Роберт писал(а):Здесь можно продолжить дискуссию начатую в соседних темах.
На момент вторжения 600 тыс. армии Наполеона в Российской насчитывалось 220 тыс. Несмотря на ряд поражений война была блестяще выиграна в течении одного года.
В русско -турецких войнах во всех без исключения сражениях в русских войсках было численное меньшинство.
Чушь высказанная Мимино ,уже никого не удивляет. Список побед только великих полководцев Суворова и Румянцева займет ни одну страницу. И всегда брали не числом ,а умением.
А чего стоит величайшее сражение выигранное князем Воротынским(60 тыс.) над Крымским ханом Девлет-Гиреем(свыше 120 тыс) при Молодях. Считаю одной из самых героических битв русского оружия. На карту тогда в очередной раз поставлено само существование российского государства. Битва была страшная, упорная и кровопролитнейшая. Татар ушло всего 20 тыс.

Прохожий писал(а):Думается, все же речь должна идти о вкладе грузин, а не Грузии..

Прохожий писал(а):Думается, все же речь должна идти о вкладе грузин, а не Грузии..
Хотя возможно - я ошибаюсь...

irakly писал(а):И это все? Будут еще победы и достижения, а так же вклады в них?

irakly писал(а):И это все? Будут еще победы и достижения, а так же вклады в них?

Роберт писал(а):Цицианашвили-Цицианов

— Сделай милость, скажи, — спросил я у горца, когда он снова поравнялся со мною, — что там за храм над Степанцминдою?
— За Тереком?
— Да, за Тереком.
— Храм святой Троицы, во благо живущим, в память усопшим... В старину там хранили и укрывали сокровища... и совет народа сидел...
— Сокровища, говоришь? .. Совет? ..
— Здесь сокровища грузинских царей укрывали от врагов. Много их привозили из Мцхеты...
— Ну... а совет?
— Келейка там есть... Там совещались мудрейшие. Всякое, бывало, трудное дело обсудят...
— Каков же был этот совет? Про какие дела толковали?.. Не скажешь?
— Отчего не сказать? Скажу, что знаю. Как поднимется, бывло, народ на большие дела, на брань или сход, выберут мудрых стар-цев, да и посадят на совет в келейку. И что решат да объявят благодатью спасителя да именем Троицы, того уж не преступить.
— А ты сам бывал на таком совете?
— Сам! Я ведь про старинные времена говорю.
— Отчего же теперь не так?
— Теперь?!
Мой горец задумался и не отвечал. Поразмышлявши несколько времени, спросил меня сам:
— Вы из каких будете?
— Грузин. Разве не видно?
— Откуда же видно? Одеты не по-грузински... По-русски одеты.
Да разве только по одежде узнаешь грузина?
— Она глазу виднее.
— Ну, а язык наш?..
— Так ведь многие говорят по-грузински армяне, осетины, татаре... А одежда грузинская... не у многих разве?
— На грузине она совсем особенно выглядит. А в русской разве грузина признаешь?
— Да ведь ему душою надобно быть грузином, а не одеждою...
— — Ваша правда. Только в душу разве заглянешь? Не видно ее... А одежда вся на виду.
— Я вот, хоть и в русской одежде, а душою грузин.
— Что же, может быть...
Поверил мне горец или не поверил, не знаю, только потом мы завели с ним такую беседу:
— Ты мне давеча не сказал, начал я, — отчего большс не собирается в келье совет?
— Отчего! А народ теперь где? Мы теперь при русском царе. Теперь все по-другому. Прежнего ничего не осталось. Под горою, у Троицы, лежит деревня Гергети. Цари наши велели ее жителям стеречь святой храм и сокровища. Всей деревне дали жалованную грамоту на вечные времена. Так что и теперь что ни ночь два-три гергетских мужа поднимаются на караул. Только русские начальники и ухом не ведут на царскую грамоту, и гергетцам теперь совсем по-другому при ходится добывать пропитание. Разрушилось прежнее устройство, и дарованный Троице божьею благодатью совет упразднился.
— Так прежнее устройство и время были лучше?
— Что же... разве не лучше?
— Чем же лучше?
— Прежде плохо ли, хорошо, а себе принадлежали. Вот чем лучше! Народ был .народом, душа душою... муж был мужем, жена женой... Один о другого опирались, один другого поддерживали. Прежде! Прежде всем миром вдов и сирот призревали, из дому черта, извне врага изгоняли, божьего да господского старосту не обделяли, один другого от врага заслоняли, падшего поднимали, плачущего утешали, скорбящему сострадали, во всем были едины. Теперь прежнее единство распалось, жадность да корысть нас одолели, вражда и зависть проникли в душу. Кто теперь вдову да сиротку призреет? Кто подбодрит споткнувшегося? В себя ушел человек, об одном себе только заботится. Духом пал народ! Пало имя грузина. Забылся наш закон и
обычай. Прежде жили мы сами, а теперь что осталось от нас? Все теперь продается: еда и питье, дороги и лес, даже суд и молитва... Что осталось от прежнего горца?
— Но ведь теперь у нас мир?
— Что нам мир на пустой желудок? Да и что вообще этот мир?
В ножнах кинжал ржа заедает, в стоячей воде лягушки заводятся, черви разные, пресмыкающиеся. А в бурном Тереке резвится форель!
Так что же этот мир для живых людей? Да и что такое враг, когда есть народ? Покоя и мира нам хватит в земле...
— А когда прежде враг налетал... разорял, угонял...
— Теперь купцы-армяне разоряют нас еще пуще. Прежде мы, встречая врага, поигрывали щитом и мечом... Случалось, и одолевали.
А торгаша чем одолеешь? Прежде в равном бою добывали славу, а у аршинника чем раздобудешься? Были прежде у нас враги... но за верную службу и жаловали нас щедро: землю дарили, грамотой оделяли... Вон над Тереком нерукотворная крепость виднеется. Арши мы ее называем.
— Нерукотворная, говоришь?
— От бога крепость... Ни взять ее, ни разорить...
— Так что же крепость?
— В давние времена поднялось к ней кахетинское войско. Захватило крепость... Все ущелье бросилось за поддержкой к владетелю.
Но ему нечем было помочь беде. Народ взволновался. Кахетинцы много горцев поубивали, все их знамена повергли наземь. Среди горцев был мудрый муж, отец красавицы-дочери. Горец этот придумал опоить войско кахетинцев. Велел принести в крепость вина, а дочери наказал быть виночерпием. Кахетинцы, оглушенные вином и красотою девицы, забылись и перепились. Красавица растворила ворота, дала горцам знак, что враги захмелели. Горцы с боевым своим кличем вошли беспрепятственно в крепость, перебили хмельных кахетинцев и вернули себе твердыню. Дали весть Арагвскому Эристави. Он грамотой пожаловал крепость отцу красавицы.
— Так что ж это за молодечество?
— Отчего же не молодечество? Умные люди всегда так: где сила не одолеет, там выручит выдумка.
— Что же, ты хотел сказать... из того, что кахетинцев поубивали?
— Теперь все мы, грузины, братья. Не из вражды рассказал я про кахетинцев, а для того, что прежде готовы мы были сложить на службе свои головы, за то и жаловали нас тогда щедро. Пропасть никому не давали. Славой, мужеством добывали мы себе пропитание. А теперь чем? Ложью, изменой, продажностью... клятвопреступлением...