Здесь дворянство весьма многочисленное. Князей же по крайней мере столько же, как графов в Польше, и также ни те, ни другие прав своих на сии преимущества доказывать не желают.
... Здесь вообще все состояния, исключая черного народа, довольно добродушного и готового научиться кроткому повиновению, приобыкли придавать распоряжениям начальства превратное истолкование, и если когда не смеют совершенно отказаться от исполнения, то испытывают наклонность к каким-нибудь переменам, дабы впоследствии рассказывать легковерным, что принудили к тому сопротивлением. Тщеславие сего рода в особенности принадлежит здесь знатнейшим княжеским фамилиям, к мнению которых все прочие имеют рабственное уважение. Многоразличные обстоятельства понуждали предместников моих ласкать высокомерие сих людей, ибо слишком сильным почитаемо было влияние их в народе. Они же при возникавших часто в здешней стране мятежах употребляемы будучи к прекращению оных (в каковых случаях весьма малые из них бывали сколько-нибудь надобными), почитали себя необходимыми, и щедро расточаемые им награды принимали как надлежащее им уважение, никогда как милость.
Не погрешая можно сказать о князьях грузинских, что при ограниченных большей части их способностях, нет людей большего о себе внимания, более жадных к наградам без всяких заслуг, более неблагодарных. Здесь при царях сильнейшие фамилии пользовались большими преимуществами, и, в них имея всегда нужду, цари попускали власть беспредельную в отношении к принадлежащим им крестьянам. Доходы царства были весьма скудны, неопределительны, не было средств содержать постоянных войск, с соседями были вражды беспрестанные, и войска по надобности собирались с земли. При сих случаях богатейшим из князей, которые могли поставлять большее число воинов, оказываемо было предпочтение, прощались вины и самые преступления снискивали снисхождение. Они приобыкли к своевольству, и оное нередко переходило в самое непослушание против царей и даже измены. В Грузии почти нет княжеской фамилии, особенно знатной, из которой бы не было несколько изменников в бегах в Персии или Турции. Цари, боясь наказаниями ожесточить фамилии, почасту же и средств наказания не имея, искали их возвращения, не только обещали забвение вины, но и самые милости. Людям с таковыми свойствами нелегко приобыкнуть можно к правительству, не терпящему своевольства, полагавшему обуздание на власть прихотливую, не имеющему необходимой нужды потворствовать разврату виновным послаблением. По сей причине весьма мало есть грузинских князей, нам приверженных.
Я же в особенности обращаю их на себя негодование, ибо в поведении моем с ними примечают они разницу с моими предместниками. Уважение мое дается более приобретающим его заслугами и благонамеренным к правительству расположением, нежели происхождению от знатной фамилии. Отделяю я всякое преимущество князей над дворянами, которое доселе разумели они присвоенным к ним титулом. Между самих князей не поставляю никакого различия, которое прежде, в обиду многих, принадлежало единственно богатству или многочисленности фамилии. Чины, награды и пансионы даются редко, ибо даются достойным, повиновения требую безусловного.
В татарских дистанциях Барчалинской, Казахской и Шамшадильской, агалары (род дворян) издавна присвоили себе такую степень власти над черным народом, что сей последний, свободный по состоянию и зависящий от них потому только, что поручен им в управление, обязан будучи некоторыми в пользу их повинностями, сделался совершенно рабами. Не было повинности определенной, не было собственности, которую бы агалар не мог присвоить по произволу. Подать в казну ими была распределяема. Увольняли от оной, кого желали, на других возлагали по прихоти. Богатые из поселян избегали ее, тягость падала на одних бедных. Наложением штрафа собирали они большие деньги и никому отчета в них не давали. В дистанциях хотя и были от правительства чиновники, называемые главными приставами, но не имели они достаточной власти смирять своевольство агалар, временем утвержденные обычаи сохранились в полной силе. Цари грузинские, неоднократно испытавшие измену сих народов, думали удерживать их, агаларам поблажая, а сии привыкли пользоваться большими преимущестами, всегда устрашая царей, что при малейшем неудовольствии народ свободный, кочевую жизнь ведущий, оседлостию к земле не привязанный, перейдет к персиянам. Начальство доселе те же самые употребляло средства, ту же самую имело боязнь, чтобы жители не бежали за границу, и продолжавшаяся с Персиею война и внутренние беспокойства понуждали его к снисхождению, которое умножало власть агаларов.