После того, как кесарь нанес тяжелое поражение Ирану, в Закавказье вновь утвердилась гегемония Византии. Непокорные были жестоко наказаны. Византийцы наладили дружеские отношения с хазарами и с блестящей победой вернулись в избалованный богатством и роскошью Константинополь. Политической и военной мощи Византии ничего не грозило, уже давно она не занимала таких выгодных и прочных позиций.
Так казалось византийским властителям, и они предавались благодушию. Их главный соперник Иран еще долго не мог бы оправиться и усилиться настолько, чтобы поднять меч на своего врага. Грузия и другие закавказские государства не представляли серьезной опасности, ибо больше не имели укрепленного тыла и должны были постоянно опасаться хазар. Так что крупного похода против греков они организовать не могли, а к мелким восстаниям Византия привыкла и легко их подавляла.


Византийцы

Одним словом, как будто ничего не угрожало могущественной Византии.
Такой надеждой, должно быть, усыпляли себя византийские правители, но, как выяснилось, надежды оказались призрачными потому, что успехи последних лет на самом деле лишь способствовали ослаблению гегемонии.
Ведь не даром сказано, что благополучию соседа следует радоваться и всячески помогать его усилению. Эту мудрость часто забывали венценосцы, и не удивительно, что позабыл ее и тогдашний кесарь Византии.
Мы уже знаем, что Византия и Иран испокон веков враждовали друг с другом, вечно соперничали, никак не могли поладить, установить границы своего влияния в Малой Азии и Закавказье, непрестанно воевали, отбирая друг у друга чужие земли. То одна держава усиливалась и расширяла свои владения, то другая. Достаточно было малейшего довода, чтобы искра вражды разгорелась в пламя войны, которое охватывало не только две соперничающие державы, но и соеедние страны. Во время этого нескончаемого соперничества чаша весов склонялась то на одну, то на другую сторону. Иногда обстановка менялась с невероятной быстротой. Победитель не успевал еще насладиться победой, как судьба уже готовила ему поражение... Случались и более длительные передышки, когда побежденный долго не мог оправиться, не мог собраться с силами...
Но рано или поздно он приходил в себя и начинал готовиться к новой войне. И снова война, снова колеблются чаши весов. Снова победа одних и поражение других. Такое положение стало привычным, а, как говорится, привычная болезнь не страшна. Возможно, эта поговорка и на сей раз оказалась бы справедливой. Может, для обеих держав лучше было бы заключить хотя бы временное перемирие, сберечь энергию и силы для того страшного врага, который рапо или поздно должен был двинуться с юга, снести с лица земли и Иран, и Византию. Но обе ослепленные взаимной враждой и пенавистью страны потеряли всякую осторожность и не замечали усиления нового огромного государства.
Возгордившаяся в результате последней победы Византия как будто и в самом деле не имела оснований для тревоги, кесарь Ираклий, казалось, мог пребывать в спокойной уверенности, что еще долго никто не посмеет замахнуться на могущество Византии ..
Но если приглядеться внимательней, то мы убедимся, что нескончаемые войны достаточно ослабили обе страны — и победившую, и побежденную. Обе истекли кровью, оба войска утомились от бесчисленных войн, и погасла та боевая искра, без которой трудно и атаковать, и обороняться. Поэтому оказалось достаточным появления новой силы, чтобы без труда вынудить обе страны бросить оружие (особенно Иран), а Византию лишить ее показного могущества.
Но прежде, чем все это случилось, ободренный недавними победами над иранцами кесарь пребывал в безмятежном спокойствии, ибо надеялся, что положение Византии еще долго будет прочным. Но как
мы уже сказали, надежда эта оказалась эфемерной, и именно последние победы ускорили закат Византийской империи.
На исторической арене появилась новая сила, которая пожелала поглотить обоих враждующих соседей вместе с их вассалами и подданными. Этот новый агрессор добрался и до Грузии и хозяйничал здесь на протяжении веков, причем оказал на жизнь нашего народа такое значительное влияние, что необходимо хотя бы бегло познакомиться с ним.
Государство это следует искать на карте южнее, между Красным морем, Персидским заливом и Индийским океаном.
Да, это государство арабов.
С незапамятных времен здесь жили арабские племена, но они были разрознены, отличались друг от друга образом жизни и родом занятий. Одни были кочевниками, разводили скот, охотились,.не гнушались и грабежом. Другие крепче были привязаны к земле, и жилью.
Третьи торговали — оживлению торговли способствовало географическое положепие и соседство с развитыми странами... И вера у этих племен была различная, это, видимо, особенно мешало их объедипению. Когда мы говорили о появлении на мировой арене новой крупной силы, мы имели в виду именно окончательное объединение арабских племен, потому что в разрозненном виде они селились на этих землях с древнейших времен, таким образом их существование было известно и Визаптии, и Ирану. Более того, и иранцы, и греки для пополнении своих войск охотно нанимали храбрых арабских воинов, особенно из племен, живших на севере. Это были бедуины — отважные воины и наездники.
Иногда, видимо, отдельные арабские племена вторгались в богатые соседние, расположенные к северу государства, но эти набеги обычно носили неорганизованный, стихийный характер и потому были не такими опасными. Разграбив какую-то часть территории, арабы возвращались обратно.
Так было до VII века.
В первой половине VII в. положение резко изменилось. Разрозненные племена объединились, и образовалось большое сильное государство. Этому, очевидно, в значительной степени способствовало распространение общей религии. Создание единого государства, естественно, связывается также с проповедником этой религии Магометом.
Простое упоминание названия «магометанство» подсказывает нам, какое широкое распространение получила эта новая вера. Она сначала же грозной силой стала противостоять христианству, и подобно ему, сделалась не только политической идеологией определенных государств, по и грозной административно-военной силой.
Эта новая религия, подобно христианству, была монотеистической, то есть признавала только одного бога, и, между прочим, испытала на себе сильное влияние христианства.
Историки с удивлением замечают, с какой неслыханной скоростьюраспространилась новая вера и соответственно в какой короткий срок образовалось арабское государство.
Это тоже имеет свое объяснение — Магомет опирался на широкие слои бедноты...
Сначала Магомет осторожно принялся за дело — только пропопедовал, и то среди своих, новую религию. Пророком аллаха и наместником его на земле он объявил себя позже, когда убедился, что круг его последователей быстро расширяется. Сначала он, опираясь на бедноту, бросил вызов богачам, которые «незаконно и несправедливо присваивали несметные богатства» (так.было до определенного времени, пока он не завоевал популярности, а в дальнейшем, так же как и христианство, магометанство стало идеологией господствующего класса).
Именно этим было обусловлено быстрое распространение новой веры. Широкие массы без колебаний становились на ее сторону, ибо с новой религией были связаны надежды на избавление от нищеты и гнета. Сторонников новой веры преследовали, пытали, бросали в темницы, но это их не пугало.
Первый биограф Магомета, Ибн-Исхак описывает, каким преследованиям подвергались первые мусульмане. Однажды противники новой веры застали в каком-то ущелье группу мусульман за молитвой, завязалась рукопашная битва, бедняк-мусульманин вытащил откуда-то верблюжью челюсть и стукнул по голове одного из нз нападающих.
Это была первая кровь, пролитая в защиту ислама,— замечает писатель.
Первая кровь! Потом крови пролилось очень много, и не только внутри страны, в борьбе за распространение ислама среди арабского населения, но, в основном, за его распространение в других странах, когда ислам вступил в единоборство с другими религиями, и в первую очередь с христианством.
Как уже было сказано, на первых цорах Магомет действовал очень осторожно, но когда он приобрел огромную армию последователей и привел к исламу всю Аравию, уверовав в себя, он вызвал на бой почти весь мир.
По преданию, в б28 г., то есть после поражения, нанесенного Византией Ирану, Магомет потребовал от всесильного византийского кесаря полного повиновения. За таким ультиматумом обычно следовала война... Магомет, должно бьгть, это и подразумевал.
Но захватнические набеги на другие страны начались позже — во времена преемников или заместителей Магомета — халифов («халиф» - означает по-арабски «заместитель». Отсюда происходит «халифат» —
владения халифов). Особенно участились походы во времена второго халифа Омара, который правил в 634 — 644 гг, то есть как раз тогда, когда Византия нанесла решающее поражение Ирану. Грузины, по всей вероятности, тоже еще не забыли тех рек крови, которые, под прикрытием религиозной борьбы, пролил в Восточной Грузии Ираклий. Не могли они забыть и того, как совсем недавно отрезали у них большую и густо населенную часть южной территории...
Жестокость Византии запомнилась и другим покоренным народам, которые долго находились под ее гнетом.
Это значительно облегчало дело арабам. Войско кесаря терпелопоражение за поражением. Летописцы тех времен сообщают, что воины византийской армии, утомленные бесконечными сражениями, переходили на сторону арабов, ожидая от них избавления. Надо казать,что на первых порах арабы действовали очень осторожно, облагали завоеванные народы легкой и необременительной данью, не оскорбляли их национального достоинства, не преследовали за веру, не трогали церквей...
Писатель VII в. сообщает один интересный эпизод: когда.халиф Омар вошел в одну из покоренных стран, он посетил христнанскуюцерковь и сказал патриарху, что хочет помолиться. Молись тут,— ответил патриарх. Но Омар отказался. Патриарх повел его в церковь Константина. «Нет, и здесь я не буду молиться»,— сказал халиф и
стал молиться на лестнице, один, не входя в храм. Потом он обратился к патриарху: «О патриарх, понял ли ты, почему я не хотел молиться в церкви?.. Если бы я помолился здесь, ты бы потерял эту церковь: мусульмане, узнав, что здесь молился Омар, отобрали бы ее у тебя... Принеси мне грамоту, а я напишу тебе повеление». И Омар запретил мусульманам молиться в этой церкви.
Для иллюстрации осторожности, с которой действовали арабы нервоначально, приведем еще один эпизод, описанный другим арабским автором VII в.
Арабский военачальник Абу-Убеид вернул населению собранную дань, ибо ему пришлось срочно покинуть завоеванный город и он не мог защищать его от внешних врагов, а дань была собрана именно для
защиты населения от вражеских набегов. Поскольку военачальник нарушал данное обещание, он счел нужным возвратить населению дань.
Это произошло в Сирии, и люди, привыкшие к несправедливости и беззаконию византийских правителей, были приятно удивлены. Естественно, что порабощенные византийцами народы с радостью встречали новую силу, которая, как им казалось, несла с собой желанное освобождение. Таким образом Визангия потеряла подряд Сирию, Палестину, Египет...
А когда пал Иран, наступила очередь Картли и других закавказских государств.



Ученые считают, что арабы впервые появились в Грузии в начале 50-х годов VII в. (642 — 643 гг.), то есть во времена халифа Омара. Но, видимо, это был скорее разбойничий набег с целью грабежа, и грузины легко его отразили. Трудно сказать, поняли ли тогда наши предки, какую грозную силу представляло то огромное войско, чьи передовые отряды они сравнительно просто повернули вспять. Но прошло каких-либо десять лет, в 654 г. арабы вновь напали на Грузию, на этот раз с большим войском и более серьезными намерениями. Они решили прочно утверкиться здесь. Грузины не оказали никакого сопротивления. Напротив,
они вышли навстречу арабам с дарами и даже сделали им комплимент: мол, ваш народ избран самим богом.
Видимо, грузины правильно оценили обстановку и приняли верное решение: сопротигляться не имело смысла, остановить эти несметные полчища было невозможно, только зря погибли бы люди и враг получил бы повод разорить страну.
Правильность решения картлийского правительства подтверждается тем первым договором, который был подписан арабами и грузинами и который вошел в историю: од названием «охранной грамоты».
Арабскому военачальнику Хабибу ибн-Масламе оказанный прием пришелся по душе, и он приказал поднесенные подарки включить в счет той дани, которую он должен был собрать с населения. Это был разумный жест арабского военачальника, обративший к нему сердца народа.
Согласно вышеупомянутому договору, или «охранной грамоте», Картли должна была платить арабам ежегодную дань. Эта дань была подворной (поусадебной), с каждого двора (дыма) причиталось в год по динару, независимо от размеров усадьбы. Одновременно грузинам запрещалось объединять дворы, чтобы тем самым не уменьшить дани. Этот пункт договора содержит еще одно условие, которое доказывает, что грузины не роняли своего достоинства и арабы вынуждены были считаться с ними: и арабам запрещалось делить дворы и таким способом увеличивать дань. Естественно, что после такого договора грузины
изо всех сил старались не делиться, препятствовали естественному разделу, и одна семья часто фактически состояла из нескольких.
Согласно договору, арабы не должны были трогать церквей и монастырей и вообще вмешиваться в вопросы веры. Однако желавшим принять мусульманство они предоставляли всяческие льготы, освобождали от дани. Но принявший мусульманство больше не имел права менять вероисповедание, отступника ждала смертная казнь. Грузины были обязаны оказывать арабам помощь в борьбе против «врагов аллаха», в свою очередь арабы должны были защищать Картли от внешних врагов.
Как видим, этот первый договор был достаточно мягким. Дань сравнительно небольшая, национальное достоинство не попирается, религия не ущемляется, во внутренние дела арабы не вмешиваются, обязуются оказывать военную помощь.
Этот документ будто не похож на составленный завоевателями.
Ярмо завоевателей бывало гораздо более тяжелым. К тому же в первый период дань собирали не сами арабы, а эриставы. Но это касается лишь начального периода арабского владычества, когда враг действовал сравнительно, осмотрительно. Дальше положение изменилось, и гнет становился все более ощутимым. Арабы все чаще и чаще стали вмешиваться во внутренние дела Картли, увеличивали дань, грубо ограничивали свободу религии.
Но это происходило позже.
А пока арабы не выходили даже за пределы Восточной Грузии, не вторгались в Западную Грузию. Более того — ввиду вспыхнувшей в самом халифате гражданской войны они не смогли твердо укрепиться и в Восточной Грузии.
Междоусобица в халифате затянулась и не утихла, даже когда один халиф сменил другого. Внутрениие осложнения не могли не отразиться на положении завоеванных стран. Покоренные народы не преминули бы воспользоваться случаем и попытаться сбросить ярмо рабства. Византия тоже, разумеется, постаралась бы вернуть утерянные права и восстановить свое господство в Закавказье. Свои претензии были и у хазар. Ведь они совсем недавно напали на Картли п разорили Тбилиси,— а для захватчика этого достаточно, чтобы заявить
свои права на страну и не уступать ее другому завоевателю. Хазары не могли не заметить разрушительных арабских набегов и лишь выжидали удобного случая. Подобную реакцию должны были вызвать внутренние неурядицы в халифате.
Так и случилось. Армяне, албаны и грузины в самом деле воспользовались временными несогласиями врага и отказались платить дань. Не исключено, что к этому их подстрекала Византия.
Во всяком случае, Византия не преминула дать арабам почувствовать, что она так легко не уступит Закавказья. В тот момент арабы уклонились от обострения отношений и заключили с Византией договор, согласно которому обязывались делить пополам полученную с грузин и армян дань.
Так легко предала своего старого «союзника и друга» могущественная Византия: увидев, что Картли обречена, она решила тоже нагреть руки.
Это было в 686 г.
Но, видимо, внутренняя смута и после этого не улеглась в халифате. Поэтому кесарь Юстипиан Второй счел договор ошибкой и решил, что незачем делиться данью с пришельцем. В 688 г. он собрал большое византийское войско под предводительством Леонтия и двинул его и Закавказье, намереваясь восстановить византийское владычество. Леонтий в самом деле сумел разбить арабские отряды, находившиеся в Закавказье, и вновь покорить Армению, Картли и Албанию. Эти сведения сообщают нам византийские авторы. Они рассказывают, как греки истребляли сарацинов (т. е. арабов)... Но ведь эти сражения происходили на грузинской земле, за владычество над грузинским народом! Правда, в данном случае один:завоеватель воевал с другим, но в этой кровавой распре не мог не участвовать и наш народ.
Кто бы позволил ему остаться сторонним наблюдателем, как бы он этого ни хотел! Историк сообщает нам сухие факты, в его обязанности не входит оживлять те или иные явления. Но мы можем себе представить, сколько жителей этой страны поплагились жизнью в борьбе за владычество завоевателей над ними! Сколько молодых воинов полегло, сколько домов было разрушено, сколько сел сожжено, сколько семей повержено в горе, сколько детей осиротело, сколько стариков осталось без кормильца...
Прошел всего год, и хазары наводнили Картли и другие страны Закавказья: теперь они проливали кровь, угоняли скот, сжигали дома, множили вдов и сирот.
Нет, таких подробностей не сообщает армянский летописец. Он коротко замечает, что пришли хазары и покорили Картли, Армению и Албанию, в яростных боях уничтожили грузинских и армянских мтаваров. А мы можем себе представить, сколько за каждым из них стояло жизней.
Одним словом, тяжко приходилось Картли. Один грозный враг сменялся вторым, второй третьим, один другого ужаснее. Надо было обороняться то от одного, то от другого, то от третьего, пытаться наладить мирные отношения то с тем, то с иным. Меч все время приходилось держать вынутым из ножен, чтобы достойно встретить врагов, которые так быстро сменяли друг друга.
Вторая половина VII в. вообще характеризуется резкими колебаниямя. Надолго ни одному из завоевателей не удается укрепиться в Закавказье. Успехи их кратковременны и переменчивы.
К началу VIII в. обстановка меняется: преимущесгво арабов становится явным. И тогда же усиливается их жестокость.
Выше мы говорили, что картлийский правитель поступил разумно, когда встретил арабов дарами и лестью. Казалось бы, это не вяжется с характером свободолюбивого народа, ведь нам известно, что в предыдущие и в последующие века грузины оказывали завоевателям твердый отпор, подчас терпели поражение, но всегда вели героическую борьбу, никогда ни перед кем покорно не склонялись.
Так почему же теперь считать разумным изъявление покорности перед вторгшимися арабами?
Если вникнуть глубже, это была не столько готовность покориться, сколько дипломатический и тактический ход. И не случайно, что «охранная грамота», подписанная сразу при вторжении врагов, никак не похожа на оскорбительную капитуляцию. Некоторые пункты этого договора ставят как бы в равные условия и одну сторону, и другую...
Разумеется, это была тактика завоевателя, но тем не менее этот, факт имеет определенное значение.
Кроме того, это была временная мера, давшая возможнос., Картли передохнуть и собраться с силами для более решительных действий.
В тот момент грузины не могли оказать грозному врагу сопротивление.
Не имело смысла ни с политической, ни с военной точки зрения ставить под удар войско и мирное население. Здесь следует принять во внимание еще и то, что грузины, очевидно, и психологически не были готовы к борьбе с новым противником, ибо доведенное до крайности византийским и хазарским нашествием население ожидало ог этой новой силы избавления, а не гнета (так же, как и другие страны, изнываощие под пятой Византии), ибо эта сила в первую очередь противостояла внзантийцам и хазарам, т. е. угнетателям. Вот почему разумнее всего было сначала оказать арабам вполне миролюбивый прием.
И тогдашний шаг Картли был оправдан дальнейшим ходом событий.
Прошло время, народ собрался с силами, раскусил нового захватчика, договорился с соседями — в первую очередь с армянами — и приготовился к борьбе. Участились восстания против завоевателей.
Они уже не довольствовались первоначальной подым ной данью, «джизией», и обложили население более обременительной поземельной «хараджой», которую должны были одинаково выплачньать владельцы
и плодородной и бесплодной земли. Никого не интересовало, какой урожай давала обложенная данью земля.
Жестокость завоевателей коснулась и другях сторон жизни. Теперь они грубо вмешивались в вопросы религии, ущемляли национальное достоинство населения. Участились казни и расправы, умножились карательные отряды. Арабы топили восстания в крови.

И здесь мы должны вспомнить одно имя. Если бы мы даже пе назвали его, каждый грузин все равно его вспомнит, когда зайдет разговор об арабском владычестве, пусть даже это имя не имеет ничего общего с описываемой ситуацией. Так случилось и с летописцем: он связал эту личность с первым нашествием арабов, то есть ошибся на целый век, ибо, как известно, арабы появились в Грузии в VII в., а тот человек, о котором пойдет речь, жил в VIII в.
Имена многих чужеземцев наш народ свято хранит, помнит их, как родных сыновей, и эта любовь и уважение передаются из поколения в поколение. Имена их звучат как символ мужества, благородства и справедливости, героической стойкости и великой дружбы.
Каждый грузин знает имя араба Або, которого у нас прозвали Тбилели (Тбилисским). Прах его покоится в одном из самых приметных мест города, память о нем — в сердце народа. Произведение, повествующее о трагической судьбе юного араба, изучается в наших учебных заведениях не только потому, что это один из древнейших памятников грузинской литературы, но еще и потому, что жизнь этого человека — прекрасный пример великой дружбы между народами.
Конечно, зла забывать нельзя, хотя имена дурных людей народ сохраняет реже. И среди этих немногочисленных имен, оставшихся в памяти народа символом нечеловеческой жестокости, одним из первых
обычно называют того, о ком мы сейчас расскажем. Речь идет о Мерване-ибн-Мухаммеде, или о Мурване Глухом, как он был назван в Грузии. Как видим, собствениое имя сохранилось не совсем точно, но
зато прозвище повсюду одинаковое, и указывает оно не на Физический недостаток, а на бессердечие эгого человека, который ничему пе внимал — ни совету, ии просьбе, ни внушению, ни стону бсспомощпого человека, ни слезам... Он был глух ко всему...
«Оттого прозвали его Глухим, что он не внимал речам советчиков»,— сообщает летописец. Интересное сведение приводит Симон Джанашиа: «В Гурии и теперь упрямца называют Мурваном...»
Так, значит, он проник и в Гурию.
Прошел весь Кавказ и везде пролил реки крови.
«Мурван обошел весь Кавказ и завладел воротами Дарьяльскими и Дербентскими. И сокрушил все города и мцожество крепостей в Картли. А когда узпал, что царь и все его родичи бежали в Эгриси, а оттуда в Абхазию, последовал за ними и сокрушил все города и твердыни Эгрисские... И никто не мог дать ему отпор, ибо войско его было многочисленнее лесов эгрисских». 120000 воинов привел с собой Мурван Глухой.
Это было в 735 году.
Слова летописца о том, что «никто не мог дать отпора Глухому», не следует понимать буквально. История сохранила имена самоотверженных борцов против Мурвана. И среди них в первую очередь следует назвать имена аргветских мтаваров Давида и Константина.
Несмотря на сильное сопротивление, враг в конце концов взял и разорил и этот край. Самих мтаваров, не пожелавших принять магометанство и тем самым в данном конкретном случае изменить родине, Мурван Глухой зверски замучил.
Мы располагаем описанием мученичества этих героев, написанным
г. ХII в. на основании более древних материалов. Здесь подробно описана удивительная стойкость духа и твердость двух грузинских героев.
Конечно, книга носит явно тенденциозный, религиозный характер, но мы уже не раз отмечали, что в ту эпоху всякий фактор национального движения облекался в христианские одежды и приобретал облик борьбы за религию. Поэтому под религиозными покровами нам будет не трудно разглядеть патриотизм и готовность пожертвовать собой в борьбе за национальную независимость. Произведение интесресно еще и тем, что ярко изображает силу и мощь вражеского войска, которое, прежде чем вторгнуться в Грузию, «разорило, уничтожило и заполонило Грецию и Армению, до самого моря... А после двинулось на север, как грозовая туча, несметное, словно стаи саранчи и мошкары, и покрыло лицо земли».
Как мы уже говорили, арабский полководец, преследуя грузинского правителя на запад, проник в Эгриси и Абхазию, но по дороге он прошел цветущий край Самцхе и «разбил лагерь в окрестностях Одзрхе, ибо был этот город прославлен своими доблестями в прошлом».
Если вспомнить образное описание силы и многочисленности арабского войска, то нетрудно себе представить, во что превратился этот цветущий край и древний прославленный город.
Враг рушил и топтал все, что можно было разрушить и уничтожить на пути: крепости, храмы, жилые дома, виноградники, сады, нивы, скот... Поэтому вполне достоверны слова летописца о том, что после арабского нашествия «нельзя было найти ни строений, ни пищи для людей и скотины»... Много, очень много времени понадобилось, чтобы залечить эти раны.
Как и следовало ожидать, население встретило нашествие врага отнюдь не покорно. То и дело возникали кровопролитные стычки. Боровшийся за свободу и независимость народ вступал в неравную борьбу и, несмотря на то, что наносил арабам немалый урон, в конце концов бывал вынужден отступать перед численным преимуществом противника.

Расположившийся лагерем возле Одзрхе Мурван Глухой послал отборную часть войска на Запад. Он, видимо, не ожидал сильного сопротивления до подступов к столице Эгриси, поэтому отправил вперед только часть войска, намереваясь вскоре подвести основные отряды.
Но там же, возле Аргвети, арабов ждало еще более яростное сопротивление. Здесь грузинское войско возглавляли аргветские мтавары, братья Давид и Константин. Натиск и отвага грузин заставили арабов на какое-то время отступить. «И взревел он, аки лев, и обратил врага в бегство, и рассеял его, уничтожив воинов без числа...» Завидев отступление своих передовых отрядов, - Мурван Глухой разьярился и двинул на Аргвети все войско. «И отправились они, числом подобные песку, и пришли в страну Аргвети, и распались по лесам и лугам, по горам и холмам ..».
Одним словом, саранчой накинулись на окрестности Аргвети и сломили сопротивление грузин. Давида и Константина схватили и связанными привели к Мурвану Глухому.

Нет сомнения, рассказ о мученичестве героев составлен автором ХII в. на основании свидетельства очевидца, на эту мысль наводит удииительная достоверность описания. Только непосредственный свидетель мог так выразительно и убедительно изобразить внешность героев:
«Давид был старше, строен и бел, с каштановыми волосами, прекрасным станом и густой бородой. Константин тоже был красив, с каштановыми волосами, но безбород...»



Столь вдохновенно нарисовавший портреты двух молодых героев автор несомненно пользовался более древними хрониками.
Напряженной выглядит беседа между полководцем, восседаюшим на «дорогом троне», и стояшими перед ним со связанными руками, но не покоренными героями. Автор достаточно подробно пересказывает эгот диалог. Трудно сказать, дословен пересказ или сокращен и исправлен, ибо, как мы уже отмечали, все произведение пронизапо религиозной тенденцией, и основной пафос этой беседы состоит в том, что арабский захватчик требует отречения от христианства, а братья остаются непреклонными защитниками своей веры.
Кто знает, может, во время этого диалога, в который раз уже перефразированного в дошедшем до нас рассказе, наряду с защитой христианства были сказаны такие же твердые и прямые слова о долге гражданском и патриотическом, но автор позднейшей обработки этого материала не пожелал вносить общие мотивы в религиозное произведеиие, чтобы не притуплять остроту основной идеи.
Но если даже эта беседа была точно такой, как она дошла до нас, то все равно в подтексте просвечивает национальное. И это прекрасно знали обе стороны этого напряженного диалога — арабский военачальник и грузинские мтавары.
Коварный и жестокий арабский полководец обуздал свою ярость и, несмотря на то, что эти герои нанесли ему серьезный урон и ущемили его тщеславие, сдержался и вместо того, чтобы сразу расправиться с ними, посулил им почести и богатства, если они отрекутся от своей веры, и примут Магометанство. Он понимал, что в случае успеха одержит политическую и моральную победу политическую и моральную победу, чем если просто казнит героев.
Эта беседа в книге может показаться несколько затянутой, но мыможем передать ее суть в пескольких словах: мы не боимся ни мук, ни смерти! Таков был ответ на все посулы арабского воеиачальника. И когда тот убедиллся, что тщетны все чговоры и угрозы, исполненный ненавнсти и злобы, вынес героям суровый приговор.
«Сначала их пытали жестоко, подвешивали вниз головой, потом связали по рукам и ногам, привязали на шею тяжелые кампи и бросили в реку Фазис, но-грузински называемую Риони».
Народ вытащил трупы героев и похоронил обоих в одном гробу, на берегу реки Цкалцителы, в том месте, где в их честь позднее был основан монастырь Моцамета (Мучеников).


Церковь мучеников Давида и Константина

Не знаю, нужно ли это подчеркивать: подвиг двух героев измеряется и оценивается не только тем конкретным ущербом, который они нанесли врагу, но силой нравственного примера, который способствовал воспитанию патриотического долга у последующих поколений, учил готовности пожертвовать собой во имя интересов народа и оказывать непреклонный отпор врагу...
Это понимали и сами герои, когда мужественно выносили пытки и издевательства, это хорошо знали и те люди, которые возводили в их честь стены монастыря на берегу Цкалцителы в четырех километрах от Кутаиси...
Между прочим, по преданию, отсюда же происходит и названи реки — будто бы воды реки имеют красноватый оттенок от крови мучеников(Ццалтитела - красная вода). Это, разумеется, легенда, так же, как и рассказ о том, что бог послал на вражеское войско, расположившееся между Абашей и Техурой, проливной дождь («пошел сильный дождь, и реки вышли из берегов»). Наводнение погубило солдат и всадников Мурвана Глухого. Легенда утверждает, что река отсюда получила свое название —, «Абаша», поскольку здесь якобы погибло 23 тысячи солдат Мурвана, родом из Абаши, т. е. абиссинцев, и Цхенисцкали( лошадиная вода (груз.)) — оттого, что в реке утонули 25 ООО арабских скакунов.


Река Цкалцитела у Церкви мучеников Давида и Константина

Возможно, наводнение и в самом деле произошло и нанесло определенный урон вражескому чойску, но этимология Цхенисцкали не может объясняться этим событием, так как название это существовало,
и раньше.
Далее автор пишет о том, что, несмотря на огромные потери, арабское войско оставалось почти столь же многочисленным и могучим.
Здесь же он приводит одну интересную деталь:
«Когда войско Мурпана Глухого повернуло от Абаши-Техуры, из-за проливных дождей ему пришлось пробираться по такой грязи, что хвосты копей погружались в грязь и их приходилось отрезать, ибо вытащить их оттуда было невозможпо». Вот какие неприятности доставляли вражескому войску наши живописные Аджаро-Гурийские холмы, на которых ныне зеленеют чайные плантации.
Выше мы пропустили один значительный факт, и теперь должны к нему вернуться. Картлийский правитель Степаноз II, у которого было два сына — Мир и Арчил,— разделил свое имущество между наследниками и, преследуемый арабами, укрылся в Эгриси. С собой он взял сына Мира, а чуть позже, видимо, к ним присоединился и Арчил.
Летописец умалчивает о конкретных обстоятельствах этого бегства или изгнания. Так же коротко сообщает об этом Вахушти Багратиони: «К тому времени Степаноз разделил свои сокровища: половину, отдал
Миру, половипу Арчилу. Сокровища закрыли в церквах к северу от Мцхета. Потом Степапоз и Мир отправились с Эгриси, а Арчил спрятал клад в ущелье Уджармы и в Гори... После чего пошел тоже в Эгриси...»
Когда Мурван Гл ухой вторгся в Грузию, Степаноза уже не было в живых и правителем Картли считался Мир, который продолжал скрываться в Западной Грузии. С ним был и его младший брат Арчил.
Именно их и преследовал арабский воспачальник.
Раздосадованный событиями в Аргвети, Мурван Глухой всю, силу своего гнева обрушил на столицу Эгриси, где, по его мнению, скрывались картлийские правители. Мурван разгромил города и крепости Эгриси, сравнял с землей укреплепия Цихе-Годжи, окруженные тремя стенами, но не нашел там братьев. Те уже были в Абхазии, у тамошнего правителя Леона.
Мурван тоже двинулся туда, разорив по пути Клисору(Келасури), Цхуми (Сухуми), и «подступил к стенам Анакопии (нынешний Новый Афон), где скрывались картлийские эрисмтавары». Здесь завязалась жестокая битва, в которой объединенное войско грузин и абхазов нанесла поражение арабам. Смертельно был ранен Мир, и власть перешла к младшему брату.
По свидетельству летописца, арабов здесь ждали и другие серьезные неудачи. Во-первых, кроме поражения на подступах к Анакопии, воинов косил повальный мор, во-вторых, разлившиеся рехи унесли множество всадников и коней. Но, как нам уже известно, арабское войско продолжало оставаться все же сильным и многочисленным, и взбешенный военачальник продолжал свой сокрушительный поход. Одним словом, Западной Грузии досталось не меньше, чем Восточной, «И прошел безбожник Мурван Глухой по побережью, и взял приморские крепости и города, и опустошил, и сделал непроходимой всю страну у морского побережья...». «И ушел оттуда, и обошел Гурию, и прошел Спери»

Во все уголки страны проник арабский военачальник. Начав с Восточной Грузии, враг разрушительным смерчем пронесся по всей стране — из Восточной в Южную Грузию, затем в Западную, оттуда, как мы уже видели, снова повернул к югу.
Мало было разорения! По свидетельству Джуаншера, когда Мурван Глухой повернул из Абхазии на юг, он занес в Тао-Кларджети страшную болезнь. Хроника Сумбата Давитисдзе гласит: «Багдадский Глухой сокрушил все крепости и прошел Шавшети и Гадо. И следом за ним великий мор разорил Шавшети, Кларджети, и мало осталось людей местами». Согласно этим двум источникам, «великий моръ (какой бы недуг ни подразумевали под этим словом летописцы, чуму или холеру) был занесен в Южную Грузию Мурваном Глухим.
Летописец не скрывает тревоги и возмушения, когда говорит об этом жестоком завоевателе, который каяня на камне не оставил в Грузии и Армении. Сжег, разрушил, вырезал все на своем пути.
Такое бедствие давно не обрушивалось на Грузию и другие страны Закавказья. В Армении тоже часто вспыхивали восстания, свободолюбивый армянский народ тоже не желал смириться с арабским гнетом.
После Мурвана Глухого в Грузии прочно утвердилось арабское владычество.
Но жестокий и грозный поход Мурвана Глухого был вызван не только желанием отомстить. Со временем все больше обострялись отношения между арабами и хазарами. Причем арабы уже не раз терпели от своего северного врага поражение и теперь хотели укрепиться в Грузии, чтобы здесь же, в горах, остановить натиск врага. Охваченное огнем мятежа Закавказье было ненадежным тылом. И задача Мурвана Глухого заключалась в том, чтобы обезвредить непокорных. И в самом деле, после кровопролитного марша по Закавказью войско Мурвана выступило против хазар. В Тбилиси арабы оставили эмира, наделенного большой властью: в его руках находилось управление страной, правосудие, ему же подчинялось войско. Короче говоря, эмир был полновластным правителем Грузии, хотя эрисмтаварства и не были упразднены.
Наивно думать, что при сложившихся обстоятельствах хазары могли проникнуться сочувствием к разоренной арабами Грузии и дать стране хотя бы небольшую передышку. В 764 г. они вгорглись в ее пределы и проникли в резиденцию эмира и, само собой разумеется, разорили Тбилиси.
Причину хазарского нашествия летописец видит в безответной любви хакана, который заочно влюбился в сестру картлийского правителя. Девушка была дочерью Арчила, который наследовал власть после смерти старшего брата Мира, погибшего в войне с Мурваном Глухим. Но спустя некоторое время погиб и Арчил, после жестоких пыток арабы отсекли ему голову. У Арчила осталось двое сыновей (Иоанн и Джуаншер) и четыре дочери. Младшую, в которую роковым образом влюбился хакан, звали Шушан. «Прослышал о ней хазарский царь...» и отправил послов в Грузию с таким предложением: выдай за меня сестру, а я помогу тебе в борьбе с арабами. Но мать и брат невесты, а также она сама не согласились, не захотели породниться с иноверцами.
Отвергнутый и оскорбленный «жених», видимо, долго таил в душе обиду, но любовь его к незнакомой девушке оказалась столь сильной, что он выбрал странный и недостойный путь для восстановления своей репутации и для завоевания неприступной женщины. Через три года хакан направил в Грузию большое войско под предводительством спасалара Блучана с твердым заданием: разорить Грузию и доставить невесту.
Как видим, жених оказался не очень достойным. Где логика,— что-бы завоевать сердце девушки, разорить ее родину? Удивляться не приходится,— такую нелогичиость проявляли и правители других стран, в самые разные эпохи появлялись в Грузии подобные «женихи».
Одним словом, хакан паправил в Грузию большое войско. Именно об этом нашествии мы говорили выше. «Сокрушил он город Тбилиси, полонил Картли и всю страну», — гласит летопись.
Как видим, первое задание Блучан выполнил добросовестно. Но ему суждено было стать жертвой второго задания. Случилось это так.
Семья девушки пряталась в одной из хорошо укрепленных крепостей Кахети. Хазарское войско после нескольких дней осады взяло крепость и полонило девушку и ее брата Джуаншера. После этого, разорив Картли и Тбилиси, войско с прекрасной добычей повернуло обратно. Молодая девушка в пути проявила беспримерное мужество— она приняла яд, спрятанный у нее в перстне, и тотчас умерла.
Блучан, как мы знаем, получил от хакана два задания. Одно он выполнил, а второе как будто тоже. Во всяком случае он сделал все, что от него зависело: взял крепость и забрал девушку. Мог ли он подучать, что чужеземка в дороге покончит с собой?! Казалось, хакан должен был быть благодарен своему спасалару за верную службу. Но он и здесь проявил нелогичность: велел привязать спасалара к двум коням, и, «когда оседлавшие коней всадники поскакали в разные стороны, спасалар был обезглавлен».
Неблагодарный хакан оторвал, как цыпленку, голову победившему спасалару. Арабы, надо полагать, надеялись, что после сокрушительного похода Мурвана Глухого грузины и другие закавказские народы будут окончательно сломлены и уже не смогут оправиться. И в самом деле. Собраться с силами было нелегко. Летописец отмечает, что жизнь страны никак не возвращалась в нормальное русло, но духом народ не был сломлен, и, едва залечив тяжкие раны, грузины снова и снова подпнимались против угнетателей.
Очевидно, из-за этой непокорности в 772 г. халиф,«вызвал в великий город Багдад» картлийского эрисмтавара Нерсе, сыпа куропалата Адарнасе. По свидетельству хрониста, халифу донесли на непокорного правителя. Но Нерсе оказался человеком гордым и непреклонным, он не склонил головы перед халифом и просить прощения не стал. Возможно, он даже такое себе позволил, к чему не привык самовластный тиран. Прибывшего в Багдад Нерсе бросили в темницу. Через три года халиф умер и к власти пришел его сын Махди. Трудно сказать, почему молодой халиф проявил такое великодушие, но факт остается фактом: грузинский правитель получил свободу и вернулся на родину, вновь получив эрисмтаварство.
Приключения эристава Нерсе описаны в хорошо известном в Грузии сочинении Иоанэ Сабанисдзе, которое сокращенно называют «Мученичеством Або». Полное название выглядит так: «Мученнчество святого и блаженного Христова мученика Або» (VIII в.).
Хоть новый халиф и освободил эрисмтавара Нерсе, но политике своих отцов и дедов не изменил: вернувшийся в Картли Нерсе застал здесь ту же картину — насилие, жестокость, беззаконие..
Трехлетний плен не сломил духа Нерсе, он продолжал выражать недовольство чужеземным гнетом, оставался таким же непокорным...
И спустя некоторое время на него снова стали смотрегь косо. Заметив это, Нерсе не стал ждать, когда его опять призовут в Багдад, и решил вовремя скрыться. Семью он отправил в Западную Грузшо, а сам бежал к хазарам с большой свитой. По мнению исследователей, он хотел заключить с хазарами военный союз против арабов, потому что, если бы ему надо было просто спастись, он мог отправиться вместе с семьей в Западную Грузию.
Как только Нерсе покинул Картли, халиф назначил правителем его племянника Степаноза.
Трудно сказать, как продвигались переговоры Нерсе с хазарами.
Автор повести, в силу ее определенной целенаправленпости, пишет лишь о том, что хазары хорошо приняли беглеца. «Когда пришел эристав Нерсе к хазарскому царю, тот приютил его, как своего, потому что он бежал от его врагов, и дал ему и всем его людям еду и одежду».
Вскоре Нерсе со свитой переправляется в Западную Грузию.
Когда Нерсе был освобожден из багдадского плена, в качестве слуги с ним отправился образованный и добрый юноша-араб 17-18 лет по имени Або. Сочинение Иоанэ Сабанисдзе посвящено именно этому юноше.
Как сообщает нам автор, Або возлюбил веру Христову, отрекся от мусульманства, за что его подвергли пыткам, потом отсекли ему голову и опасаясь, как бы христиане не выкрали труп и не похоронили его с почестями, на арбе вывезли его в окрестиости нынешнего Метехи, чуть восточнее храма, где тогда находилось кладбище, в честь которого весь район носил печальное и поэтичное название «Сагодебели». Здесь останки мученика были сожжены, но кости, видимо, не сгорели, поэтому их завернули в овечью шкуру и бросили в Куру. Все это было проделано на глазах у населения, чтобы застращать его. Стояли январские холода, и палачи надеялись, что в реку никто не полезет. Но они ошиблись. Народ преодолел страх и двинулся на город, где был сожжен Або. «Бежали престарелые со своими посохами, и хромые бежали, подобно оленям».


Або Тбилисский (Тбилели)

Это случилось 6 января 786 г., в день-крещения.
Повесть написапа современником и другом Або, очевидцем всех событий, собственными глазами видевшим муки Або. Зтим. и объяснятся эмоциональная сила сочинения.
Мы сейчас не будем анализировать это произведение. Мы лишь заметим, что, в силу понятных причин, автор подчеркивает факт принятия арабом христианской веры и его готовность во имя этой веры пожертвовать жизнью.
Правда, автор не останавливается специально на симпатии и любви араба к Грузии, к ее народу, но это само собой разумеется.
Славный арабский юноша, который «был образован, знал арабское письмо», еще в Багдаде сблизился с мужественным грузинским правителем и полюбил его — за его прямоту, смелость, справедливость и многие другие личные качества. Нерсе, очевидно, много рассказывал юноше о Грузии. В Картли он собственными глазами увидел то, о чем прежде знал по рассказам Нерсе, и всей душой полюбил миролюбивых и добрых людей, стонущих под ярмом угнетателей. Здесь он изучил грузинский язык, приобрел друзей, ознакомился с литературой, музыкой, особенно был покорен грузинскими песнями...
Короче говоря, в этом замечательном произведении нетрудно разглядеть штрихи чисто человеческих отношений, гимна любви и дружбы.
Рассказывая о трагической судьбе девушки — дочери Арчила, мы отметили, что она погибла в 764 г. Именно в этот год вторглись хазары в Грузию, «сокрушили город Тбилиси, полонили Картли и всю страну».
Вы, должно быть, помните эти слова. 1'1 там же: «И отныне... возросла власть сарацинов, и страна время от гремени подверг,лась набегам и разорению».
Грузинский летописец сообшает точные сведения. Это подтверждают и арабские источники. Со второй половины Ч111 в. завоеватели стали действовать активнее, непрестанно разоряли то одну область Грузии, то другую, установили более строгий режим. О том же повествует автор «Мученичества Або».
«...Мы порабощены и измучены нищетой и бедностью, изнемогаем под гнетом податей, как под ярмом железным»,— говорит очевидец этих событий Иоанэ Сабанисдзе. Описанные им события относятся к 70-м — 80-м годам VII в.
Обострение жестокости арабского режима во второй половине VII в. было связано с приходом к власти новой династии халифов: в 749 г. Омайядов сменили Аббасиды. Новые правители решили принять иранскую форму правления — увеличили бюрократический аппарат (что в свою очередь вызвало дополнительные расходы и рост эксплуатации покоренных народов). Особенно жестоким был натиск на немусульманские народы. Именно этот период описывает в своей повести Иоанэ Сабанисдзе.
В общем, арабский гнет становился все тяжелее.
Какую же реакцию вызвало это в покоренных странах?
Двоякую. Некоторые не выдерживали. Проявляли малодушие, отрекались от веры и тем самым предавали отечество, ибо, повторяем еще раз, в то время религия и национальное самосознание сливались в одно понятие. Враг наступал под знаменем веры, и под знаменем веры народ защищался. Одним словом, многие не устояли перед могучим натиском завоевателей. «Многих соблазнили и совратили с пути истинного... — с болыо замечает Иоанэ Сабанисдзе, — с тех пор и до сего времени рожденных христианами сбили с толку, некоторых силой, некоторых обманом, некоторых, не знающих по юности лет,— коварством... И изнывают от страха и колеблются, как тростпик на ветру...
«Многих соблазнили...» — вспомнили мы слова нашего писателя.
Но «многие» — это еще не большинство! Не следует забывать также о том, что это пишет очевидец событий, страстный патриот, у которого болит за родину сердце. Такому человеку один малодушный, колеблющийся, «словно тростник на ветру», может показаться в гневе не одиноким. По вполне понятным причинам он даже мог преувеличить, как это бывает в таких случаях.
И большинство народа, основная масса не сломилась, оказывала решительное сопротивление арабам. Иногда в открытой, вооруженной борьбе, иногда — более осгорожно, тайно... Но все равно непреклонно, не теряя искры надежды и боевого задора. Испытание в самом деле было тяжелым. Враг действовал коварно.
изменники напоказ окружались почетом и роскошью... Это соблазняло, как уже было сказано, многих, но далеко не всех. Большинство давало твердый отпор уловкам врага и лишь больше закалялось в борьбе.
Рассматривая этот период, И. Джавахишвили замечает: «Но такова духовная природа человека, в ответ на всякое угнетение и насилие, гонение и муки, пусть скрытно, он отвечает внутренним сопротивлением и крепнет. И тогда тоже именно это преследование разбудило грузип. Это притеснение заставило их глубже взглянуть на жизнь и создало ту духовную твердость, которая сильнее всякой физической силы...»
Арабам облегчало дело в особенности то, что к тому времени Грузия была раздроблена на мелкие области (самтавро), которые, подстрекаемые врагом, яростно боролись друг с другом. «И появилось много правителей в Картли, и боролись они друг с другом, и стали врагами друг другу»,— именно этот период характеризует таким образом «Летопись Грузии» («Матиане Картлиса»).
Уже более двух веков прошло с тех пор, как Иран упразднил в Картли царскую власть, чем сильно помешал стране, ставшей на путь объедипения. Была создана почва, способствовавшая разделу Грузии, после этого, как мы уже видели, в нашу страну вторглась еще более мощная сила, и процесс раздробления еще более ускорился.
Такая раздроблепность страны была на руку врагам. Разрозненныеые княжества легче было держать в повиновении. «Разделяй и властвуй»,— этот девиз сформулировали римляне, но его суть хорошо понимали все завоеватели и охотно им пользовались.
И снова вспомним приводившиеся выше слова И. Джавахишвили.
Распад страны дошел до той границы, за которой народ либо должен был погибнуть совсем, либо подвергнуться внутренней мобилизации. Должно было произойти или одно, или другое.
Случилось, как и следовало ожидать, второе.
Между населением княжеств, разделенных внешними барьерами,
Протянулись тайные и невидимые нити национального единства, которые спустя какое-то время обусловпли объединение всей страны.
Этот союз был невидимым, неоформившимся, порой неосознанным.
Подсознательно завоевывал он себе место в психике народа, в сознании людей исподволь готовилась почва для прочного национального единства...
Характерно еще одно обстоятсльство. Как известно, арабы пе смогли утвердиться в Западной Грузии. Вся тяжесть гнета легла на Восточную Грузию. В продолжение этого векового гнета случались периоды, когда завоеватель прибегал к особо жестоким репрессиям. Измученные новым натиском и нечеловеческой жестокостью, люди бывали вынуждены покидать свои жилища и спасаться, кто де мог. И как вы думаете, куда они бежали? В большинстве своем — в Западную Грузию, туда, где их ждало братское сочувствие, друзья и близкие. Где их готовы были пригреть, приласкать, успокоить. Где могли утереть им слезы, поделиться куском хлеба, дать приют...
В тот период наблюдается явное сближение между Западной и Восточной Грузией.
Как и следовало ожидать, с течением времени арабское владычество слабело и теряло под собой почву. Халифат захватил слишком большую территорию, которой стало трудно управлять. В покоренных странах периодически вспыхивали восстания, в частности — в Картли и других закавказских странах. Угнетатель только в Тбилиси и во Внутренней Картли чувствовал себя более или менее уверенно, в окраинных областях было уже опасно. Туда арабы изредка отправлялись на грабеж, да и то, получив вспомогательные силы от халифа. Разграбив ту или иную область, арабы спешили назад, но иногда и это им не удавалось, таким сильным было сопротивление недовольного населения. Упадку халифата способствовал и внутренний раскол. Местные эмиры перестали подчиняться халифу. Испытав сладость власти над покоренными народами, они возомнили себя независимыми правителями, не желали отправлять собранную дань халифу, не выполняли его приказов, держались вызывающе. Халифу теперь приходилось высылать карательные отряды не только против местного населения, на и против собственных наместников. Масштаб действий этих карателей был различным: то мельче, то крупнее.
В начале IX в. участились случаи непослушания тбилисских эмиров. Порой они даже находили общий язык с грузинскими мтаварами, и объединившись с ними, оказывали сопротивление карательным отрядам халифа. В 40-х годах эмиром в Тбилиси был Сахак, сын Исмаила.
Слишком возгордился этот правитель, совсем не подчинялся халифу, делал, что хотсл. Ему удалось заключить прочный союз с кахетинцами, и благодаря этому он отбил атаки нескольких карательных экспедиций, посланных халифом. Целых пятнадцать лет своевольничал Сахак беззаконно. Но об этом речь у нас пойдет позже...
Крепла уверенность народа, что скоро он сбросит ярмо, чужеземного гнета и обретет желанную свободу. Но эта вера держалась нс только на упадке халифата.
Нет. Народ сам ковал свою победу. Он ни на минуту не смирялся с рабством и на всем протяжении арабского владычества оказывал врагу активное сопротивление. Но не только участившиеся мятежи давали основания для веры в победу. Главным все же было другое. Главной была духовная энергия народа. Возможно, временами приглушенная, но все равно стойкая. Мы говорили выше о тех невидимых нитях, которые связывали между собой отдельные части Грузии, прежде разрозненные и враждующие.
Да, только единство должно было стать краеугольным камнем освобождения. На это единство и опиралась вера в избавление.
Пришла пора положить конец тому бедственному состоянию, когда «появилось множество правителей в Картли и боролись они друг с другом...» Эти распри и междоусобицы были губительны, они облегчали задачу завоевателям, и сознание этого постепенно укреплялось в народе. Вопрос объединения Грузии медленно, но неуклонно назревал. Уже обрисовывались четкие контуры общенародного стремления к единству.
Стихийным ли было это стремление?
Это не исключено. Возможно, вначале оно и было стихийным, но опиралось на духовную энергию и мудрость народных масс. Позднее это единство укреплялось уже сознательно. Участились деловые переговоры, обмен послами между княжествами. Если еще раз использовать нашу волшебную машину, можно услы-
шать примерно такую беседу, и даже увидеть на экране изображение беседующих. Возможно, и эти два всадника посланы с такой же важной миссией и беседуют об интересующем нас предмете.
Скорее всего они направляются из Самцхе на Восток. Сумерки застигли их задолго до Уплисцихе. Они едут в темноте и, возможно, потому молчат — мрак, окутывающий их со всех сторон, не располагает к беседе, нить разговора прервалась, они словно боятся ночи, обладающей бесчисленным множеством ушей.
Луна запаздывает, небо усеяно мириадами звезд, и привыкший к темноте глаз разлйчает дорогу и при их бледпом свете... Вдруг один из всадников резко осадил коня и быстрым движением руки остановил своего спутника. Он показал рукой на небо. Второй всадник сначала взглянул на него с удивлением, потом перевел взгляд на вытянутую наверх руку. И среди мириадов звезд увидел созвездие Плеяд. Маленькую группу звезд, как бы выделявшуюся на сверкающем небе и лукаво мерцавшую. Таких улыбчивых Плеяд им никогда не доводилось видеть. Звезды словно делились с ними какой-то тайной радостью, утешали, внушали надежду. Всадники почти одновременно устремили друг к другу заблестевшие глаза. Возможно, в эту минуту продолжится пить прерванного разговора...
Но мы забежали вперед... Чтобы все стало ясным, оглянемся на события, проследим их в последовательности. Это даст нам возможносгь увидеть, как подготавливалась почва для объединения страны.

«Исторические хроники Грузии» Вахтанг Челидзе, Издательство «Мерани», 1980 год

Продвижение арабского халифата далее на Восток было прервано в 751 году в битве с китайским войском у реки Талас (территория современного Кыргызстана).