гг. - в самом началеXIV в. (39, с. 196). Даты сооружения Нузальской церкви-мемория и смерти народного героя, выходца из крупного феодального рода Царазонта, совпадают, и это подтверждает нашу версию.
Анализ Нузальской церкви и ее фресок свидетельствует о включении Нузала в ареал активного грузинского влияния и связи алано-осских феодальных кругов с христианской культурой Грузии. Кажется, у нас нет оснований сомневаться в том, что эти феодальные (может быть не только они) круги были крещены и вовлечены в лоно грузинской церкви в период с XI по XIV в. Не исключено также, что район Нузала входит в исторические пределы Двалетии. В этом плане показательно, что севернее Нузала явно грузинских археологических памятников нет.
Святилище Реком
Находится в верхней части Цейского ущелья (юго-западное ответвление Алагирского ущелья) на высоте 1946 м над уровнем моря, в 3 км от осетинского селения Верхний Цей. Поляна "Рекомы фаз", где стоит святилище, расположена в живописной лесистой местностии сл сверкающими на солнце ледяными вершинами Адай-хох и Уилпата на горизонте, ледниками Цейскими и Сказским недалеко от "Рекомы фаз", Особая уникальность святилища Реком в архитектурно-строительном отношении заключается в том, что Реком построен не из традиционного камня, а из дерева. В Осетии это лучший памятник деревянного зодчества, ныне почти исчезнувшего. Посвященный св. Георгию - Уастырджи, Реком является одним из наиболее почитаемых и популярных святилищ Северной Осетии и имеет свои "филиалы" (но каменные) не только на севере, но и на юге Осетии (40, с. 157). Значение Рекома в общественной жизни осетин запечатлелось в его упоминании в осетинском нартском эпосе (41, с. 336).
Наиболее ранние сведения о Рекоме относятся к концу XVIII в. Уже упоминавшийся выше протопоп Иоанн Болгарский в донесении от 18 июля 1780 г. писал: "В Чей во имя святые Троицы деревянная церковь построена из красного дерева, называемого негниющего. В сей церкви есть стенное писание и несколько образов, у которых видны подписи грузинскими литерами" (24, с. 170). "Стенное писание" не следует понимать как указание на наличие росписи в технике фрески: интерьер Рекома не был оштукатурен. Видимо, И. Болгарский имел в виду иконостас, который действительно в Рекоме был. Впоследствии о Рекоме писали или упоминали многие авторы XIX-XX вв., побывавшие в горах Северной Осетии. Не перечисляя их всех, отметим, что большую и достоверную ценность представляет описание В. С. Толстого 1847 г., видевшего внутри Рекома медную купель для крещения, пустой киот, колокола (один из них с грузинской надписью именем царевича Георгия и датой 1688 г.), иконостас и "место престола", остатки железных полос с изображениями святых и грузинскими буквами, лоскут от хоругви с фигурой св. Георгия Победоносца, два образа Божьей Матери "суздальского писания" и, наконец, на земляном полу стальной шлем-шишак с назатыльником из кольчуги (38, с. 6). Народная память данный шлем и лук приписывает Ос-Багатару - тому герою-рыцарю XIV в., о котором мы уже говорили, касаясь Нузальской церкви.
Оружие Ос-Багатара не сохранилось, но шлем был в 20-е годы XX в. зарисован археологом А. А. Миллером и благодаря этому доступен для изучения. В результате шлем из Рекома удалось продатировать рубежом XIII-XIV вв. (38, с. 39), что соответствует времени исторического Ос-Багатара. Это обстоятельство позволило осмыслить одну из первоначальных функций Рекома как важнейшего в Осетии реликвария - хранилища национальных ценностей. Можно допускать, что оружие погребенного в Нузале знаменитого военного предводителя было пожертвовано великому святилищу, далеко не случайно посвященному богу мужчин и воинов Уастырджи.
Предлагаемая здесь трактовка Рекома как реликвария Ос-Багатара и других осетинских воинов не противоречит осмыслению Рекома как весьма своеобразного христианского храма. Эволюция функций Рекома подробно рассмотрена мною в специальной монографии и схематично выглядит, как три последовательных этапа: 1) языческое святилище XIV-XV вв.; 2) перестройка святилища в христианский храм базиликального типа без аспиды, с характерным положением входа в западной части южной стены в XVI-XVII вв. под влиянием грузинских миссионеров; 3) трансформация храма в языческое святилище в связи с ослаблением и упадком христианской пропаганды в XVIII в. (38, с. 22-28). В последнем состоянии застают Реком современные исследователи.
Из сказанного выше следует, что христианский период в исторической жизни Рекома приходится на XVI-XVII вв., некоторые коррективы в этот вопрос вносит упомянутый колокол с именем жертвователя, грузинского царя Георгия и датой 1688. Это Георгий XI, царствовавший в 1675 - 1709 гг. и боровшийся с Ираном за независимость Картли. Внешнеполитическое положение Грузии в XVII в. было тяжелым - страна находилась между шиитским Ираном и суннитской Турцией, как между молотом и наковальней. В этой борьбе Георгию XI приходилось привлекать на свою сторону осетинские военные формирования, как единоверцев или новообращенных, а иногда искать убежища в горах Осетии, и таким наиболее близким и удобным высокогорным убежищем была Двалетия-Туалгом. Традиция скрываться в горах Осетии для грузинских правителей была не нова: уже в 781 г. картлийский эрисмтавар после конфликта с арабами бежал на Северный Кавказ через "врата овсетские, которые есть Дариалан". Подобные факты отмечены в XIII-XIV вв., когда цари Грузии укрывались в горах Центрального Кавказа со своими драгоценностями от татаро-монголов (42, с. 163). На фоне очерченных выше грузино-осетинских отношений становится понятной активная заинтересованность грузинской стороны в приобщении горной Осетии и Двалетии в первую очередь к христианству. Весьма авторитетный и популярный Реком в этих расчетах и действиях занимал не последнее место.
Храм "Дзивгисы Дзуар"
Уже А. Кодзаев подметил, что западнее современной Осетии грузинское влияние ослабевает, уступая место господству греческого стиля и письма (43, с. 96). В целом это действительно так. Но нужно заметить, что горные ущелья западной части Северной Осетии - Дигории (верховья р. Урух) дают настолько своеобразные и самобытные в архитектурно-строительном отношении памятники, что мы не можем отнести их ни к греко-византийской, ни к грузинской зоне христианского влияния. Как писал А. Гатуев, в дигорском селении Галиат есть маленькая каменная церковь с монашескими кельями, а осетины якобы рассказывали, что в них жили греческие монахи. Речь идет о так называемом "Юс-дзуаре", приписываемом (по созвучию - ?) византийскому императору VI в. Юстиниану, но не имеющему к нему никакого отношения. Далее А. Гатуев говорит о развалинах храма св. Николая в Кумбулте и церкви Феодора Тирона в с. Дунта, также в Дигории (44, с. 11-12). Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть данные А. Гатуева; в Дигории есть древняя церковь "Авд-дзуар" или "Юс-дзуар" около с. Галиат (5,70x4,45) с каменным престолом в алтарной части, датированная мной очень условно XIII-XIV вв., но совершенно неканонического облика. В XIX в. это здание уже было осетинским языческим дзуаром фамилии Едзиевых, что засвидетельствовал В. Ф. Миллер (22, с. 152-153, рис. 24, 5-6). Еще две таких же маленьких каменных церкви есть в дигорских селениях Фараскат и Донифарс; данные о них опубликованы нами (22, с. 153-155, рис. 28-29), причем был подчеркнут чисто местный характер памятников и их конструктивное сходство со склеповыми сооружениями горного Кавказа, а это ставит церкви Дигории в определенную связь с Нузальской церковью (22, с. 156-157). По сведениям Иоанна Болгарского, в горах Осетии в его время насчитывалось более 15 каменных церквей (45, с. 116). В их число входил и храм "Дзивгисы дзуар" в с. Дзивгис Куртатинского ущелья (левый берег р. Фиагдон). Осетинское Куртатинское общество в пределы Двалетии не входило, но "Дзивгисы дзуар" представляет наиболее западный, бесспорно, грузинский архитектурный памятник в Осетии, и это продвижение грузинского политического и культурного влияния скорее всего шло в Куртатию из хорошо и прочно освоенной Двалетии (Куртатинское ущелье изолировано от Грузии отсутствием здесь перевалов). Поэтому, сданной оговоркой, мы попытаемся рассмотреть Дзивгисский храм в контексте Двалетии.
Селение Дзивгис находится в глубине лесистого Куртатинского ущелья и в устье высокогорной Фиагдонской котловины, высота над уровнем моря 1260 м. Удобно расположенный Дзивгис был в XVIII в. довольно крупным селением (24, с. 161). Наиболее ранние литературные сведения о древностях Дзивгиса относятся к первой половине XIX в. и связаны с церковными колоколами с грузинскими надписями (46). Более подробные сведения в 1852 г. опубликовал А. Головин: "В селении Зивгис, над самым руслом р. Фиагдон, красуется древняя святыня, небольшая церковь во имя св. Георгия. Предание относит ее построение ко времени царицы Тамары. В ней видны остатки иконостаса, лики Спасителя и Богоматери, престол и жертвенник сохранились невредимыми... около церкви два колокола от 16 до 20 фунтов. Один из них с грузинской надписью, из которой видно, что он пожертвован зивгисскому св. Георгию царем Георгием Малым в ознаменование его победы в 1685 году" (47, с. 443-444). В 1870 г. Дзивгис посетил В. Б. Пфаф, писавший: "во-первых, здесь есть старинная грузинская церковь, которая смело может быть относима ко времени царицы Тамары" и отмечает два колокола с грузинскими надписями (48, с. 160). К Дзивгисскому храму было обращено и внимание В. Ф. Миллера в 1886 г. (49, с. 48-50). Первым путешественником, побывавшим внутри храма в 1912 г., был англичанин Дж. Ф. Бэдцли, отметивший проход в алтарную часть в виде стрельчатой арки и на левой стороне арки оттиск руки и креста (50, с. 110-112). В советское время перевод грузинской надписи на одном из колоколов Дзивгиса сделал акад. А. Г. Шанидзе, а опубликовал перевод Л. П. Семенов: "Мы, государь Грузии, царь царей господин Георгий в хроникой 371 пожертвовали колокол сей тебе, святому Георгию Зиблисскому, для нашего успеха". Очевидно, это наиболее точный перевод. Л. П. Семенов комментирует надпись: хроникой 371 есть 1683 г., а упоминаемый царь Георгий - Георгий XI (51, с. 151-152). Мы уже говорили об этом царе в связи с Рекомом.
Храм Дзивгиса ввиду неровности рельефа поставлен на искусственно созданную снивелированную платформу, со стороны реки укрепленную каменной, из больших глыб, подпорной стеной. В плане здание представляет вытянутый четырехугольник длиной 8,12 м и шириной 5,65 м. С восточной стороны к зданию пристроена полуциркульная апсида шириной 2,60 м. Апсида имеет узкое, щелевидное окно, интерьер слабо освещен еще четырьмя такими же оконцами и погружен в полумрак. В западной части южной стены находится вход. В апсиду ведет проход шириной 1,65 м, завершающийся стрельчатой аркой. Современный объем здания характеризуется базиликальностью, подчеркиваемой щипцовыми фронтонами на торцовых фасадах. Крыша двухскатная. Кладка очень тщательная, на известковом растворе. При внимательном ознакомлении со зданием выявляются следы перестроек и новоделов, в частности, чисто местное, горско еоформление перекрытия апсиды с восемью рядами горизонтальных полочек и навершием - сходство с оформлением позднесредневековых склепов Осетии и Чечено-Ингушетии полное (см. напр., 52, рис. 56, 57, 58, 68 - ступенчатые перекрытия башен с каменными навершиями). То же следует сказать и о стрельчатой арке, завершающей вход в алтарь. Это также не имеет отношения к грузинской строительной культуре и традициям.
Храм "Дзивгисы дзуар" изучался нами в 1982-1983 гг. Наши основные выводы: 1) в основе здания лежит небольшая и типичная для горной зоны Центрального Кавказа зальная грузинская базилика; 2) здание претерпело длительную эволюцию, благодаря чему в его облике стали преоб ладать местные горнокавказские черты, придавшие храму синкретический характер. Последнее ярко иллюстрируется помещением у входа в алтарь отпечатка руки, хотя и осененной тремя крестами по сторонам - изображение (29, рис. на форзаце), в христианской иконографии не принятое, не распространенное на оштукатуренных фасадах осетинских склепов (53 рис. 10, 1 и др.); 3) раскопанные мною у апсиды храма погребения по христианскому обряду в каменных ящиках датируются XIV-XV вв. и свидетельствуют о том, что в этот период храм уже функционировал. Следовательно, построен он был не позже XIII в., скорее всего в XI-ХП вв., что позволяет поставить "Дзивгисы дзуар" в один типологический и хронологический ряд с храмами Зруга, Тли и Регаха, Нузальской часовней. Видимо, это была одна волна активной пропаганды грузинской церкви в Двалетии, достигшая Куртатинского ущелья. Говоря о христианских памятниках Двалетии, Г. Г. Гамбашидзе отмечает: "Время строительства вышеописанных памятников совпадает с временем интенсивного строительства культовых памятников в Никозской епархии (в сферу деятельности которой входила и Двалетия"; 23, с. 5).
Нет сомнения в том, что в зоне Центрального Кавказа именно Двалетия была наиболее христианизирована и грузинизирована, что заложило предпосылки устойчивой ориентации Северной Осетии вместе с Грузией на союз с растущей христианской Россией. Необходимость такого союза особенно четко была осознана грузинской стороной при Георгии XI в конце XVII - начале XVIII вв. Тесные взаимосвязи между Осетией и Грузией на почве христианства сыграли свою роль в приобщении осетинского народа к этому вероучению, преобладающему в Осетии по сей день.
Грузинские храмы Трусовского ущелья
Наконец, нельзя не сказать о грузинских храмах Трусовского ущелья, выходящего на трассу Военно-грузинской дороги с запада в районе Коби и Кобинской котловины. Это наименее изученные христианские памятники на этнической территории Осетии, ныне административно входящей в состав Грузии. Мне они известны по графической публикации В,Х,тменова (29, табл. 67-69), причем автор осторожно относит их к XV - XVI вв. (29, с. 182). Я также допускаю эту дату несколько омоложенной - храм Таранджелос, судя по его плану, может быть датирован XI - XII вв. а храм Суатиси настолько перестроен, что от первоначального здания сохранился лишь участок северной стены трехступенчатой пилястрой и, возможно, в западной части южной стены - черта для грузинских храмов малых форм обычная.
Храмы грузинского происхождения из Труссопредставляют как бы соединенное звено между храмами Двалетии и Дзудзукетии, фиксируя их культурно-историческое значение.
"Хозита-Майрам" и Тли представляют храмы-близнецы, построенные в одно время: в первой четверти XI в. Тлийский храм - типичное произведение грузинского церковного зодчества (21, с. 773; 22, с. 166-167, рис. 31,2). С исторической точки зрения в тли мы видим почти зеркальное отражение ситуации, сложившейся в Зругском ущелье вокруг храма "Хозита-Майрам" - небольшой и простой, но в то же время эффектный для местных условий храм, рассчитанный на немногочисленный приход. Но дело, очевидно, не в количестве прихожан, а в их социальном значении для Грузии, которое, подобно Зругу, раскрывается положением Тли на пути к Мамисонскому перевалу и возможностью средневековых тлийцев контролировать этот перевал в Рачу и Западную Грузию.
http://www.goragospodnya.ru/istorija/it ... om-kavkaze
Наряду с Абхазией и Лазикой ближайшим христианским соседом народов Северного Кавказа была Грузия. Выше мы касались христианизации Грузии, произошедшей уже в IV в., после чего Грузия, как и Армения, стала оплотом православия на Востоке. Более того, в некоторых средневековых источниках Грузия получает название "Георгия" - страна св. Георгия (1, с. 222-228). По сведениям (очевидно, легендарным) Платона Иоссели-ани, просветительница Грузии св. Нина приходилась родственницей Георгию, сооружала в его честь храмы, и Грузия избрала его своим покровителем (2, с. 15, прим. 19).
Уже в V в. в Грузии появляются первые христианские храмы базиликальной композиции, например, Болнисский Сион 478-493 гг. (3, с. 92-95, рис. 13-14; 4, с. 7, 140), с VI в. начинается строительство центрально-купольных храмов, блестящим образцом которых является Джвари у г. Мцхета. В последующую эпоху грузинские зодчие создали целый ряд архитектурных шедевров с декоративной резьбой по камню на фасадах и монументальной фресковой живописью внутри храмов (5). Греко-византийское влияние на развитие грузинской церковной архитектуры, особенно на раннем этапе, признано специалистами (6, 7), но в дальнейшем основой ее является самобытное творчество грузинских зодчих и художников. Высокий уровень грузинской христианской культуры средневековья не вызывает сомнений. Грузинская восточная церковь стала автокефальной, с собственным католикосом во второй половине V в. при царе Вахтанге Горгосале (8, с. 24).
Грузия всегда имела политические интересы на Северном Кавказе. В первую очередь они адресовались аланским племенным объединениям, затем государственности. Северокавказские народы с первых веков н. э. поставляли в Грузию военные контингенты, высшая знать Картли вступала в браки с военно-родовой аристократией сармато-алан, и это отразилось в ономастиконе картлийской знати (9, с. 471-472). Эти активные связи между Картли и Северным Кавказом сохранялись до татаро-монгольского нашествия XIII в. и были плодотворными. Безусловно, высокая культура феодальной Грузии оказывала влияние на соседние северные народы, и этой проблеме, в том числе и в политическом аспекте, посвящен ряд специальных исследований. Рассматривать их не входит в нашу задачу. Отметим только, что в историографии существует тенденция преувеличения роли и значения грузинского влияния на Северный Кавказ. Ярким образцом подобных панегирических сочинений могут быть монографии Д. К. Степнадзе (10) и 3. Ш. Дидебулидзе (11). Так, Д. К. Степнадзе безоговорочно заявляет о распространении политического влияния Грузии на весь Кавказ в XII в. и пишет, что распространение христианства в Адыгее и на всем Северном Кавказе "было одной из государственных задач внешней политики грузинского царства" (10, с. 141).
В книге 3. Ш. Дидебулидзе находим императивные утверждения о якобы равной роли Византии и Грузии в процессе христианизации Северного Кавказа, "с переменным успехом для каждой из них", причем с XI в. "инициатива прочно переходит в руки грузинского государства", христианское влияние из Грузии на Северный Кавказ "было всегда весьма ощутимо и значительно" (11, с. 42). Не анализируя источники и игнорируя успехи византийских миссий на Северный Кавказ, 3. Ш. Дидебулидзе пишет о христианизации Грузией Алании и страны вайнахов как о следствии политического подчинения Центрального Предкавказья, которое "избрали правители Грузии" (11, с. 100). Изложенные взгляды 3. Ш. Дидебулидзе вписываются в концепцию грузино-северокавказских отношений в Х-ХП вв., выработанную предшествующей грузинской историографией при активном участии акад. Н. А. Бердзенишвили (12, с. 37). Насколько научна и приемлема данная концепция?
Грузинские письменные источники предоставляют нам интересную информацию о попытках правителей Грузии насадить христианство у кавказских горцев. Первые попытки относятся к IV в. и связаны с именем св. Нины (Нино). "Просветительница Грузии" направилась к горцам, не желавшим креститься, с эриставом и царским войском. В хронике "Мокцевай Картлисай" сказано: "и эристав пустил немного в ход оружие, и они со страху выдали на сокрушение своих идолов" (13, с. 23). Но этим дело не кончилось. Следует полагать, что после ухода грузинских миссионеров языческие капища были восстановлены. Как свидетельствует "Картлис цховреба", сын царя Мириана, организовавшего первый поход в горы, Бакар "обратил в христианство большинство кавкасианов, обращение которых не удалось его отцу" (9, с. 130). Как отмечает Г. А. Меликишвили, государственная власть Картли не переставала стремиться к этой цели, но обращение горцев было очень длительным процессом. "В грузинских летописях даже при описании событий царствования Лаша (XIII в.) проскальзывает жалоба на язычество горцев" (пховцев; 9, с. 130). Можно полагать,. Что так было не только у пховцев, но и во многих других горских обществах.
Как ни отрывочны приведенные данные, они позволяют прийти к двум важным заключениям: 1) о массовом внедрении христианства на равнинно-предгорную зону Предкавказья и в Аланию со стороны Грузии говорить оснований нет; 2) грузинское миссионерство затронуло лишь некоторые горные районы, прилегающие к Картли. Подтверждают ли эти выводы археологические материалы, которые известны сейчас науке?
В рецензии на упоминавшуюся книгу 3. Ш. Дидебулидзе я изложил свой взгляд на проблему грузинского христианства на Северном Кавказе (14, с. 96-98). Выделены на основании комплекса разнородных источников три ограниченных ареала сильного грузинского влияния в зоне высокогорья на северной границе Картли: Двалетия, Дзурдзукетия и Дидо. В литературе эти дефиниции возражений не встретили, и нет причин не изложить их вновь.
Область Двалетия
Расположена в верхнем течении р. Ардон. Б. А. Калоев называет ее Центральной Осетией и включает в ее пределы Мамисонское ущелье, Зарамагскую котловину, Нарскую котловину с ее ответвлениями, Закинское и Трусовское ущелья и Кобинскую котловину близ Военно-Грузинской дороги (15, с. 52). Историко-географическое районирование Северной Осетии, к сожалению, детально не разработано, но вряд ли есть смысл заменять исторически сложившиеся названия на современно-искусственные типа "Центральная Осетия". Более того, в определении Б. А. Калоева ареал Двалетии, в осетинском соответствующий понятию Туалгом, чрезмерно расширен в восточном направлении до с. Коби, тяготеющего к восточно-осетинской области Тагаурия. В то же время Б. А. Калоевым в область Двалетия не включен высокогорный район Магран-Двалети на южном склоне Кавказского хребта между ним и верховьями Большой Лиахви.
Естественно, что уже в силу своего географического положения на границе с Грузией область Двалетия издавна была с нею тесно связана. Не будем останавливаться на спорном вопросе об этнической принадлежности и происхождении двалов, ибо это не входит в наши задачи. В рассматриваемое здесь время население области Двалетия можно рассматривать как осетинское или преимущественно осетинское, сложившееся в результате инкорпорирования аборигенных двалов алано-асами (овсами). Особое значение Двалетии и для севера, и для юга Кавказа состоит в том, что она исключительно выгодно лежит на пересечении двух путей через перевалы: путь через Рокский перевал (2992 м) выводит в Шида Картли - Внутреннюю Грузию, путь через Мамисонский перевал (2851 м) ведет в Западную Грузию, следовательно, к черноморским портам. Ключ к указанным путям "хранится" в центре Двалетии в Нижнем Зарамаге: это неприступный Зарамагский утес с остатками древней крепости на нем. Отсюда аланы-осы могли предпринимать (и предпринимали) набеги на Грузию, причем сразу по двум стратегическим направлениямю В грузии это понимали. Опасность с севера было необходимо локализовать, и согласно грузинской хронике, при Хосрове Ануширване (VI в.) персы "вошли в Кавказск горы и построили для себя врата Осетии, а именно: одни большие врата самой Осетии, двое ворот в Двалии и одни врата - в Парачване Дурдзукском, поставили тамошних горцев в качестве пограничной охраны" ( с. 706, прим. 3). Сведения достоверны - в Касарской теснине (в 4 км низ Зарамагского утеса) в 1986 г. нами обследован оборонительный компла с мощной заградительной стеной.
В то же время высокогорные Сванетия и Двалетия для грузинских правителей и феодалов служили надежными убежищами в случае внешней опасности. Сюда же, особенно в Сванетию, укрывали церковные ценности и реликвии. Политическая надежность Двалетии для Грузии была очень важна, и эта цель достигалась прежде всего через приобщение населения Двалетии к христианству.
История христианизации Двалетии подробно рассмотрена В. Н. Гамрекели (17, с. 70-99). Автор справедливо пишет о том, что "ближайшим рассадником христианства, ближайшим центром христианской культуры для высокогорной зоны Центрального Кавказа являлась Картли: отсюда идут миссионеры, отсюда исходит пропаганда христианства и соответствующие государственные мероприятия" и что "участие в христианизации Двалетии других, помимо грузинских, христиано-церковных центров исключено", что горные общества упорно сопротивлялись распространению новой религии (17, с. 71). В. Н. Гамрекели намечены хронологические этапы продвижения христианства к горцам. Для нашей темы важным событием было учреждение при царе Вахтанге Горгасале Никозской епископии и строительство здесь церкви VI в. Никози находилась у выхода Большой Лиахви из гор на равнину, в районе нынешнего города Цхинвали. Никозская eпископия возникла на границе с Двалетией, и отсюда, по В. Н. Гамрекели, в том же VI в. и согласно Давиду Гареджели, ученики последнего "пошли как овцы меж волков и некоторые из них пошли к пределам Кахетии, а другие в горные места к жителям Двалетии" (17, с. 77). Житие Давида Гареджели, по признанию самого В. Н. Гамрекели, вызывает некоторые сомнения в достоверности. Тем не менее Гамрекели считает возможным "твердо говорить о xристианстве в Двалетии" с VI в. (17, с. 79). Мне кажется, что подобная да источниками не обоснована, археологически не подтверждена и представляет искусственную архаизацию процесса. Ссылки В. Н. Гамрекели на строиельство в VI в. Джвари близ Мцхеты и Атенского Сиона к христианизации двалов не имеют отношения.
Реально наблюдение В. Н. Гамрекели об оживлении религиозной пр паганды Никозской епархии с X в. Минуя императивные утвержденю интуитивные построения грузинского ученого, обратимся к материальным остаткам, не вызывающим никаких сомнений. Имеем в виду грузинские архитектурные памятники Двалетии.
Зругский храм "Хозита-Майрам"
В научной литературе известен дг но (2, с. 33; 18, с. 52), но квалифицированно исследован и опубликова начале 50-х годов грузинскими специалистами. Расположен в глубине Зругского ущелья близ покинутого осетинского селения Хозитикау, на высоте 2122 м над уровнем моря. Здание сохранилось плохо, его остатки постоянно подмываются р. Зругдон и обрушиваются. План здания по руинам восстановил В. О. Долидзе (19, с. 119-126). Храм представляет однонефное здание в виде четырехугольника с вписанной в восточную стену апсидой. По сторонам апсиды небольшие пастофории в два этажа, освещенные как и апсиды узкими щелевидными окнами. Переход от полукружия апсиды к наосу осуществлен при помощи трехступенчатого заплечья. Аналогичные трехступенчатые пилястры делят интерьер на две равные части, в углах западной стены находятся такие же трехступенчатые выступы. Заплечья, пилястры и выступы несли арки, поддержавшие цилиндрический свод и двухскатную кровлю. Арки были переброшены и вдоль продольных стен. Единственный входной проем сделан в западной части южной стены - деталь, довольно типичная для грузинских церквей средневековья. Длина здания 13,30 м, ширина - 7,80 м, высота достигала 8,20-8,60 м, по данным 1934 г. Кладка стен состоит из двух панцирей, сложенных из туфовых квадров "ширими" охристого цвета и бутобетонного заполнения между панцирями. По словам В. О. Долидзе, "это обычная техника возведения грузинских культовых сооружений" (19, с. 121). Экстерьер храма украшен резными наличниками и архивольтами окон и входа. Нет сомнений, что Зругский храм строил опытный зодчий и мастера не местного происхождения.
В интерьере храм был оштукатурен и покрыт фресками, фактически уже исчезнувшими. Их остатки описаны А. И. Вольской (20, с. 393-398). По ее наблюдениям, живопись размещалась в двух ярусах; верхний ярус апсиды содержал фигуры апостолов, нижний - фигуры святителей с Евангелием в руках. На других стенах прослежены сюжетные сцены: "Встреча Марии с Елизаветой", "Распятие", "Жены-мироносицы у гроба", "Чудо св. Евстафия". Дата фресковых росписей, по А. И. Вольской, - вторая половина XII в. (20, с. 397), тогда как строительство храма В. О. Долидзе относит к первому десятилетию XI в. (19, с. 126). Исторически это время активной христианизаторской деятельности грузинского католикоса Мелхиседека I.
Площадь храма составляет 60,2 кв. м, и это указывает на обслуживание небольшого прихода. Но в XI-XII вв. он, очевидно, играл важную роль в связях Грузии с Двалетией, тем более, что Зругский приход находился на пути к местному перевалу Дзедо. Южнее храма просматриваются руины построек и, очевидно, христианское кладбище, судя по большим и плоским отесанным плитам. К сожалению, археологически ни эти объекты, ни храм до сих пор не исследованы, одна из причин чего - труднодоступность "Хозита-Майрам".
Храм в Тли
Селение Тли расположено в Мамисонском ущелье на правом берегу р. Мамисондон, на пути к Мамисонскому перевалу. Руины древнего храма открыты в 1946 г. архитектором В. Лакисовым, сделавшим неточные обмеры и план. В 1953 г. храм был обследован и опубликова В. О. Долидзе (21, с. 767-773), после чего памятник стал известен, а материал О. Долидзе стал основным источником информации о храме, ибоархеологическому исследованию он не подвергался по тем же причинам что и "Хозита-Майрам". Кроме того, храм Тли кратко рассматривался В. А. Кузнецовым (22, с. 166-167), Г. Г. Гамбашидзе (23, с. 4) и В. Н. Гамрекели (17, с. 85). Храм в Тли представляет однонефный зал с полуциркульной апсидой, не выделенной снаружи и вписанной в толщу восточной стены. По обе стороны апсиды - глубокие ниши, переход от апсиды к продольным стенам осуществлен при помощи двухступенчатого заплечья, интерьер парой двухступенчатых пилястр разделен на два равных компартимента. Еще две пилястры находятся в углах западной стены. На пилястрах и угловых полупилястрах держались подпружные арки, несшие свод. Единственный вход находится в западной части южной стены, оформление его резным профилированным архивольтом аналогично такому же проему в "Хозита-Майрам". Размеры здания в интерьере 10,80x6 м. Стены сложены из двух панцирей с бутобетонным заполнением между ними, панцирная кладка из квадров и плит известкового туфа. На остатках стен с внутренней стороны сохранились участки штукатурки, на которую, очевидно, были нанесены фрески, ныне погибшие.
Селение Нар
Расположено в Наро-Мамисонской котловине на левом берегу р. Нардон - на родине великого осетинского поэта К. Л. X тагурова. От селения начинается тропа, ведущая по ущелью р. Зругдон к храму "Хозита-Майрам" (5-6 км, пройдена нами дважды). На юго-восточной окраине селения находится полуразрушенное и явно старинное святилище "Нары дзуар". Святилище впервые обследовано В. Лакисовым в 1946 г., сделавшим рисунок западной стены с тремя резными камнями и подписью "Монастырь в сел. Нар". Какая-то неясная (возможно фольклорного происхождения) связь с монастырем подтверждается надписью на камне на русском языке, где упоминается "Нарское монастырское" и имеется дата - 1825 г., а также упоминается Закинский приход, Последний действительно существовал в XVIII-начале XIX в. и входил Никозскую епархию грузинской церкви, упраздненную в 1811 г. (Ъ с. 61, 124, 162; 22, с. 167, прим. 28). Версия о монастыре в Наре недоказуема, гораздо вероятнее допускать наличие здесь остатков древней церкви. В донесении протопопа Иоанна Болгарского епископу астраханскому и ставропольскому Антонию от 18 июля 1780 г. сказано, что "в Нарском (уезде. - В. К.) близ деревни Истыр Нара (осет. "Большой Нар". - В. К) видны развалины церковные" (24, с. 169). О развалинах древнего христианского храма в Наре знал и писал Б. А. Алборов (25, с. 243). Эволюция же древнего христианского храма, особенно руинированного, в осетинское языческое святилище - распространенное явление в горах Северной Осетии.
Заинтересовавшись изложенными выше материалами, мы в октябре 1973 г. обследовали "Нары дзуар". Результаты обследования опубликованы (22, с. 168-169). Существование в Наре древней церкви подтверждалось наличием в кладке "Нары дзуара" не только двух разных техник кладки (древней и поздней), но и наличием в стенах дзуара нескольких туфовых блоков с резным орнаментом, сходным с резьбой в "Хозита-Майрам". Архитектор А. Ф. Гольдштейн заметил, что "по всему Северному Кавказу нет ни одной постройки из туфа, которая была бы возведена местными строителями..., в Грузии тоже из желтого отесанного камня возведены именно храмы" (26, с. 298-299). А. Ф. Гольдштейн прав, и можно быть уверенным в том, что резные туфовые блоки в кладке стен "Нары дзуара" попали туда во вторичном употреблении из разрушенного грузинского храма типа "Хозита-Майрам" и Тли, датируемого тем же временем - XI в. Несомненно, наши предположения могут быть подтверждены только широкими археологическими раскопками в будущем.
В 1974 г. грузинские памятники Двалетии-Туалгома были нами показаны экспедиции Института истории, археологии и этнографии им. И. А. Джавахишвили АН ГССР во главе с Г. Г. Гамбашидзе. Были показаны и остатки "Нары дзуара". Грузинский археолог согласился с нашими выводами о существовании здесь разрушенного грузинского храма XI в., но почему-то приписал его св. Георгию (23, с. 4-5; 27, с. 15; 28, с. 76-77). Но главное, конечно, не в этом, а в признании факта храма грузинского происхождения в Наре - наряду с Зарамагом это был наиболее крупный населенный пункт Наро-Мамисонской котловины. Нар занимает скалистый мыс при слиянии Зругдона и Нардона, а подобное местоположение характерно для раннесредневековых так называемых "мысовых" городищ. В 1973-1974 гг. в ходе осмотра Нарского мыса на осыпях и в почвенных обнажениях нами была собрана небольшая серия обломков средневековой керамики серого и коричневого цвета, и это указывает на наличие здесь поселения домонгольского времени.
Регах
Руины христианского храма в с. Регах в боковом (восточном) ответвлении Закинского ущелья Фаллагком, на высоте более 2000 м открыты автором этих строк и В. X. Тменовым летом 1973 г. Из Нара к Регаху по горной возвышенности идет тропа, расстояние 4-5 км. Храм превращен в осетинское святилище "Хуыцауы аргъуан" (осет. "Церковь Бога". - В. К.). Несмотря на следы поздних переделок храм опознается с первого взгляда, ибо стены уцелели на достаточную высоту и сохранили план здания. Оно небольшое, 7,50x5,50 м, с вписанной в толщу восточной стены апсидой и традиционным входом в западной части южной стены. В апсиде прослеживается оконный проем шириной 0,75 м, но заложенный, по сторонам окна три ниши. Еще два заложенных окна в продольных стенах. Интерьер расчленен на две части пилястрами, очевидно, несшим арку свода. Алтарь был приподнят на 15 см над уровнем пола наоса при помощи вертикально поставленных в ряд песчаниковых плит. Наконец, отметим, что кладка здания из сланцевых черно-серых плит с применением желтых туфовых блоков в углах и откосах окон, но резных блоков нет. Нет и следов оштукатуривания и фресковых росписей.
В своей монографии о зодчестве я посчитал датировку церкви неясной и поэтому не включил данный памятник в восточную группу (22 с. 170, прим. 31). Сейчас я склонен присоединиться к Г. Г. Гамбашидзе, отнесшему "Хуыцауы аргъуан" Регаха к "зрелому" средневековью XI-XIII вв. (23, с. 6). Сооружение небольшой и скромной церкви в и труднодоступном Регахе информирует нас о глубине грузинского христианского влияния на Двалетию в домонгольское время. Сказанное подтверждается бесспорной грузинской топонимикой Наро-Мамисонской котловины (напр., Калаки и Гори; 17, с. 96; 29, с. 63), плитами с грузинскими надписями из кладки святилища "Дзлесы дзуар" в с. Калаки, выполнеными письмом асомтаврули и
нусхури и датируемые Г. Г. Гамбашидзе XIII-XIV вв. (23, с. 6), В. Н. Гамрекели -XVI в. (30, с. 91-98), а также обнаружением в Зарамаге грузинской псалтыри, относимой грузинскими учеными к XIII в., но попавшей в Двалетию, по Г. С. Ахвледиани, в начале XVII в. (31, с. 160-167). Существенно и то, что в Двалетии-Туалгоме почтинет традиционных для горной Осетии склепов, но наличествуют грунтовые христианские захоронения в каменных ящиках и с христиане" каменными крестами - надгробиями. В качестве примера укажем их в Калаки и Лисри. Но эти кладбища с крестами производят впечатление позднесредневековых - вплоть до XVIII в. Можно думать, что грузинское христианство в центральном районе Двалетии оказалось стойким и просуществовало до присоединения Осетии к России в конце XVIII в., поддерживалось из Тифлиса Обществом восстановления православного христианства на Кавказе.
Нузальская церковь
Селение Нузал находится в глубине Алагирского ущелья, на левом берегу р. Ардон. О Нузальской церкви и ее фресках в XVIII в. упоминает Вахушти. В 1780 г. протопоп Иоанн Болгарский в донесении епископу астраханскому и ставропольскому Антонию сообщает о церквах Осетии: "в деревне Нузал - целая ж, в которой видно отчасти стенное изображение святых великомучеников Георгия и Федора Тирона и архистратига Михаила, в чие имя - неизвестно" (24, с. 169).
В дальнейшем церковь в с. Нузал неоднократно упоминалась в кавказоведческой литературе, как и ее фрески и надписи. Не касаясь этих упоминаний, отметим только, что Г. А. Кокиев поставил архитектурный облик Нузальской церкви в связь со склеповыми сооружениями Осетии, но после этого пришел к неожиданному выводу: "культура древних каменных церквей в горную Осетию вышла из Грузии" (32, с. 57). О Нузальской церкви этого не скажешь. Но о том же позже писал Л. П. Семенов: Нузальская церковь - "памятник грузинского церковного зодчества" (18, с.108). Впоследствии внимание исследователей переключилось на проблему мужа грузинской царицы Тамары Давида Сослана, якобы погребенного под полом церкви (33) и так называемую Нузальскую стихоэпитафию (34, с. 50-54; 35, с. 48-60 и др.). Не будем подробно останавливаться на описании Нузальской церкви и ее фресок, так как это сделано в ряде моих публикаций (22, с. 129-151; 36, с. 18-19; 37, с. 50-104). Отметим, что здание очень небольшое (5,50x3,30 м в экстерьере), для церкви ориентировано необычно почти по линии север-юг, имеет вход в южной стене и три шелевид-ных окна в остальных стенах. Стены на высоте 2-х метров плавно переходят в ложный свод путем напуска камней. В алтарной части в свод вмонтирован голосник - крупный глиняный сосуд, вполне типичный для XIII-XIV вв. В целом же архитектурный облик часовни с выступающими сланцевыми полочками на скатах свода настолько идентичен архитектуре осетинских наземных склепов, что чисто местный характер этого сооружения не вызывает сомнений. Грузинская архитектура к Нузальской церкви не имеет отношения.
Уникальность памятника заключается в его фресковых росписях и надписях на грузинском языке. Фрески Нузала также рассмотрены нами. Алтарная часть вертикальной чертой-разгранкой отделена от остального помещения, а горизонтальной разделена на верхний и нижний ярусы. Благодаря, вероятно, тому, что здание сохранилось, уцелели и фрески, доступные изучению. В верхнем ярусе живописи алтаря помещена центральная сцена - Деисус с Христом Пантократором в центре и греческой монограммой 1C ХС. Слева от Христа помещена Мария Богоматерь также с греческой монограммой МР EY, справа стоит Иоанн Предтеча, что засвидетельствовано на этот раз грузинской надписью "Цминда Иоане" - святой Иоанн. Рядом с Предтечей помещен архангел Гавриил, рядом с Богоматерью - архангел Михаил в роскошном красном одеянии. На продольных стенах в верхнем ярусе помещены святые конные воины Георгий (Уас-тырджи. - осет.) и Евстафий, стреляющий из лука в двух оленей.
В нижнем ярусе живописи алтарной части помещены четыре фигуры первосвятителей с грузинскими обозначениями имен: Романоз, Василий, Сокур. На восточной стене в нижнем ярусе вся штукатурка явно намеренно сбита и что было здесь, мы достоверно не знаем. Вероятнее всего, этот участок восточной стены занимал текст упомянутой стихоэпитафии "Нас было девять братьев" (38, с. 78-80). На западной стене в нижнем ярусе помещены фигуры пяти светских лиц, одетых в осетинскую национальную одежду, человек в центре держит на руках ребенка. Правее каждой фигуры написаны по-грузински имена, среди них чисто осетинское имя Сослан. Можно достаточно уверенно считать, что это местные ктиторы - заказчики и владельцы Нузала и его церкви. Изображения ктиторов особенно ценны как этнографически точный документ по истории одежды средневековых осетин, но серьезного внимания этнографов пока не привлекли.
Настоящим открытием (29, с. 163) стало выявление имени художника, расписывавшего Нузальскую церковь. Его автограф грузинской скорописью "мхедрули" был обнаружен после очистки фресок от грязи и солей в 1973 г. Автограф помещен ниже лошади св. Евстафия и по моей просьбе (по кальке) прочитан тбилисским эпиграфистом Т. В. Барнавели как "Кола Тлиев" (37, с. 72), но русифицированная форма фамилии вызывала сомние, и я через Г. Д. Тогошвили обратился к палеографу В. Силогава. В его чтении надпись содержит осетинскую фамильную номинацию "Bола Тлиаг" (38, с. 73). Это чтение мы принимаем. Вола Тлиаг - это Вола Тлийский, Вола из Тли. Речь может идти только о Тли в Мамисонском ущелье, где находятся руины грузинского храма XI в., другого Тли в Северной Осетии нет. В таком случае в лице Вола Тлиага мы имеем первого профессионального художника осетинской национальности, но прошедшего профессиональную подготовку в Грузии: росписи Нузальской церкви в основе своей обнаруживают грузинское происхождение (38, с. 69-72).
Несоответствие архитектурных неканонических форм и строительной техники здания прекрасным фресковым росписям в интерьере бросается в глаза, как и чрезвычайно интимный характер внутреннего помещения, вмещающего всего 10-15 человек. Очевидно, что это не приходская церковь, подобно храмам Зруга и Тли. Типологическое родство с осетинскими склепами и мужское погребение в каменном ящике под полом привели меня к предположению о том, что данное погребение скорее всего могло принадлежать только лицу весьма высокого социального положения. Это лицо было настолько значительно, что местные ктиторы (вероятно, члены того же рода) для его погребения построили специальный мавзолей в духе народных строительных традиций, интерьер по их заказу был расписан живописцем Тлиагом, происходившим из Двалетии и прекрасно знавшим местны нравы и обычаи, мавзолей превратился в надгробную часовню-меморий, где совершались службы памяти покойного. Поскольку дата Нузальской фресок определена как конец XIII - начало XIV в. (38, с. 75), это не может быть мавзолей Давида Сослана, как считали Е. Г. Пчелина и Т. Б. Мамукаев. С учетом указанной хронологии это скорее всего мавзолей-меморий легендарного, но реального исторического лица, известного нам не по имени,а по титулу "Ос-Багатар". Он проходит в некоторых грузинских источниках и в Нузальской стихоэпитафии "Нас было девять братьев" и, согласно исследованию В. Н. Гамрекели, умер в 1304-1306 гг. - в самом началеXIV в. (39, с. 196). Даты сооружения Нузальской церкви-мемория и смерти народного героя, выходца из крупного феодального рода Царазонта, совпадают, и это подтверждает нашу версию.
Анализ Нузальской церкви и ее фресок свидетельствует о включении Нузала в ареал активного грузинского влияния и связи алано-осских феодальных кругов с христианской культурой Грузии. Кажется, у нас нет оснований сомневаться в том, что эти феодальные (может быть не только они) круги были крещены и вовлечены в лоно грузинской церкви в период с XI по XIV в. Не исключено также, что район Нузала входит в исторические пределы Двалетии. В этом плане показательно, что севернее Нузала явно грузинских археологических памятников нет.
Святилище Реком
Находится в верхней части Цейского ущелья (юго-западное ответвление Алагирского ущелья) на высоте 1946 м над уровнем моря, в 3 км от осетинского селения Верхний Цей. Поляна "Рекомы фаз", где стоит святилище, расположена в живописной лесистой местностии сл сверкающими на солнце ледяными вершинами Адай-хох и Уилпата на горизонте, ледниками Цейскими и Сказским недалеко от "Рекомы фаз", Особая уникальность святилища Реком в архитектурно-строительном отношении заключается в том, что Реком построен не из традиционного камня, а из дерева. В Осетии это лучший памятник деревянного зодчества, ныне почти исчезнувшего. Посвященный св. Георгию - Уастырджи, Реком является одним из наиболее почитаемых и популярных святилищ Северной Осетии и имеет свои "филиалы" (но каменные) не только на севере, но и на юге Осетии (40, с. 157). Значение Рекома в общественной жизни осетин запечатлелось в его упоминании в осетинском нартском эпосе (41, с. 336).
Наиболее ранние сведения о Рекоме относятся к концу XVIII в. Уже упоминавшийся выше протопоп Иоанн Болгарский в донесении от 18 июля 1780 г. писал: "В Чей во имя святые Троицы деревянная церковь построена из красного дерева, называемого негниющего. В сей церкви есть стенное писание и несколько образов, у которых видны подписи грузинскими литерами" (24, с. 170). "Стенное писание" не следует понимать как указание на наличие росписи в технике фрески: интерьер Рекома не был оштукатурен. Видимо, И. Болгарский имел в виду иконостас, который действительно в Рекоме был. Впоследствии о Рекоме писали или упоминали многие авторы XIX-XX вв., побывавшие в горах Северной Осетии. Не перечисляя их всех, отметим, что большую и достоверную ценность представляет описание В. С. Толстого 1847 г., видевшего внутри Рекома медную купель для крещения, пустой киот, колокола (один из них с грузинской надписью именем царевича Георгия и датой 1688 г.), иконостас и "место престола", остатки железных полос с изображениями святых и грузинскими буквами, лоскут от хоругви с фигурой св. Георгия Победоносца, два образа Божьей Матери "суздальского писания" и, наконец, на земляном полу стальной шлем-шишак с назатыльником из кольчуги (38, с. 6). Народная память данный шлем и лук приписывает Ос-Багатару - тому герою-рыцарю XIV в., о котором мы уже говорили, касаясь Нузальской церкви.
Оружие Ос-Багатара не сохранилось, но шлем был в 20-е годы XX в. зарисован археологом А. А. Миллером и благодаря этому доступен для изучения. В результате шлем из Рекома удалось продатировать рубежом XIII-XIV вв. (38, с. 39), что соответствует времени исторического Ос-Багатара. Это обстоятельство позволило осмыслить одну из первоначальных функций Рекома как важнейшего в Осетии реликвария - хранилища национальных ценностей. Можно допускать, что оружие погребенного в Нузале знаменитого военного предводителя было пожертвовано великому святилищу, далеко не случайно посвященному богу мужчин и воинов Уастырджи.
Предлагаемая здесь трактовка Рекома как реликвария Ос-Багатара и других осетинских воинов не противоречит осмыслению Рекома как весьма своеобразного христианского храма. Эволюция функций Рекома подробно рассмотрена мною в специальной монографии и схематично выглядит, как три последовательных этапа: 1) языческое святилище XIV-XV вв.; 2) перестройка святилища в христианский храм базиликального типа без аспиды, с характерным положением входа в западной части южной стены в XVI-XVII вв. под влиянием грузинских миссионеров; 3) трансформация храма в языческое святилище в связи с ослаблением и упадком христианской пропаганды в XVIII в. (38, с. 22-28). В последнем состоянии застают Реком современные исследователи.
Из сказанного выше следует, что христианский период в исторической жизни Рекома приходится на XVI-XVII вв., некоторые коррективы в этот вопрос вносит упомянутый колокол с именем жертвователя, грузинского царя Георгия и датой 1688. Это Георгий XI, царствовавший в 1675 - 1709 гг. и боровшийся с Ираном за независимость Картли. Внешнеполитическое положение Грузии в XVII в. было тяжелым - страна находилась между шиитским Ираном и суннитской Турцией, как между молотом и наковальней. В этой борьбе Георгию XI приходилось привлекать на свою сторону осетинские военные формирования, как единоверцев или новообращенных, а иногда искать убежища в горах Осетии, и таким наиболее близким и удобным высокогорным убежищем была Двалетия-Туалгом. Традиция скрываться в горах Осетии для грузинских правителей была не нова: уже в 781 г. картлийский эрисмтавар после конфликта с арабами бежал на Северный Кавказ через "врата овсетские, которые есть Дариалан". Подобные факты отмечены в XIII-XIV вв., когда цари Грузии укрывались в горах Центрального Кавказа со своими драгоценностями от татаро-монголов (42, с. 163). На фоне очерченных выше грузино-осетинских отношений становится понятной активная заинтересованность грузинской стороны в приобщении горной Осетии и Двалетии в первую очередь к христианству. Весьма авторитетный и популярный Реком в этих расчетах и действиях занимал не последнее место.
Храм "Дзивгисы Дзуар"
Уже А. Кодзаев подметил, что западнее современной Осетии грузинское влияние ослабевает, уступая место господству греческого стиля и письма (43, с. 96). В целом это действительно так. Но нужно заметить, что горные ущелья западной части Северной Осетии - Дигории (верховья р. Урух) дают настолько своеобразные и самобытные в архитектурно-строительном отношении памятники, что мы не можем отнести их ни к греко-византийской, ни к грузинской зоне христианского влияния. Как писал А. Гатуев, в дигорском селении Галиат есть маленькая каменная церковь с монашескими кельями, а осетины якобы рассказывали, что в них жили греческие монахи. Речь идет о так называемом "Юс-дзуаре", приписываемом (по созвучию - ?) византийскому императору VI в. Юстиниану, но не имеющему к нему никакого отношения. Далее А. Гатуев говорит о развалинах храма св. Николая в Кумбулте и церкви Феодора Тирона в с. Дунта, также в Дигории (44, с. 11-12). Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть данные А. Гатуева; в Дигории есть древняя церковь "Авд-дзуар" или "Юс-дзуар" около с. Галиат (5,70x4,45) с каменным престолом в алтарной части, датированная мной очень условно XIII-XIV вв., но совершенно неканонического облика. В XIX в. это здание уже было осетинским языческим дзуаром фамилии Едзиевых, что засвидетельствовал В. Ф. Миллер (22, с. 152-153, рис. 24, 5-6). Еще две таких же маленьких каменных церкви есть в дигорских селениях Фараскат и Донифарс; данные о них опубликованы нами (22, с. 153-155, рис. 28-29), причем был подчеркнут чисто местный характер памятников и их конструктивное сходство со склеповыми сооружениями горного Кавказа, а это ставит церкви Дигории в определенную связь с Нузальской церковью (22, с. 156-157). По сведениям Иоанна Болгарского, в горах Осетии в его время насчитывалось более 15 каменных церквей (45, с. 116). В их число входил и храм "Дзивгисы дзуар" в с. Дзивгис Куртатинского ущелья (левый берег р. Фиагдон). Осетинское Куртатинское общество в пределы Двалетии не входило, но "Дзивгисы дзуар" представляет наиболее западный, бесспорно, грузинский архитектурный памятник в Осетии, и это продвижение грузинского политического и культурного влияния скорее всего шло в Куртатию из хорошо и прочно освоенной Двалетии (Куртатинское ущелье изолировано от Грузии отсутствием здесь перевалов). Поэтому, сданной оговоркой, мы попытаемся рассмотреть Дзивгисский храм в контексте Двалетии.
Селение Дзивгис находится в глубине лесистого Куртатинского ущелья и в устье высокогорной Фиагдонской котловины, высота над уровнем моря 1260 м. Удобно расположенный Дзивгис был в XVIII в. довольно крупным селением (24, с. 161). Наиболее ранние литературные сведения о древностях Дзивгиса относятся к первой половине XIX в. и связаны с церковными колоколами с грузинскими надписями (46). Более подробные сведения в 1852 г. опубликовал А. Головин: "В селении Зивгис, над самым руслом р. Фиагдон, красуется древняя святыня, небольшая церковь во имя св. Георгия. Предание относит ее построение ко времени царицы Тамары. В ней видны остатки иконостаса, лики Спасителя и Богоматери, престол и жертвенник сохранились невредимыми... около церкви два колокола от 16 до 20 фунтов. Один из них с грузинской надписью, из которой видно, что он пожертвован зивгисскому св. Георгию царем Георгием Малым в ознаменование его победы в 1685 году" (47, с. 443-444). В 1870 г. Дзивгис посетил В. Б. Пфаф, писавший: "во-первых, здесь есть старинная грузинская церковь, которая смело может быть относима ко времени царицы Тамары" и отмечает два колокола с грузинскими надписями (48, с. 160). К Дзивгисскому храму было обращено и внимание В. Ф. Миллера в 1886 г. (49, с. 48-50). Первым путешественником, побывавшим внутри храма в 1912 г., был англичанин Дж. Ф. Бэдцли, отметивший проход в алтарную часть в виде стрельчатой арки и на левой стороне арки оттиск руки и креста (50, с. 110-112). В советское время перевод грузинской надписи на одном из колоколов Дзивгиса сделал акад. А. Г. Шанидзе, а опубликовал перевод Л. П. Семенов: "Мы, государь Грузии, царь царей господин Георгий в хроникой 371 пожертвовали колокол сей тебе, святому Георгию Зиблисскому, для нашего успеха". Очевидно, это наиболее точный перевод. Л. П. Семенов комментирует надпись: хроникой 371 есть 1683 г., а упоминаемый царь Георгий - Георгий XI (51, с. 151-152). Мы уже говорили об этом царе в связи с Рекомом.
Храм Дзивгиса ввиду неровности рельефа поставлен на искусственно созданную снивелированную платформу, со стороны реки укрепленную каменной, из больших глыб, подпорной стеной. В плане здание представляет вытянутый четырехугольник длиной 8,12 м и шириной 5,65 м. С восточной стороны к зданию пристроена полуциркульная апсида шириной 2,60 м. Апсида имеет узкое, щелевидное окно, интерьер слабо освещен еще четырьмя такими же оконцами и погружен в полумрак. В западной части южной стены находится вход. В апсиду ведет проход шириной 1,65 м, завершающийся стрельчатой аркой. Современный объем здания характеризуется базиликальностью, подчеркиваемой щипцовыми фронтонами на торцовых фасадах. Крыша двухскатная. Кладка очень тщательная, на известковом растворе. При внимательном ознакомлении со зданием выявляются следы перестроек и новоделов, в частности, чисто местное, горско еоформление перекрытия апсиды с восемью рядами горизонтальных полочек и навершием - сходство с оформлением позднесредневековых склепов Осетии и Чечено-Ингушетии полное (см. напр., 52, рис. 56, 57, 58, 68 - ступенчатые перекрытия башен с каменными навершиями). То же следует сказать и о стрельчатой арке, завершающей вход в алтарь. Это также не имеет отношения к грузинской строительной культуре и традициям.
Храм "Дзивгисы дзуар" изучался нами в 1982-1983 гг. Наши основные выводы: 1) в основе здания лежит небольшая и типичная для горной зоны Центрального Кавказа зальная грузинская базилика; 2) здание претерпело длительную эволюцию, благодаря чему в его облике стали преоб ладать местные горнокавказские черты, придавшие храму синкретический характер. Последнее ярко иллюстрируется помещением у входа в алтарь отпечатка руки, хотя и осененной тремя крестами по сторонам - изображение (29, рис. на форзаце), в христианской иконографии не принятое, не распространенное на оштукатуренных фасадах осетинских склепов (53 рис. 10, 1 и др.); 3) раскопанные мною у апсиды храма погребения по христианскому обряду в каменных ящиках датируются XIV-XV вв. и свидетельствуют о том, что в этот период храм уже функционировал. Следовательно, построен он был не позже XIII в., скорее всего в XI-ХП вв., что позволяет поставить "Дзивгисы дзуар" в один типологический и хронологический ряд с храмами Зруга, Тли и Регаха, Нузальской часовней. Видимо, это была одна волна активной пропаганды грузинской церкви в Двалетии, достигшая Куртатинского ущелья. Говоря о христианских памятниках Двалетии, Г. Г. Гамбашидзе отмечает: "Время строительства вышеописанных памятников совпадает с временем интенсивного строительства культовых памятников в Никозской епархии (в сферу деятельности которой входила и Двалетия"; 23, с. 5).
Нет сомнения в том, что в зоне Центрального Кавказа именно Двалетия была наиболее христианизирована и грузинизирована, что заложило предпосылки устойчивой ориентации Северной Осетии вместе с Грузией на союз с растущей христианской Россией. Необходимость такого союза особенно четко была осознана грузинской стороной при Георгии XI в конце XVII - начале XVIII вв. Тесные взаимосвязи между Осетией и Грузией на почве христианства сыграли свою роль в приобщении осетинского народа к этому вероучению, преобладающему в Осетии по сей день.
Грузинские храмы Трусовского ущелья
Наконец, нельзя не сказать о грузинских храмах Трусовского ущелья, выходящего на трассу Военно-грузинской дороги с запада в районе Коби и Кобинской котловины. Это наименее изученные христианские памятники на этнической территории Осетии, ныне административно входящей в состав Грузии. Мне они известны по графической публикации В,Х,тменова (29, табл. 67-69), причем автор осторожно относит их к XV - XVI вв. (29, с. 182). Я также допускаю эту дату несколько омоложенной - храм Таранджелос, судя по его плану, может быть датирован XI - XII вв. а храм Суатиси настолько перестроен, что от первоначального здания сохранился лишь участок северной стены трехступенчатой пилястрой и, возможно, в западной части южной стены - черта для грузинских храмов малых форм обычная.
Храмы грузинского происхождения из Труссопредставляют как бы соединенное звено между храмами Двалетии и Дзудзукетии, фиксируя их культурно-историческое значение.
"Хозита-Майрам" и Тли представляют храмы-близнецы, построенные в одно время: в первой четверти XI в. Тлийский храм - типичное произведение грузинского церковного зодчества (21, с. 773; 22, с. 166-167, рис. 31,2). С исторической точки зрения в тли мы видим почти зеркальное отражение ситуации, сложившейся в Зругском ущелье вокруг храма "Хозита-Майрам" - небольшой и простой, но в то же время эффектный для местных условий храм, рассчитанный на немногочисленный приход. Но дело, очевидно, не в количестве прихожан, а в их социальном значении для Грузии, которое, подобно Зругу, раскрывается положением Тли на пути к Мамисонскому перевалу и возможностью средневековых тлийцев контролировать этот перевал в Рачу и Западную Грузию.
http://www.goragospodnya.ru/istorija/it ... om-kavkaze
-
- Сообщения: 3764
- Зарегистрирован: 07 мар 2015, 02:26
- Награды: 1
- Откуда: Грузия, Очамчири
- Благодарил (а): 532 раза
- Поблагодарили: 377 раз
- Пол:
Re: Отношение Грузии с соседними народами
На чечено-грузинском форуме о "Триалетской осетии"
http://www.adamalla.com/showthread.php?t=7567
http://www.adamalla.com/showthread.php?t=7567
-
- Сообщения: 3764
- Зарегистрирован: 07 мар 2015, 02:26
- Награды: 1
- Откуда: Грузия, Очамчири
- Благодарил (а): 532 раза
- Поблагодарили: 377 раз
- Пол:
Re: Отношение Грузии с соседними народами
Средневековое вайнахское христианство
Христианство со временем забылось в Чечне и Ингушетии, но вайнахи-язычники продолжали использовать христианские храмы как языческие святилища, относясь к ним с сакральным страхом и благоговением
На Северном Кавказе христианство не смогло вытеснить автохтонные религиозно-культовые представления, став органичной частью местного язычества, значительно обогатив его при этом
Вайнахи (чеченцы, ингуши и бацбийцы) - автохтонное население Центрального и Северо-Восточного Кавказа. В религиозном отношении сегодня они, как известно, исповедуют ислам суннитского толка, ханафитского мазхаба (тарикаты накшбандийя и кадирийя). Однако, история религиозных воззрений вайнахов достаточно сложна.
Христианство стало проникать к вайнахам, начиная с Х века, преимущественно со стороны Грузии, которая пыталась укрепить и обезопасить свои северные границы путем обращения населения горного Кавказа в христианство.
Первоначально вайнахи, несомненно, были язычниками и имели автохтонный пантеон. Сложность данного вопроса заключается в том, что при имеющихся свидетельствах об истории вайнахов мы не можем представить себе вайнахское язычество без христианских элементов, «вросших» в сам концепт языческих верований вайнахов, в их структуру.
Это объясняется тем, что вайнахи испытали на себе немалое влияние христианства, более того, они, как и многие другие кавказские народы, несколько веков считались христианами. Христианство стало проникать к ним, начиная с Х века, преимущественно со стороны Грузии, которая пыталась укрепить и обезопасить свои северные границы путем обращения населения горного Кавказа в христианство. Вероятно, некоторые христианские элементы заимствовались и из Руси, с которой вайнахи поддерживали отношения.
В средние века разделения на чеченцев, ингушей и бацбийцев еще не существовало, они представляли единую нахскую этнокультурную общность. Вайнахи достаточно легко приняли христианство, видимо, его догматы не вошли в острое противоречие с древними языческими представлениями. Около XI века в вайнахских горах начинается строительство храмов, в них завозятся церковные книги, написанные на древнегрузинском языке. Некоторые из древних нахских христианских церквей сохранились до наших дней. Самые значимые из них - храм Тхаба-Ерды (ТкъобIa-Ерды) в Ассиновском ущелье Ингушетии, Алби-Ерды и Таргим в Горной Ингушетии. Развалины древних храмов располагаются и в горах Чечни - в районе Галанчожа, в Аргунском ущелье и т. д.
Наиболее интересный памятник средневекового вайнахского христианства - храм Тхаба-Ерды. Он был возведен приблизительно в XII веке, видимо, грузинскими мастерами при сотрудничестве с местными вайнахами. Надпись на нем гласит, что выстроил его Давид при епископе Георгии. Тхаба-Ерды богато украшен различными рисунками, петроглифами, барельефами, носящими местный характер. Само название церкви «Тхаба-Ерды» переводят то как «Святой двух тысяч», то как «Святой Фома», точно выяснить генезис названия достаточно сложно. Видимо, более всего по смыслу подходит последнее - «Храм святого Фомы».
Старинный грузинский документ, датируемый 1310 годом, говорит о поездке епископа Грузии Евфимия по храмам горного Кавказа, в частности, он посетил храмы «Хунзов» (хунзахских аварцев) и «Нохчиев» (чеченцев). Последнее недвусмысленно доказывает бытование христианства в начале XIV века у тукхума Нохчамахкхой, впоследствии составившем ядро формирования собственно чеченского народа.
Однако, вайнахское христианство было достаточно неглубоким по своему наполнению. Проповедникам так и не удалось всерьез обратить вайнахов в христианство. Исполняя христианские обряды и молясь христианскому богу, они, тем не менее, сохраняли языческие представления о мире и автохтонное мировоззрение.
Дальнейшие исторические обстоятельства сложились так, что христианство у вайнахов не прижилось, не закрепилось, на его место снова вернулось древнее язычество, но уже впитавшее в себя многие элементы христианского вероучения и космологии. Проповедь была возобновлена Грузией лишь с военным походом царя Теймураза в горы Чечни и Ингушетии в 1638 году, однако, тогда ему удалось обратить в христианство лишь немногих вайнахов, которые вскоре снова возвратились к язычеству. Впрочем, в петроглифах башен XVI-XVII веков заметна и христианская символика: изображаются распятия, кресты.
По свидетельству И. Цискарова («Записки о Тушетии», 1848), один 100-летний старик в горной Чечне рассказывал, что во времена его детства вайнахи еще молились в церквах, к середине ХIX века только начавших разрушаться, а затем в горы приехали «персияне» и обратили вайнахских горцев в ислам. Из этого становится очевидно, что мелхистинцы или жители Шаро-Аргунского ущелья в начале-середине XVIII века все еще исповедовали христианство и справляли соответствующие обряды. Однако, уже в конце XVIII века горцы были либо язычниками, либо мусульманами - посланный в ингушские горы в 1798 году для «евангельской проповеди» о. Стефан Гаврилов в 1799 году был там убит.
История вайнахского христианства достаточно типична для Кавказа. Имеются многие моменты структурного и фактического сходства религиозной истории нахов с историей адыгов и карачаево-балкарцев.
Христианство оставило много следов в культуре нахских народов. Скорее всего благодаря ему в вайнахском язычестве оформился концепт главного, единого Бога - вседержителя и творца (чеченский «Дала», ингушский «Даьла»). Некоторые языческие культы приобрели христианские черты, указывающие на возможность проникновения этой религии и со стороны Древней Руси. Так, языческие жрецы при обращении к Богу говорили «очче Даьла, очио», а святилище женского божества на горе ЦIaйлоам («Святая гора») называлось «Маьтар Даьла». Считается, что это могут быть видоизмененные русские слова «отче» и «матерь», широко используемые в русской религиозной практике.
Некоторые названия дней недели в чеченском и ингушском языках - христианского происхождения. К примеру, «пятница» - чеченская «пIepacка», ингушская «пIaьраска» - происходят от «параскева». Чеченское слово «жаар» и ингушское «жIapг» - «крест» идут от грузинского «джвари».
Действительно, христианство со временем забылось в Чечне и Ингушетии, но вайнахи-язычники продолжали использовать христианские храмы как языческие святилища, относясь к ним с сакральным страхом и благоговением. В них и около них производились моления в честь местных Богов, святых и покровителей. По мнению многих авторов, само вайнахское слово «элгыц» - «языческое святилище» имеет корни в греческом «экклесия». Это указывает на то, что в народном и историческом сознании нахов христианская и языческая, автохтонная атрибутика сплавились воедино.
Еще в ХIX веке в ингушском храме Тхаба-Ерды сохранялось древнегрузинское Евангелие, к которому горцы относились с трепетом, боялись прикоснуться к нему. Богослужебная книга хранилась и в святилище Маго-Ерды в Ингушетии. Аналогичные случаи отмечались не только у вайнахов, но и у кабардинцев, абазин и других северокавказских народов. Об этом упоминал еще С. Броневский в 1823 году.
Известно, что вплоть до ХХ века плоскостные чеченцы именовали обитателей горной полосы Чечни и Ингушетии - «ламан кераста», что переводится как «горные христиане». Это относилось и к аккинцам, и к мелхистинцам, и к другим тукхумам горных вайнахов.
История вайнахского христианства достаточно типична для Кавказа. Имеются многие моменты структурного и фактического сходства религиозной истории нахов с историей адыгов и карачаево-балкарцев. У всех этих народов христианство не стало господствующей религией, но христианские представления, активно привнесенные в их культуру в Средневековье, слились с языческими, «вросли» в них и создали религиозный синкретизм. Христианство на Северном Кавказе практически не смогло вытеснить автохтонные религиозно-культовые представления, оно стало органичной частью местного язычества, несомненно, значительно обогатив его при этом.
http://usahlkaro.livejournal.com/753382.html
Христианство со временем забылось в Чечне и Ингушетии, но вайнахи-язычники продолжали использовать христианские храмы как языческие святилища, относясь к ним с сакральным страхом и благоговением
На Северном Кавказе христианство не смогло вытеснить автохтонные религиозно-культовые представления, став органичной частью местного язычества, значительно обогатив его при этом
Вайнахи (чеченцы, ингуши и бацбийцы) - автохтонное население Центрального и Северо-Восточного Кавказа. В религиозном отношении сегодня они, как известно, исповедуют ислам суннитского толка, ханафитского мазхаба (тарикаты накшбандийя и кадирийя). Однако, история религиозных воззрений вайнахов достаточно сложна.
Христианство стало проникать к вайнахам, начиная с Х века, преимущественно со стороны Грузии, которая пыталась укрепить и обезопасить свои северные границы путем обращения населения горного Кавказа в христианство.
Первоначально вайнахи, несомненно, были язычниками и имели автохтонный пантеон. Сложность данного вопроса заключается в том, что при имеющихся свидетельствах об истории вайнахов мы не можем представить себе вайнахское язычество без христианских элементов, «вросших» в сам концепт языческих верований вайнахов, в их структуру.
Это объясняется тем, что вайнахи испытали на себе немалое влияние христианства, более того, они, как и многие другие кавказские народы, несколько веков считались христианами. Христианство стало проникать к ним, начиная с Х века, преимущественно со стороны Грузии, которая пыталась укрепить и обезопасить свои северные границы путем обращения населения горного Кавказа в христианство. Вероятно, некоторые христианские элементы заимствовались и из Руси, с которой вайнахи поддерживали отношения.
В средние века разделения на чеченцев, ингушей и бацбийцев еще не существовало, они представляли единую нахскую этнокультурную общность. Вайнахи достаточно легко приняли христианство, видимо, его догматы не вошли в острое противоречие с древними языческими представлениями. Около XI века в вайнахских горах начинается строительство храмов, в них завозятся церковные книги, написанные на древнегрузинском языке. Некоторые из древних нахских христианских церквей сохранились до наших дней. Самые значимые из них - храм Тхаба-Ерды (ТкъобIa-Ерды) в Ассиновском ущелье Ингушетии, Алби-Ерды и Таргим в Горной Ингушетии. Развалины древних храмов располагаются и в горах Чечни - в районе Галанчожа, в Аргунском ущелье и т. д.
Наиболее интересный памятник средневекового вайнахского христианства - храм Тхаба-Ерды. Он был возведен приблизительно в XII веке, видимо, грузинскими мастерами при сотрудничестве с местными вайнахами. Надпись на нем гласит, что выстроил его Давид при епископе Георгии. Тхаба-Ерды богато украшен различными рисунками, петроглифами, барельефами, носящими местный характер. Само название церкви «Тхаба-Ерды» переводят то как «Святой двух тысяч», то как «Святой Фома», точно выяснить генезис названия достаточно сложно. Видимо, более всего по смыслу подходит последнее - «Храм святого Фомы».
Старинный грузинский документ, датируемый 1310 годом, говорит о поездке епископа Грузии Евфимия по храмам горного Кавказа, в частности, он посетил храмы «Хунзов» (хунзахских аварцев) и «Нохчиев» (чеченцев). Последнее недвусмысленно доказывает бытование христианства в начале XIV века у тукхума Нохчамахкхой, впоследствии составившем ядро формирования собственно чеченского народа.
Однако, вайнахское христианство было достаточно неглубоким по своему наполнению. Проповедникам так и не удалось всерьез обратить вайнахов в христианство. Исполняя христианские обряды и молясь христианскому богу, они, тем не менее, сохраняли языческие представления о мире и автохтонное мировоззрение.
Дальнейшие исторические обстоятельства сложились так, что христианство у вайнахов не прижилось, не закрепилось, на его место снова вернулось древнее язычество, но уже впитавшее в себя многие элементы христианского вероучения и космологии. Проповедь была возобновлена Грузией лишь с военным походом царя Теймураза в горы Чечни и Ингушетии в 1638 году, однако, тогда ему удалось обратить в христианство лишь немногих вайнахов, которые вскоре снова возвратились к язычеству. Впрочем, в петроглифах башен XVI-XVII веков заметна и христианская символика: изображаются распятия, кресты.
По свидетельству И. Цискарова («Записки о Тушетии», 1848), один 100-летний старик в горной Чечне рассказывал, что во времена его детства вайнахи еще молились в церквах, к середине ХIX века только начавших разрушаться, а затем в горы приехали «персияне» и обратили вайнахских горцев в ислам. Из этого становится очевидно, что мелхистинцы или жители Шаро-Аргунского ущелья в начале-середине XVIII века все еще исповедовали христианство и справляли соответствующие обряды. Однако, уже в конце XVIII века горцы были либо язычниками, либо мусульманами - посланный в ингушские горы в 1798 году для «евангельской проповеди» о. Стефан Гаврилов в 1799 году был там убит.
История вайнахского христианства достаточно типична для Кавказа. Имеются многие моменты структурного и фактического сходства религиозной истории нахов с историей адыгов и карачаево-балкарцев.
Христианство оставило много следов в культуре нахских народов. Скорее всего благодаря ему в вайнахском язычестве оформился концепт главного, единого Бога - вседержителя и творца (чеченский «Дала», ингушский «Даьла»). Некоторые языческие культы приобрели христианские черты, указывающие на возможность проникновения этой религии и со стороны Древней Руси. Так, языческие жрецы при обращении к Богу говорили «очче Даьла, очио», а святилище женского божества на горе ЦIaйлоам («Святая гора») называлось «Маьтар Даьла». Считается, что это могут быть видоизмененные русские слова «отче» и «матерь», широко используемые в русской религиозной практике.
Некоторые названия дней недели в чеченском и ингушском языках - христианского происхождения. К примеру, «пятница» - чеченская «пIepacка», ингушская «пIaьраска» - происходят от «параскева». Чеченское слово «жаар» и ингушское «жIapг» - «крест» идут от грузинского «джвари».
Действительно, христианство со временем забылось в Чечне и Ингушетии, но вайнахи-язычники продолжали использовать христианские храмы как языческие святилища, относясь к ним с сакральным страхом и благоговением. В них и около них производились моления в честь местных Богов, святых и покровителей. По мнению многих авторов, само вайнахское слово «элгыц» - «языческое святилище» имеет корни в греческом «экклесия». Это указывает на то, что в народном и историческом сознании нахов христианская и языческая, автохтонная атрибутика сплавились воедино.
Еще в ХIX веке в ингушском храме Тхаба-Ерды сохранялось древнегрузинское Евангелие, к которому горцы относились с трепетом, боялись прикоснуться к нему. Богослужебная книга хранилась и в святилище Маго-Ерды в Ингушетии. Аналогичные случаи отмечались не только у вайнахов, но и у кабардинцев, абазин и других северокавказских народов. Об этом упоминал еще С. Броневский в 1823 году.
Известно, что вплоть до ХХ века плоскостные чеченцы именовали обитателей горной полосы Чечни и Ингушетии - «ламан кераста», что переводится как «горные христиане». Это относилось и к аккинцам, и к мелхистинцам, и к другим тукхумам горных вайнахов.
История вайнахского христианства достаточно типична для Кавказа. Имеются многие моменты структурного и фактического сходства религиозной истории нахов с историей адыгов и карачаево-балкарцев. У всех этих народов христианство не стало господствующей религией, но христианские представления, активно привнесенные в их культуру в Средневековье, слились с языческими, «вросли» в них и создали религиозный синкретизм. Христианство на Северном Кавказе практически не смогло вытеснить автохтонные религиозно-культовые представления, оно стало органичной частью местного язычества, несомненно, значительно обогатив его при этом.
http://usahlkaro.livejournal.com/753382.html
-
- Сообщения: 3764
- Зарегистрирован: 07 мар 2015, 02:26
- Награды: 1
- Откуда: Грузия, Очамчири
- Благодарил (а): 532 раза
- Поблагодарили: 377 раз
- Пол:
Re: Отношение Грузии с соседними народами
История грузино-польских отношений
Грузино-польские отношения имеют многовековую историю. Ярким эпизодом этих отношений является фигура видного польского дипломата грузинского происхождения, Богдана Гурджицкого, работавшего при польском королевском дворе с середины XVII века. А в 1770 году Грузия приютила до тысячи польских семей, бежавших с родины в поисках безопасной жизни.
Тем не менее, в полной мере межгосударственные отношения начали развиваться лишь после обретения независимости обоих государств в начале XX века.
29 января 1919 года Польша официально признала восстановление грузинской государственности, и вскоре появилась идея создания Восточно-европейского военно-политического альянса, куда должна была войти и Грузия.
С этой целью в марте 1920 года в Южный Кавказ была отправлена польская делегация, которая помимо Грузии планировала привлечь к союзу и соседние Армению и Азербайджан.
Был и еще один вопрос, который нуждался в решении – после Первой мировой войны в Грузии остались служившие в императорской армии польские военные, желавшие вернуться домой. Польская бригада сыграла важную роль в деле установления порядка и законности в первые дни после восстановления грузинской независимости, но вскоре была расформирована под давлением германских экспедиционных частей. Большинство этих военных через Украину вернулись домой.
Польско-грузинский военный союз включал в себя также военную помощь Грузии, и прежде всего вооружением и боеприпасами, которых остро не хватало Первой республике, воюющей по всем фронтам вновь обретенных границ.
Однако прежде, чем в Тбилиси прибыл спецпредставитель польского правительства , началась советско-грузинская война. Титус Филипович, который должен был стать польским послом в Грузии, был арестован советами в Баку.
Тем не менее, представители польского правительства под руководством Виктора Бялобжеского вплоть до захвата Тбилиси советскими войсками работали во временном консульстве польской республики.
Советское вторжение привело к крупномасштабной грузинской эмиграции: среди грузин, которые переехали в Польшу, были Закариа Бакрадзе, Александре Чхеидзе, Иване Казбеги, Виктор Ломидзе, а так же тавади Димитри Шаликашвили, отец знаменитого в последствии генерала Джона Шаликашвили. Многие грузинские офицеры поступили на службу в польскую армию.
Потомки грузинских эмигрантов и сегодня живут в польской республике, по мере сил укрепляя давние дружеские отношения между двумя народами.
http://vog.ge/217-istoriya-gruzino-pols ... heniy.html
Грузино-польские отношения имеют многовековую историю. Ярким эпизодом этих отношений является фигура видного польского дипломата грузинского происхождения, Богдана Гурджицкого, работавшего при польском королевском дворе с середины XVII века. А в 1770 году Грузия приютила до тысячи польских семей, бежавших с родины в поисках безопасной жизни.
Тем не менее, в полной мере межгосударственные отношения начали развиваться лишь после обретения независимости обоих государств в начале XX века.
29 января 1919 года Польша официально признала восстановление грузинской государственности, и вскоре появилась идея создания Восточно-европейского военно-политического альянса, куда должна была войти и Грузия.
С этой целью в марте 1920 года в Южный Кавказ была отправлена польская делегация, которая помимо Грузии планировала привлечь к союзу и соседние Армению и Азербайджан.
Был и еще один вопрос, который нуждался в решении – после Первой мировой войны в Грузии остались служившие в императорской армии польские военные, желавшие вернуться домой. Польская бригада сыграла важную роль в деле установления порядка и законности в первые дни после восстановления грузинской независимости, но вскоре была расформирована под давлением германских экспедиционных частей. Большинство этих военных через Украину вернулись домой.
Польско-грузинский военный союз включал в себя также военную помощь Грузии, и прежде всего вооружением и боеприпасами, которых остро не хватало Первой республике, воюющей по всем фронтам вновь обретенных границ.
Однако прежде, чем в Тбилиси прибыл спецпредставитель польского правительства , началась советско-грузинская война. Титус Филипович, который должен был стать польским послом в Грузии, был арестован советами в Баку.
Тем не менее, представители польского правительства под руководством Виктора Бялобжеского вплоть до захвата Тбилиси советскими войсками работали во временном консульстве польской республики.
Советское вторжение привело к крупномасштабной грузинской эмиграции: среди грузин, которые переехали в Польшу, были Закариа Бакрадзе, Александре Чхеидзе, Иване Казбеги, Виктор Ломидзе, а так же тавади Димитри Шаликашвили, отец знаменитого в последствии генерала Джона Шаликашвили. Многие грузинские офицеры поступили на службу в польскую армию.
Потомки грузинских эмигрантов и сегодня живут в польской республике, по мере сил укрепляя давние дружеские отношения между двумя народами.
http://vog.ge/217-istoriya-gruzino-pols ... heniy.html
-
- Сообщения: 3764
- Зарегистрирован: 07 мар 2015, 02:26
- Награды: 1
- Откуда: Грузия, Очамчири
- Благодарил (а): 532 раза
- Поблагодарили: 377 раз
- Пол:
Re: Отношение Грузии с соседними народами
Поляки в Грузии
Поляки в Грузии
Грузия на протяжении всей своей богатой истории является одним из наиболее многонациональных государств Европы. И хотя поляки никогда не составляли в ней многочисленной группы, а всего лишь небольшой процент населения, они все же оставили свой заметный след на страницах ее истории и внесли значительный вклад в развитие грузинской экономики и культуры.
Истории польско-грузинских отношений, вероятно, свыше пятисот лет, а причиной их установления были поиски союзников в войнах против Турции. Известно, что первыми поляками, которые прибыли в Грузию, были священники езуиты, приглашенные в XVII веке королем Имеретии - Арчилом. Тем не менее, до конца XVIII века польско-грузинские отношения имели лишь эпизодический характер.
Эта ситуация изменилась вместе с разделом польско-литовского государства и аннексией грузинских земель Россией. С тех пор судьба поляков на территории Грузии была тесно связана с историей грузинского народа, а прежде всего с теми периодами в его истории, когда грузинский народ, как в свое время и польский народ, был лишен права на независимость. В этих историко-политических условиях борющиеся за свои права польский и грузинский народы проявляли взаимопонимание и основывали свои отношения на дружбе и сопереживании. Поляки, которые в конце XIX в.- начале XX в. приезжали в Грузию, всегда были тепло приняты на грузинской земле, а их судьбу грузины отождествляли с собственной. Указывая на множество исторических и культурных сходств как поляки, так и грузины, обращали внимание на общие национальные черты характера, объединяющие эти два народа, что подтверждают многочисленные дневники и воспоминания того времени. Здесь следует привести хотя бы слова Стефана Жеромского, одного из наиболее выдающихся польских писателей начала ХХ века: «В дневниках, повествыящих о жесткой судьбе польских изгнанников (...) всегда упоминается о союзнике изгнания – грузине, который как и польский повстанец обречен на каторжный труд (...). Дружба завязана в таких условях, является найболее крепкой».
Массовое стечение поляков в Кавказ было связано с политическими репрессиями царской России. Первая волна польских ссыльных в так называемый «теплый Сыбир» (может быть «теплую Сибирь») прибыла уже в 1794 году. Она состояла из участников восстания Тадеуша Костюшко. Следующей волной стали польские военнопленные из армии Наполеона, число которых, в зависимости от источников, варьируется от 2 до 10 тысяч человек. Также после проигранного «ноябрьского восстания» 1830 г. на Кавказ переселено свыше 5 тысячи польских семей.
По материалам первой всеобщей переписи населения Российской Империи с 1897 г., польская община на Кавказе насчитывала 25 117 человек, в том числе 6 282 поляков проживало в Тифлиской и 1293 в Кутаиской губерниях.
В начале XX века в на территории Грузии проживало 2 111,3 тысяч человек. Сегодня трудно сказать какой процент населения составляли поляки, поскольку они тогда причислялись к категории «прочие индоевропейцы», которая в целом насчитывала 33,6 тысячи человек. Количество поляков непосредственно можно определить на основе данных приведенных Станиславом Тхугуттом о том, что в 1911 г. на Кавказе проживало 36,1 тысяч поляков; а также данных Войцеха Матерского, который основываясь на собственных исследованиях утверждает, что число поляков в самом только Тбилиси увеличилось с 900 человек в 1864 г. до 7 500 в 1910 г. и 9 000 – в 1914-15, а в Батуми в 1909 г. проживало 1025 человек польской национальности. Исходя из этого по всей вероятности можно предположить, что к началу Первой Мировой Войны польская община в Грузии состояла из 15 тысяч человек.
Похожие проблемы касаются попыток определения количества поляков на территории Грузии в послевоенный период, характеризующимся массовыми миграциями, в особенности крупнейшая волна репатриации с 1919-1924 гг., в результате которой из большевистской России в Польшу вернулось свыше 1,264 миллиона человек. К сожалению, не известно, насколько это коснулось поляков на территории Грузии.
По материалам первой всеобщей переписи населения СССР 1926 года на Южном Кавказе проживало 6 324 поляков, в том числе на грузинской территории уже лишь 3 159 поляков. Такое сокращение польского населения представляет собой результат как эмиграции в Польшу, так и красного террора, но необходимо учесть также и тот факт, что в начале советской эпохи часть поляков поменяла свои фамилии и, желая избежать репрессий, зарегистрировалась русскими.
Численность поляков в Грузии увеличилась к середине 30-их годов. Эти изменения были связаны с ликвидацией двух польских национальных округов – им. Мархлевского в Украинской ССР (в 1936 г.) и им. Дзержинского в Белорусской ССР (в 1937 г.). Часть польского населения из этих округов была выселена в Грузию. Начало войны между Германией и СССР привело к эмиграции следующей волны поляков на Кавказ. Исследователи оценивают, что в первые годы войны в Грузии проживало около 10 тысяч поляков. Но уже в 1943 г. их число начало резко сокращаться в связи с формированием польской армии в СССР и в 1944 г. осталось только 4,2 тысячи человек. Известно также, что в 1946-1948 гг. приблизительно 3 тысячи человек вернулись из Грузии в Польшу в ходе движения репатриации.
Для определения численности польского населения в Грузинской ССР после Второй Мировой Войны полезными будут результаты всеобщих переписей населения СССР 1959, 1970, 1979 и 1989 гг. По результатам в Грузии, показатели свидетельствуют о систематическом сокращении польского населения с 2,7 тыс. по 2,6 тыс. и с 2,2 тыс. по 2,014 человек.
В январе 2002 года в стране была проведена первая в условиях независимости всеобщая перепись населения Грузии. По данным этой переписи на территории контролируемой правительством, польскую национальность задекларировало 870 человек. К этому числу надо еще добавить поляков проживающих на территории Абхазии, где по данным польского посольства в Тбилиси живет 200-350 человек, что дает приблизительную общую сумму 1100-1200 человек и обозначает почти двукратное уменьшение польского населения в Грузии по сравнению с 1989 годом.
На современном этапе, как и прежде, большинство потомков поляков в Грузии населяет города, а их самая крупная группа сосредоточена в Тбилиси. При этом следует подчеркнуть, что уже с конца XIX столетия поляки, проживающие в столице составляли свыше половины польского населения на территории всей Грузии.
Необходимо также отметить, что тбилисские поляки не образовали колонии – в отличие от других национальных меньшинств – но их дома до сих пор можно встретить в некоторых районах города: на Кукии, в окрестностях костела Святых Апостолов Петра и Павла и на Сололаки. Исключением является т. н. «польский околодок» в районе Исани.
Кроме Тбилиси, наиболее значительные скопления поляков находятся сегодня в следующих муниципалитетах: Ахалцихе, Телави и Лагодехи, а также в городах: Батуми, Гори и Сухуми. В прошлом к крупным центрам польского населения принадлежали также: Кутаиси, Поти, Ахалкалаки и Закатала.
Анализируя социально-профессиональную структуру польской эмиграции в Грузию надо отметить, что поскольку до половины XIX века она складывалась почти исключительно из ссыльных солдат, то уже начиная с 40-х годов XIX столетия в Грузию добровольно прибывали эмигранты, представляющие различные профессии, в частности врачи, чиновники, купцы и торговцы. Тем не менее, еще в 1897 году солдаты составляли 68% польского населения в Грузии. На переломе XIX и XX веков, т.е в период расцвета российской экономики, в Грузию прибыла следующая существенная волна поляков, которая в значительной мере складывалась из специалистов-инженеров, учителей и научных работников.
Поляки сделали существенный вклад в развитие этого региона. Следует здесь упомянуть Фердинанда Рыдзевского, главного инженера проекта самого длинного туннеля на Кавказе – Сурамского, Романа Невядомского – начальника проектов прокладки железнодорожных путей Тбилиси-Телави и Туапсе-Поти, а также Болеслава Статковского, под руководством которого была модернизирована Военно-Грузинская Дорога. В области ботаники стоит привести пример биолога Лудвика Млокосевича, основателя известного заповедника в Лагодехи, славящегося также открытием эффективного метода борьбы против малярии и Владыслава Баграновского, который являлся начальником сухумского ботанического сада долгие годы. Одним из первых профессоров тбилисской консерватории был Луцян Трушковски; здесь проживал также и известный польский художник Зигмунт Валишевски. Однако невозможно перечислить всех поляков, сделавших свой весомый вклад в развитие этого региона.
Сегодня большинство поляков в Грузии являются представителями среднего класса, 80% имеет высшее образование, как правило, работают врачами, учителями, инженерами, научными работниками, художниками и музыкантами.
Своеобразным фактором интегрирующим польское население в Грузии является приверженность католическому вероисповедованию. Особенную роль в укреплении польского национального самосознания сыграла постройка в 1877 году – частично благодаря пожертвованиям тбилисских поляков – костела святых апостолов Петра и Павла. Храм этот – единственная римо-католическая церковь, действовавшая непрерывно на протяжении всего советского периода – среди жителей Тбилиси был известен как «польский костел». В 1894 году при приходе святых Петра и Павла было учреждено Римо-католическое Благотворительное Общество, которое основало школу для польских детей. Деятельность общества ускорило начало периода оживления польского населения, что послужило образованию в 1907 году первой светской организации – Ассоциация «Польский Дом» – в которой сконцентрировалась культурно-просветительная жизнь поляков. Немаловажное значение для воспитания молодежи имело создание польской скаутской организации, которая начиная с 1914 года действовала в Тбилиси и Кутаиси.
Начало первой мировой войны в значительной мере изменило положение поляков в Грузии. В связи со стечением большого количества польских беженцев и военнопленных из армий Германии и Австро-Венгрии, главной задачей польских организации стала поддержка новоприбывших соотечественников. Эту функцию исполняли созданный при «Польском Доме» Комитет Помощи Жертвам Войны и Польский Союз, основанный в 1917 году.
Польское население поддержало Акт Независимости, провозглашенный Народным Советом Грузии в 1918 году (свои подписи поставили под ним 3 поляков), а трехлетний период суверенитета дал толчок активизации польских организаций. В то же время появился «Тыгодник Польски» («Польский Еженедельник») – первый журнал издаваемый на польском языке.
Однако давление большевиков на молодое грузинское государство подействовало ликвидацией всех организации и систематической советизацией польского населения, а единственным учреждением, предоставляющим помощь полякам, остался приход святых Петра и Павла.
Кратковременная активизация польской общины в 1943 была связана с созданием территориальных управлений Союза Польских Патриотов в Тбилиси, Гори и Кутаиси, которые выступали с инициативами материальной, врачебной и юридической помощи польскому населению.
После Второй Мировой войны поляки в Грузии не проявляли большой активности, а советизация этой немногочисленной группы и ее значительная разобщенность не благоприятствовали развитию общественной жизни и сохранению национальных традиции и самобытности.
Также во время бурных политических перемен в начале девяностых годов польская община в Грузии не играла значительной роли – только один поляк, Виктор Дмоховски из Народно-Либерального Союза был избран депутатом Верховного Совета на выборах 1990 года.
Повторное обретение Грузией независимости в 1991 году открыло перед поляками новые возможности и стало толчком к развитию их общественной жизни. Уже в 1992 году по инициативе Александра Русиецкого в Тбилиси был создан клуб политико-элитарного характера, объединивший грузин польского происхождения. И хотя он прекратил свое существование уже в 1994 году, годом позже, в феврале 1995 года была учреждена Ассоциация Поляков в Грузии «Полония», в которой вскоре было зарегистрировано 500 человек, а теперь, после повторной регистрации Ассоциация была переименована в Культурно-Просветительский Союз Поляков в Грузии «Полония», насчитывает больше 800 членов.
Союз занимается прежде всего культурной деятельностью; помощью (в том числе медицинской) представителям польской общины в Грузии, а также образованием детей, с 1996 г. организуя для них курсы польского языка.
Вскоре в Грузии было зарегистрировано несколько новых объединений с абсолютным большинством поляков в их составе. В 1998 году был создан Польский Образовательный Центр, в рамках которого существует Польская Школа им. Св. Королевы Ядвиги и, который издает единственный журнал для польской общины в Грузии – «Кавказская Полония». В последующие годы были основаны: Фонд «Польский Дом» и Союз Медицинской Полонии в Грузии (оба в Тбилиси), Союз Полонии Южной Грузии (в Ахалцихе), Союз Поляков Кахетии (в Лагодехи) и две ассоциации, действующие в Абхазии: Центр Польской Культуры «Белый Орел» и Союз Поляков в Абхазии «Польское Содружество» - обе нахо-дятся в Сухуми. В общем организации польского меньшинства в Грузии насчитывают почти 1000 человек.
Следует подчеркнуть, что современные организации поляков возникли и развиваются в благоприятном окружении, так как в Грузии до сих пор существует положительный стереотип поляка, сформированный еще в XIX и XX веках. Среди эмигрантов и изгнанников с территории Польши было много лиц искренне преданных своей новой родине, лишенной тогда, как и Польша, независимости. Отражением этих бесконфликтных польско-грузинских контактов являются постоянные дружественные отношения этих двух нации. По итогам исследований проведенных А. Фурером на тему национально-исторического сознания академической среды в Тбилиси и оценкам разных национальностей, около 73% опрашиваемых положительно отнеслись к польскому населению в Грузии, отрицательно не высказался никто.
На современном этапе поляки в Грузии представляют собой неотъемлемую часть грузинского населения. И, несмотря на то, что в последние годы наблюдаем значительную активизацию грузинских поляков, глубокие процессы ассимиляции, а также многолетнее влияние грузинской и русской культуры привели к тому, что большинство поляков в Грузии уже не владеет польским языком, даже дома используя русский, либо грузинский. Следует также отметить, что современные представители польского меньшинства нередко происходят из польско-грузинских, польско-русских и польско-армянских семей и очень часто являются поляками в пятом, шестом, порой даже седьмом поколении – но, несмотря на все это они помнят свои корни и гордятся своим польским происхождением.
http://www.dzeglebi.ge/rus/statiebi/ist ... ruzii.html
Поляки в Грузии
Грузия на протяжении всей своей богатой истории является одним из наиболее многонациональных государств Европы. И хотя поляки никогда не составляли в ней многочисленной группы, а всего лишь небольшой процент населения, они все же оставили свой заметный след на страницах ее истории и внесли значительный вклад в развитие грузинской экономики и культуры.
Истории польско-грузинских отношений, вероятно, свыше пятисот лет, а причиной их установления были поиски союзников в войнах против Турции. Известно, что первыми поляками, которые прибыли в Грузию, были священники езуиты, приглашенные в XVII веке королем Имеретии - Арчилом. Тем не менее, до конца XVIII века польско-грузинские отношения имели лишь эпизодический характер.
Эта ситуация изменилась вместе с разделом польско-литовского государства и аннексией грузинских земель Россией. С тех пор судьба поляков на территории Грузии была тесно связана с историей грузинского народа, а прежде всего с теми периодами в его истории, когда грузинский народ, как в свое время и польский народ, был лишен права на независимость. В этих историко-политических условиях борющиеся за свои права польский и грузинский народы проявляли взаимопонимание и основывали свои отношения на дружбе и сопереживании. Поляки, которые в конце XIX в.- начале XX в. приезжали в Грузию, всегда были тепло приняты на грузинской земле, а их судьбу грузины отождествляли с собственной. Указывая на множество исторических и культурных сходств как поляки, так и грузины, обращали внимание на общие национальные черты характера, объединяющие эти два народа, что подтверждают многочисленные дневники и воспоминания того времени. Здесь следует привести хотя бы слова Стефана Жеромского, одного из наиболее выдающихся польских писателей начала ХХ века: «В дневниках, повествыящих о жесткой судьбе польских изгнанников (...) всегда упоминается о союзнике изгнания – грузине, который как и польский повстанец обречен на каторжный труд (...). Дружба завязана в таких условях, является найболее крепкой».
Массовое стечение поляков в Кавказ было связано с политическими репрессиями царской России. Первая волна польских ссыльных в так называемый «теплый Сыбир» (может быть «теплую Сибирь») прибыла уже в 1794 году. Она состояла из участников восстания Тадеуша Костюшко. Следующей волной стали польские военнопленные из армии Наполеона, число которых, в зависимости от источников, варьируется от 2 до 10 тысяч человек. Также после проигранного «ноябрьского восстания» 1830 г. на Кавказ переселено свыше 5 тысячи польских семей.
По материалам первой всеобщей переписи населения Российской Империи с 1897 г., польская община на Кавказе насчитывала 25 117 человек, в том числе 6 282 поляков проживало в Тифлиской и 1293 в Кутаиской губерниях.
В начале XX века в на территории Грузии проживало 2 111,3 тысяч человек. Сегодня трудно сказать какой процент населения составляли поляки, поскольку они тогда причислялись к категории «прочие индоевропейцы», которая в целом насчитывала 33,6 тысячи человек. Количество поляков непосредственно можно определить на основе данных приведенных Станиславом Тхугуттом о том, что в 1911 г. на Кавказе проживало 36,1 тысяч поляков; а также данных Войцеха Матерского, который основываясь на собственных исследованиях утверждает, что число поляков в самом только Тбилиси увеличилось с 900 человек в 1864 г. до 7 500 в 1910 г. и 9 000 – в 1914-15, а в Батуми в 1909 г. проживало 1025 человек польской национальности. Исходя из этого по всей вероятности можно предположить, что к началу Первой Мировой Войны польская община в Грузии состояла из 15 тысяч человек.
Похожие проблемы касаются попыток определения количества поляков на территории Грузии в послевоенный период, характеризующимся массовыми миграциями, в особенности крупнейшая волна репатриации с 1919-1924 гг., в результате которой из большевистской России в Польшу вернулось свыше 1,264 миллиона человек. К сожалению, не известно, насколько это коснулось поляков на территории Грузии.
По материалам первой всеобщей переписи населения СССР 1926 года на Южном Кавказе проживало 6 324 поляков, в том числе на грузинской территории уже лишь 3 159 поляков. Такое сокращение польского населения представляет собой результат как эмиграции в Польшу, так и красного террора, но необходимо учесть также и тот факт, что в начале советской эпохи часть поляков поменяла свои фамилии и, желая избежать репрессий, зарегистрировалась русскими.
Численность поляков в Грузии увеличилась к середине 30-их годов. Эти изменения были связаны с ликвидацией двух польских национальных округов – им. Мархлевского в Украинской ССР (в 1936 г.) и им. Дзержинского в Белорусской ССР (в 1937 г.). Часть польского населения из этих округов была выселена в Грузию. Начало войны между Германией и СССР привело к эмиграции следующей волны поляков на Кавказ. Исследователи оценивают, что в первые годы войны в Грузии проживало около 10 тысяч поляков. Но уже в 1943 г. их число начало резко сокращаться в связи с формированием польской армии в СССР и в 1944 г. осталось только 4,2 тысячи человек. Известно также, что в 1946-1948 гг. приблизительно 3 тысячи человек вернулись из Грузии в Польшу в ходе движения репатриации.
Для определения численности польского населения в Грузинской ССР после Второй Мировой Войны полезными будут результаты всеобщих переписей населения СССР 1959, 1970, 1979 и 1989 гг. По результатам в Грузии, показатели свидетельствуют о систематическом сокращении польского населения с 2,7 тыс. по 2,6 тыс. и с 2,2 тыс. по 2,014 человек.
В январе 2002 года в стране была проведена первая в условиях независимости всеобщая перепись населения Грузии. По данным этой переписи на территории контролируемой правительством, польскую национальность задекларировало 870 человек. К этому числу надо еще добавить поляков проживающих на территории Абхазии, где по данным польского посольства в Тбилиси живет 200-350 человек, что дает приблизительную общую сумму 1100-1200 человек и обозначает почти двукратное уменьшение польского населения в Грузии по сравнению с 1989 годом.
На современном этапе, как и прежде, большинство потомков поляков в Грузии населяет города, а их самая крупная группа сосредоточена в Тбилиси. При этом следует подчеркнуть, что уже с конца XIX столетия поляки, проживающие в столице составляли свыше половины польского населения на территории всей Грузии.
Необходимо также отметить, что тбилисские поляки не образовали колонии – в отличие от других национальных меньшинств – но их дома до сих пор можно встретить в некоторых районах города: на Кукии, в окрестностях костела Святых Апостолов Петра и Павла и на Сололаки. Исключением является т. н. «польский околодок» в районе Исани.
Кроме Тбилиси, наиболее значительные скопления поляков находятся сегодня в следующих муниципалитетах: Ахалцихе, Телави и Лагодехи, а также в городах: Батуми, Гори и Сухуми. В прошлом к крупным центрам польского населения принадлежали также: Кутаиси, Поти, Ахалкалаки и Закатала.
Анализируя социально-профессиональную структуру польской эмиграции в Грузию надо отметить, что поскольку до половины XIX века она складывалась почти исключительно из ссыльных солдат, то уже начиная с 40-х годов XIX столетия в Грузию добровольно прибывали эмигранты, представляющие различные профессии, в частности врачи, чиновники, купцы и торговцы. Тем не менее, еще в 1897 году солдаты составляли 68% польского населения в Грузии. На переломе XIX и XX веков, т.е в период расцвета российской экономики, в Грузию прибыла следующая существенная волна поляков, которая в значительной мере складывалась из специалистов-инженеров, учителей и научных работников.
Поляки сделали существенный вклад в развитие этого региона. Следует здесь упомянуть Фердинанда Рыдзевского, главного инженера проекта самого длинного туннеля на Кавказе – Сурамского, Романа Невядомского – начальника проектов прокладки железнодорожных путей Тбилиси-Телави и Туапсе-Поти, а также Болеслава Статковского, под руководством которого была модернизирована Военно-Грузинская Дорога. В области ботаники стоит привести пример биолога Лудвика Млокосевича, основателя известного заповедника в Лагодехи, славящегося также открытием эффективного метода борьбы против малярии и Владыслава Баграновского, который являлся начальником сухумского ботанического сада долгие годы. Одним из первых профессоров тбилисской консерватории был Луцян Трушковски; здесь проживал также и известный польский художник Зигмунт Валишевски. Однако невозможно перечислить всех поляков, сделавших свой весомый вклад в развитие этого региона.
Сегодня большинство поляков в Грузии являются представителями среднего класса, 80% имеет высшее образование, как правило, работают врачами, учителями, инженерами, научными работниками, художниками и музыкантами.
Своеобразным фактором интегрирующим польское население в Грузии является приверженность католическому вероисповедованию. Особенную роль в укреплении польского национального самосознания сыграла постройка в 1877 году – частично благодаря пожертвованиям тбилисских поляков – костела святых апостолов Петра и Павла. Храм этот – единственная римо-католическая церковь, действовавшая непрерывно на протяжении всего советского периода – среди жителей Тбилиси был известен как «польский костел». В 1894 году при приходе святых Петра и Павла было учреждено Римо-католическое Благотворительное Общество, которое основало школу для польских детей. Деятельность общества ускорило начало периода оживления польского населения, что послужило образованию в 1907 году первой светской организации – Ассоциация «Польский Дом» – в которой сконцентрировалась культурно-просветительная жизнь поляков. Немаловажное значение для воспитания молодежи имело создание польской скаутской организации, которая начиная с 1914 года действовала в Тбилиси и Кутаиси.
Начало первой мировой войны в значительной мере изменило положение поляков в Грузии. В связи со стечением большого количества польских беженцев и военнопленных из армий Германии и Австро-Венгрии, главной задачей польских организации стала поддержка новоприбывших соотечественников. Эту функцию исполняли созданный при «Польском Доме» Комитет Помощи Жертвам Войны и Польский Союз, основанный в 1917 году.
Польское население поддержало Акт Независимости, провозглашенный Народным Советом Грузии в 1918 году (свои подписи поставили под ним 3 поляков), а трехлетний период суверенитета дал толчок активизации польских организаций. В то же время появился «Тыгодник Польски» («Польский Еженедельник») – первый журнал издаваемый на польском языке.
Однако давление большевиков на молодое грузинское государство подействовало ликвидацией всех организации и систематической советизацией польского населения, а единственным учреждением, предоставляющим помощь полякам, остался приход святых Петра и Павла.
Кратковременная активизация польской общины в 1943 была связана с созданием территориальных управлений Союза Польских Патриотов в Тбилиси, Гори и Кутаиси, которые выступали с инициативами материальной, врачебной и юридической помощи польскому населению.
После Второй Мировой войны поляки в Грузии не проявляли большой активности, а советизация этой немногочисленной группы и ее значительная разобщенность не благоприятствовали развитию общественной жизни и сохранению национальных традиции и самобытности.
Также во время бурных политических перемен в начале девяностых годов польская община в Грузии не играла значительной роли – только один поляк, Виктор Дмоховски из Народно-Либерального Союза был избран депутатом Верховного Совета на выборах 1990 года.
Повторное обретение Грузией независимости в 1991 году открыло перед поляками новые возможности и стало толчком к развитию их общественной жизни. Уже в 1992 году по инициативе Александра Русиецкого в Тбилиси был создан клуб политико-элитарного характера, объединивший грузин польского происхождения. И хотя он прекратил свое существование уже в 1994 году, годом позже, в феврале 1995 года была учреждена Ассоциация Поляков в Грузии «Полония», в которой вскоре было зарегистрировано 500 человек, а теперь, после повторной регистрации Ассоциация была переименована в Культурно-Просветительский Союз Поляков в Грузии «Полония», насчитывает больше 800 членов.
Союз занимается прежде всего культурной деятельностью; помощью (в том числе медицинской) представителям польской общины в Грузии, а также образованием детей, с 1996 г. организуя для них курсы польского языка.
Вскоре в Грузии было зарегистрировано несколько новых объединений с абсолютным большинством поляков в их составе. В 1998 году был создан Польский Образовательный Центр, в рамках которого существует Польская Школа им. Св. Королевы Ядвиги и, который издает единственный журнал для польской общины в Грузии – «Кавказская Полония». В последующие годы были основаны: Фонд «Польский Дом» и Союз Медицинской Полонии в Грузии (оба в Тбилиси), Союз Полонии Южной Грузии (в Ахалцихе), Союз Поляков Кахетии (в Лагодехи) и две ассоциации, действующие в Абхазии: Центр Польской Культуры «Белый Орел» и Союз Поляков в Абхазии «Польское Содружество» - обе нахо-дятся в Сухуми. В общем организации польского меньшинства в Грузии насчитывают почти 1000 человек.
Следует подчеркнуть, что современные организации поляков возникли и развиваются в благоприятном окружении, так как в Грузии до сих пор существует положительный стереотип поляка, сформированный еще в XIX и XX веках. Среди эмигрантов и изгнанников с территории Польши было много лиц искренне преданных своей новой родине, лишенной тогда, как и Польша, независимости. Отражением этих бесконфликтных польско-грузинских контактов являются постоянные дружественные отношения этих двух нации. По итогам исследований проведенных А. Фурером на тему национально-исторического сознания академической среды в Тбилиси и оценкам разных национальностей, около 73% опрашиваемых положительно отнеслись к польскому населению в Грузии, отрицательно не высказался никто.
На современном этапе поляки в Грузии представляют собой неотъемлемую часть грузинского населения. И, несмотря на то, что в последние годы наблюдаем значительную активизацию грузинских поляков, глубокие процессы ассимиляции, а также многолетнее влияние грузинской и русской культуры привели к тому, что большинство поляков в Грузии уже не владеет польским языком, даже дома используя русский, либо грузинский. Следует также отметить, что современные представители польского меньшинства нередко происходят из польско-грузинских, польско-русских и польско-армянских семей и очень часто являются поляками в пятом, шестом, порой даже седьмом поколении – но, несмотря на все это они помнят свои корни и гордятся своим польским происхождением.
http://www.dzeglebi.ge/rus/statiebi/ist ... ruzii.html