Бадделей, поровну распределяющий свои симпатии, восхищается тщательностью, с которой Ермолов возводил форт Грозный, несмотря на ночные вылазки чеченских смельчаков. Но ему кажется странным то, что русские авторы "пока" не связывают репрессии Ермолова, жестокость которых шокировала даже царя, с начавшейся партизанской войной. Бадделей писал это в 1908 году. Он удивился бы, узнав, что урок не усвоен и век спустя, считает издание.

Традиционное чеченское общество строилось на демократическом равенстве, но радикальный ислам, вызванный к жизни Ермоловым, выдвинул командира – имама Шамиля. Болезненный сын пьющего отца превратился в атлета и наездника, а первым, что он сделал, придя к власти, было введение строгого шариатского закона. Бадделей сравнивает его партизанскую тактику с тактикой буров, свежей в памяти его читателей, и описывает, как он консолидировал власть в своих руках.

Чеченское село, попавшее под перекрестный огонь, отправило к Шамилю посыльных просить либо его защиты, либо разрешения заключить мир с российским правительством. Они уговорили его престарелую мать быть их посредником. Шамиль в гневе на три дня удалился в мечеть, а выйдя оттуда, со слезами объявил, что, по воле Аллаха, тот, кто передал ему эту просьбу, должен получить 100 ударов плетью. "Ужас и восхищение охватили толпу", после первых пяти ударов старая женщина потеряла сознание, а Шамиль сорвал свое красное одеяние, вручил палачам еще более жесткие плети и с радостью принял остальные 95 ударов. Он не казнил посыльных, а отправил их обратно и велел рассказать, что они видели.

Шамиля в конце концов схватили, но ему разрешили провести остаток дней в мусульманском городе Медина. Бадделей пишет в своей книге о "слухах", что Толстой пишет роман о Шамиле и его друзьях. Последнее литературное произведение Толстого, "Хаджи-Мурат", появилось четыре года спустя.

Со времен службы на Кавказе в качестве молодого офицера Толстого восхищала доблесть чеченцев и поражало столкновение двух цивилизаций. Эта тема первоначально возникла в повести "Казаки", где есть очень важный эпизод. Казаки, к которым прикомандирован русский герой повести, относятся к охоте за чеченцами как к игре, но, когда одного из них, переплывающего на казачью территорию, убивают, казаки восхищаются красотой его тела.

Но лишь в "Хаджи-Мурате" полемическое воображение Толстого разворачивается в полную силу. Хаджи-Мурат был полевым командиром, оказавшимся между двумя деспотами и в конце концов уничтоженным ими. Толстой писал, что его зачаровывала параллель между Шамилем и Николаем I, которые олицетворяли для него два полюса абсолютизма – азиатский и европейский. Он безжалостен к царю, которого изображает глупым, эгоистичным и распутным. Он показывает российскую армию готовой вывернуть правду наизнанку, если факты таковы, что их нельзя предать гласности. Солдаты, попавшие в чеченскую засаду и погибшие, превращаются в героев, павших в ходе успешного наступления. Точно так же российские оккупанты переписывают сегодня новости из Чечни, пишет издание.

Сердце Толстого принадлежит простым чеченцам, его описание их страданий кажется предвестием сегодняшнего рассказа о Чечне Анны Политковской. Он знакомит нас с чеченцами, позволяет почувствовать мирную атмосферу чеченского села, а потом показывает, что творят русские огнем, штыком и ружьем.

Читал ли Владимир Путин "Хаджи-Мурата", когда учился в школе? Еще не поздно. Он, конечно, не читал Бадделея, а следовало бы.
Между тем Валерий Тишков, один из ведущих российских этнографов, дает повод задуматься и Путину, и его ненавистникам. В книге "Чечня. Жизнь в обществе, измученном войной", он утверждает, что событием, сформировавшим политическое сознание чеченцев, была сталинская депортация 1944 года. С точки зрения Тишкова, оправдание насилия прежними репрессиями является злоупотреблением историей. Но он добавляет, что поиски утраченного идеала, которого никогда не было, остаются движущей силой интеллектуальных дебатов в Чечне, заключает газета.