Масада сидела у римлян как кость в горле. Горделивые иудеи, которых римляне покорили на всей территории иудеи, не сдавались только тут. Данный факт не давал римлянам спокойствия, и они решили потушить и этот последний очаг сопротивления.

«Таким образом, римский полководец во главе своего войска выступил против Элеазара и сикариев, занимавших Масаду. Всю окрестность он покорил без затруднений и в подходящих местах оставил гарнизоны. Самую же крепость для того чтобы никто из осажденных не мог бежать, он окружил обводной
стеной и расставил на ней караулы. Затем он избрал пригодное для начала осады лагерное место, оказавшееся на том пункте, где скалистый хребет, на
котором стояла крепость, был соединен с близлежащей горой, хотя именно это
место значительно затрудняло доставку необходимых припасов».

Земляной вал, который насыпали римляне у Масады«За крепостью, господствовавшей над восходящей к дворцу и на вершину утеса западной дорогой, находилась скала с огромной площадью, далеко выступавшая вперед, но лежавшая на 300 локтей ниже Масады. Она называлась Левкой. На эту скалу взошел Сильва и приказал своему войску занять ее и подвозить к ней землю. И вот усердными работами многочисленной армии сооружена была могущественная насыпь в 200 локтей высоты, но и этот вал оказался все еще недостаточно высоким и прочным, чтобы служить базисом для машин, а потому на нем воздвигнуто было из камней новое сооружение 50 локтей ширины и такой же высоты».

После того, как римляне насыпали вал, они подняли на него осадную башню, и под прикрытием баллист и катапульт, «баранья голова» тарана на осадной башне начала мерно разрушать стену.
Так как стены на Масаде казематные, то защитники крепости в том месте где была разрушена стена, крепили, или построили новую используя деревянные балки и землю, дабы таран пружинил и был менее эффективен.
Но римляне, увидев это новшество, стали метать в стену зажженные головни, от чего последняя занялась, а так как римская осадная башня была рядом, огонь чуть не сжег и ее.
Основание осадной башни у крепости Масада Но в последний момент как пишет Иосиф Флавий:
«внезапно, как по божественному мановению, ветер переменил свое направление, обратился к югу и направил огонь против стены, которая горела уже сверху донизу».
После того, как стена прогорела, римляне вернулись в лагерь, усилили охрану и готовились утром штурмовать Масаду.

Но не тут-то было! Как сказал классик: «Смеркалось!»
«Элеазар и не думал о бегстве, да и никому другому он бы этого не позволил. Видя, что стена разрушена огнем, а никакого средства спасения или защиты придумать невозможно, воспроизводя живо перед глазами, как римляне станут обращаться с ними, их женами и детьми, когда попадут к ним в руки, он решил, что все должны умереть».

Далее он произносит две речи, потому, что одной не хватило для того, что бы убедить народ на предпочтение смерти, а не выбора страданий жизни раба.
В первой речи он говорит народу, что его последователи «Сикарии» уже давно выбрали для себя единственного правителя – Всевышнего, и решили никому другому не служить и не покланяться. Так же сказано о свободе, которую они выбирали для себя на всем протяжении пути, и о муках рабства, а далее он произносит довольно страшные слова.

«Пусть наши жены умрут не опозоренными, а наши дети – не изведавшими рабства, вслед за тем мы и друг другу сослужим благородную службу, тогда нашим почетным саваном будет наша сохраненная свобода».

Увидев же, что часть людей еще не готова так поступить, он говорит далее о бессмертии души и о ее сущности, о ее освобождении и далее опять подводит итог.

Вид с крепости Масада на запад«Тут один будет видеть своими глазами, как уводят его жену на позор; там другой услышит голос своего ребенка, зовущего к себе отца, а он, отец, связан по рукам! Но нет! Пока эти руки еще свободны и умеют держать меч, пусть они сослужат нам прекрасную службу. Умрем, не испытав рабства врагов, как люди свободные, вместе с женами и детьми расстанемся с жизнью. Это повелевает нам закон, об этом нас умоляют наши жены и дети, а необходимость этого шага ниспослана нам от Бога. Римляне желают противного: они только опасаются, как бы кто-нибудь из нас не умер до падения крепости. Поспешим же к делу. Они лелеют сладкую надежду захватить нас в плен, но мы заставим их ужаснуться картине нашей смерти и изумиться нашей храбрости».

Далее Иосиф Флавий приводит тяжелое описание последних минут жизни 960 жителей Масады, из числа которых спаслись только две женщины и пятеро детей.

«Элеазар хотел еще продолжать свою речь, как они в один голос прервали его, бурно потребовали немедленного исполнения плана и, точно толкаемые демонической силой, разошлись. Всеми овладело какое-то бешеное желание убивать жен, детей и себя самих; каждый старался предшествовать в этом другому, всякий хотел доказать свою храбрость и решимость тем, что он не остался в числе последних. При этом ярость, охватившая их, не ослабела, как можно было бы подумать, когда они приступили к самому делу, – нет! До самого конца они остались в том же ожесточении, в какое привела их речь Элеазара. Родственные и семейные чувства у них, хотя сохранились, но рассудок брал верх над чувством, а этот рассудок говорил им, что они таким образом действуют для блага любимых ими существ. Обнимая с любовью своих жен, лаская своих детей и со слезами запечатлевая на их устах последние поцелуи, они исполняли над ними свое решение, как будто чужая рука ими повелевала. Их утешением в этих вынужденных убийствах была мысль о тех насилиях, которые ожидали их у неприятеля. Макет северного дворца Ирода на Масаде.И ни один не оказался слишком слабым для этого тяжелого дела – все убивали своих ближайших родственников одного за другим. Несчастные! Как ужасно должно было быть их положение, когда меньшим из зол казалось им убивать собственной рукой своих жен и детей! Не будучи в
состоянии перенесть ужас совершенного ими дела, и сознавая, что они как бы провинятся перед убитыми, если переживут их, хотя одно мгновение, они поспешно стащили все ценное в одно место, свалили в кучу, сожгли все это, а затем избрали по жребию из своей среды десять человек, которые должны были заколоть всех остальных. Расположившись возле своих жен и детей, охвативши руками их тела, каждый подставлял свое горло десятерым, исполнявшим ужасную обязанность. Когда последние без содрогания пронзили мечами всех, одного за другим, они с тем же условием метали жребий между собой: тот, кому выпал жребий, должен был убить всех девятерых, а в конце самого себя. Все, таким
образом, верили друг другу, что каждый с одинаковым мужеством исполнит общее решение, как над другом, так и над собой. И действительно, девять из оставшихся подставили свое горло десятому. Наконец оставшийся самым последним осмотрел еще кучи павших, чтобы убедиться, не остался ли при этом великом избиении кто-либо такой, которому нужна его рука, и найдя всех уже мертвыми, поджег дворец, твердой рукой вонзил в себя весь меч до рукояти и пал бок о бок возле своего семейства».

И финальная часть рассказа Масады:

«Рано утром римляне, в ожидании вооруженного сопротивления, приготовились к сражению, накинули наступательные мосты на крепость и вторглись в нее. Каково же было их удивление, когда вместо ожидаемых врагов на них отовсюду повеяло неприветливой пустотой и, кроме клокотавшего внутри
огня, над всей крепостью царило глубокое молчание. Синагога в крепости Масада Озадаченные этим явлением, они, наконец, как при открытии стрельбы, подняли боевой клик для того, чтобы этим вызвать находившихся внутри. Этот клик был услышан женщинами, которые вылезли из подземелья и по порядку рассказали римлянам о
всем происшедшем. В особенности одна из этих женщин сумела передать в точности обо всем, что говорилось и делалось. Римляне все-таки не обратили внимания на их рассказ, так как не верили в столь великий подвиг, а постарались потушить пожар, быстро пробили себе путь и втеснились во внутренние помещения дворца. Увидев же здесь, в самом деле, массу убитых, они не возрадовались гибели неприятелей, а удивлялись только величию их решимости и несокрушимому презрению к смерти такого множества людей».